Вероника Батхен (c)



Набросок с трассы.



Пятном по белому листу

Простой пейзажик городской,

Я, как шлагбаум на посту,

Стою с протянутой рукой.

Сто тысяч верст до Катманду,

Полвзгляда в небо до луны.

Ползут букашками в меду

КАМАЗов злые валуны.

Зря говорил король Луи:

«От скуки некуда бежать»

Торчи себе у колеи,

Забыв впотьмах кулак разжать.

Который час завис в пути,

Который год до никуда.

Мои подруги по сети

Уже готовят невода.

А я стою, дурак как есть,

В кармане шиш, под маской вши.

И даже ангелу не съесть

Моей безбашенной души.

Я торможу пока везет,

Пою навылет, бью сплеча,

Сто тысяч верст плюю на все

В пути от двери до ключа.

Ночь как назло не горяча

И спирт, собака, не берет

Машины катятся, урча,

На все четыре и вперед.

Из тучи ветер тянет плеть,

Осины всуе теребя,

И мне, пожалуй, не успеть

Ни до утра, ни до тебя.



01.00



* * *



Он шел свозь дождь, он мок до слез,

Он слеп от желтых фонарей.

Январь вокруг скакал, как пес

У вечно запертых дверей.

Гудели нервы проводов,

Машины мчались по шоссе,

Везли плоды своих трудов

В дома, где все живут как все.

А он плевал на мир с трудом —

Возни на жизнь, а толку чуть.

Он нес любимой в нежный дом

Еще горящую свечу.

Пускай на день, пускай на час,

С тоски, со зла, от фонаря,

Но раз зажженная свеча

Не смеет выгореть зазря!

Что толку тлеть покой храня,

Забыв грехи идти на суд?

И нет прекраснее огня,

Чем тот, что даром в дом несут.

…А ты сидела в стороне

От оснований и причин

И наблюдала, как в окне

Играет свет чужой свечи…



01.00



* * *



Цветок под сердцем. Сонный час. Холмы в редеющем тумане.

Чай пахнет днем, постель смолой, случайный мальчик — молоком.

Шуршит трава, росой сочась. Слова, как косточки в стакане,

Гремят впустую. Ветер злой задул костер за маяком…



Так просто вымыслить сюжет, тоску усталую лелея,

В оконной раме разглядеть сомнамбулический пейзаж,

Парить мечтами неглиже… Марго, Марина, Лорелея,

А рядом — маленький кадет, отважный рыцарь, верный паж…



Все как всегда — мечта ясна. Осин унылые скелеты

Маячат в прорези окна. Фонарь работает луной.

И будет бледная весна, потом сомнительное лето

И осень, горечь, глубина, избитый штамп, портвейн дрянной…



Сама в себе собой творя, я жду у моря янтаря.



03.00



* * *



Альде



Говорила мне мать — не ходи за водой,

Мол, обманет река и утянет на дно,

Станешь черной землей, станешь горькой рудой

И узнаешь все то, что узнать не дано.



Но манила меня глубина синих струй,

Тишина камышей, беспокойная даль…

Ведра ждут на песке будто псы на пиру,

Над моей головой — ключевая вода.



Что вчера потерять, что сегодня беречь,

Что нашарить рукой в пустоте ледяной?

Говорили, молчанье дороже чем речь,

Все родные не стоят свободы одной.



Птичье сердце таится под шкурой угря.

Лодка движется к цели волнам вопреки.

Стану желтым горючим зерном янтаря —

Может, кто-то меня подберет у реки.



04.00



* * *



От безответственной любви

К обезразличенной привычке.

Ты говоришь «Шерше ля ви»

А я курю. Ломаю спички.

На полках пыль. В кастрюле суп.

Соседка звякает ключами.

Мы наслаждались — топь и труп —

Неразделенными ночами.

Вороний скрежет за окном.

Скулит рассвет. Спешат трамваи.

Мы жили — кочет с кочаном

Порой себя переживая.

Но вот — абзац. Пробел. Пустяк.

Прорыв. И хлынула наружу

Тоска, что пряталась в гостях

У глаз, истаскивая душу.

Костер. Пора. Ключи на стол.

По почте тапочки и свечи.

Мы жили рядом — год за сто,

А разошлись в четыре встречи.

Пусть… Переезд. Забытый хлам.

Секрет сработанной постели.

Мы все делили пополам,

Но одиночество — не смели.



04.00



* * *



Облаков беленый лен.

Капли с неба бьют поклоны.

Зябнет осень, мокнет клен.

Заболел забор зеленый.

Ветер воет не туда.

У домов заплыли ставни.

Мимо страха и стыда

Сон спешит дорогой давней.

Час червей, вистует рак.

Виски-сад, тоска лесная.

Бродит по миру дурак,

Ищет то, что сам не знает.

У тебя горит свеча,

У меня — дрова в камине.

Новой ночью не скучай —

Будет все. И нас не минет.



07.00



* * *



Из бумаги лодочка — как рука…

Бренность гардеробного номерка,

Телефонный шепот, звонок в окно —

Так у нас, газетных, заведено,

Так у нас, придуманных, повелось —

Разговоры вместе, а ночи врозь.

И вперед — по стоптанной мостовой

В город всемятежный, беспутный, твой.

Что ему гранит, что чугун и медь —

Ведь старуха жизнь и девчонка смерть

Вместе бродят в сумерках по дворам,

Тополиным кланяясь веерам,

Собирают судьбы и дарят дань.

А в колодцах звезды — поди достань!

И — чужим уставом в родной обряд —

Станция метро «Неохотный ряд»…

Где найти того, кто тебя поймет?

Чувствуешь на пальцах кирпичный мед?

Видишь — на носочках сквозняк сырой

Побежал по лестнице на второй…

Да, к тебе в квартиру. Открой, не трусь!

Забери себе невесомый груз,

Сохрани, таясь в четырех стенах,

Мертвое, как бабочка, «Гуте нахт».

Ночь добра к юродивым и ворам,

Рассыпает счастье по всем ветрам.

На седой асфальт, на холодный наст,

Но по счастью, кажется, мимо нас.

Полежи без просыпу, не зевай,

Даром за окошком звенит трамвай,

Даром завалялось с дурных времен

Сморщенное яблоко «Гуте йорн».

Подожди — спешит, о часы стучась,

Наш двадцать пятый час.



06.00



* * * 



Баллада о дали



…Ночь сдала документы на первом посту.

Часовой записал, примеряясь к листу,

«Клички — Нюкта, Геката, Астарта, Ассоль;

Возраст — черт его знает…». Он срезал мозоль

От дубинки на пальце корявой руки

И отправился спать, наплевав на гудки

С трассы — мимо ползли грузовые гробы

И водитель, стряхнув папиросу с губы,

Матерился — какая вокруг красота.

В кольцевой деревушке с макушки креста

Надрывалась ворона с разбитым гнездом.

Лаял пес, охраняя непроданный дом.

На продажу старуха пекла пирожки,

Её сын спал в подвале, зарывшись в мешки,

С-под картошки, забытые прошлой зимой.

Её внук из Чечни возвращался домой,

Но застрял в Ленинграде у бляди, дурак.

Брысь-котенок забрался в рабочий барак,

И мурчал безмятежно, угревшись в ногах

У девчонки-ткачихи под сонное «вах»

Кобеля-инвалида подпольной войны.

Медсестра улыбнулась обрезку луны,

Разобрав инструменты под первый аборт

За сегодня. Подлодка покинула порт,

Обещая вернуться в грядущем аду.

Запоздалый троллейбус ушел в Катманду.

Ночь взглянула на свет, ночь открыла глаза —

Время мерно качалось вперед и назад.

Ночь укрылась истрепанным серым платком,

И… исчезла, как лед под чужим каблуком.

Злое утро, зевая, глотнуло пивка,

Осмотрелось и тоже рвануло в бега.

Время вышло в кусты, день встряхнулся, как пес

И навстречу чему-то понесся, понес

Сумасшедших, цивилов, святых и воров,

Безнадежных свиней и кошерных коров,

Крыши крашеных башен, вокзальное дно

Всех на свете живых и тебя заодно.

И газетным клочком на неверном ветру,

Ты кружишься, шурша, между «жив» и «умру»,

С неумытых небес на асфальт голубой,

И обратно туда, из отбоя в прибой.

Почтальоном печали, чудным голубком

Ты паришь над страной непечатных икон.

Так вперед, моя радость, врезайся в рассвет,

Засыпая в Крыму — просыпайся в Москве!

Не считая швыряй, ошибайся, спеши

Не страшась — притаилась у края души

Ночь.