яшка каzанова (c)

стихи.

Зима с белоснежным оскалом хунты
Целуется так увлеченно, женско...
Столица - богом забытый хутор,
Хотя (в масштабах Ижевска)
Тут много движенья. Но вместо фрикций -
Скольжение вверх по ступеням славы.
Не хочется плакать и материться.
Наверное, слишком, ослабла.
Вокруг вороных все меньше. И легче
Идти по бульварам без провожатых.
Гораздо нежнее сидеть на игле, чем
Произносить слово "жалко".
А ты говоришь: все станет хрустальным,
На ветках иней, на веках жилы...

Но голос мой воздухом вряд ли станет.
Не заслужила.

***

Твоя похвала, как халва
Только сытнее.
Холеная холка поэта
Выглядит омерзительно
Неба соленая вата.
Я сатанею.
Чертов ноябрь, поэтому
Сатанею по-зимнему.
Змеиная кожа - холстом
Рисуй, Ботичелли,
За каждым мазком - паранойя
Климактерической старости.
Она под руками стонет:
Мускус течения.
Я так влюблена? Что-то новое:
Вес, рост, стиль?
Повадка кошки под подбородком
Дышу неровно, смотрю некротко,
Но кротом.
Подслеповато.
Ну, накрой,
Неба соленой ватой
Меня.
Заставь остаться близкой,
Досягаемой без рывка.
Лысеют лиственные.
МКАД.
Холодная холка поэта
Равна холодному лбу.
Я сатанею, поэтому
Меньше лгу.
Не полосую ладони.
Не голосую на трассе.
Так начинается вовсе новая жизнь.

***

Так сладостно, невыносимо близка:
Не сдали бы нервы предательски-бойко.
Пятнадцать секунд, чтоб тебя приласкать,
Прощаясь с тобой, уходя на работу.
Так сладостно нежить твой голос и глаз
Ловить камышовые блики. Послушай,
Я очень хочу, чтоб зима не смогла
Меня уничтожить. Становятся глуше
Шаги пешеходов. Целую в лицо.
Пристойно. Отчаянно. Неотвратимо.
Во рту растекается вкус леденцов..

Ты мною любима. Ты. Мною. Любима.

***

Так жадно ее провожала,
Что поняла - не вернется.

Оправдывал кризисом жанра
Депрессию, и (vise versa)
Бесплодие - сплином. Катался
По снегу в попытке приюта -
Отчаяние, как катарсис.

Две женщины в клетчатых юбках
Прощались на лысом перроне.
Безслезно, удушливо-бедно.
Он думал: "бумагу, перо мне,
Я их зарисую,обеих."
И чиркал остывшие фразы
По чувствам чужим, шакаленок.

Так жадно, так нервно, так страстно
Прощалась. Слюны раскаленной
Оставила метку. Запястье,
Клейма испугавшись, бежало.

Он болью раскрашивал праздник...

Так жадно ее провожала...

***

Так незаметно, так отчетливо стареем:
Стареешь ты, старею я.
Сей непритворный процесс старения
Отражается то ли: в краешках глаз,
В походке: на раз/два - встала, легла,
В усмешке уставшего волка.
В медлительности разговоров:
(То ли в том, что они вообще есть,
Доселе все сытнее молчали)
Как уже повелось - чаю
С поцелуями, черт, где угодно, но только не здесь.
И не то, чтоб животно хотелось интима,
Но нежно и тихо
Осознать твой затылок распахнутой птицей ладошки хотелось.
Антитела разумно погасят тело.
Впрочем, все хорошо.
Спасибо, спасибо большое.
Ты меняешься, мой козырный солдат,
О да, малыш, все то же "о да".
Нас сожрет слава и неумелый побег.
На твоей куртке побелка,
Оставшаяся от стен подъездов,
Меня успокоит.
"Пока:"
"Спасибо, не стоит"

***

Столь откровенно тонкошеей
Она была со мной (и баста).
Вся нежность жертвоприношений -
За два часа возни арбатской.
Нежаркий чай в нежадных чашках
Нежданое прощанье - залпом
И хочется дышать. Не часто,
Но до конца. Не до вокзала,
Но много глубже. Поцелуя
Расфокус. Памятка о крови
По бледным джинсам. На полу я -
Подобно ртути. С полом вровень.
Столь откровенно неживая,
Что всем кажусь плевочком гипса.
Я не желать ее желаю
И не жалеть. Приятно-кислый
По языку осадок соли.

На дым в кафе меняю баксы.
Как сладко, что она не вспомнит
Про два часа возни арбатской.

***

Нежным психом в стеклянной палате
На глазах у врача с восхитительных всплеском ладоней
Надеваю вечернее чорное длинноедлинное платье,
Ибо у нежного психа сегодня визит к мадонне
И к малютке-Христу, как ни странно.
Я готовлюсь так тщательно, мой макияж совершенен.
Бледно-синюю тонкуютонкую вену любит иглой медсестра, но
Все целится в руку, как будто жалея шею.
А в округе поют и танцуют
День моих похорон - светлый праздник для всех ранимых.
Дайте мне карандаш бледныйбледный, я ее лицо нарисую,
Чтобы на память кому-то в метро обронила.
Нежным психом в стеклянной палате, как рыбка или ужик,
Умираю. Приятно. В меня погружают глубже
Тонкий стебель стальной. Эвтаназия. 3:15.
Я люблю тебя очень. Так трепетно расставаться.
Так же трепетно, как раздеваться в первую ночь.

***

Невыносимую ненависть пестуя,
Окурки лаская намокшими лапами,
Она бродила по городу. Песнями
Ей вой казался. Томик Довлатова

В кармане давал ощущение голода
По чьей-то ладони. Но, впрочем, обманчиво.
Корявые ветки, торчашие голо... Да,
Что там... ноябрь... Истерический плач его

Внутри отзывался смешками. По-летнему
Босые виски не болели, аппендикса
Слепой поводок удалять было лень. Ему
Фантомная боль не грозила..

***

Вычисти рот от чужих для меня поцелуев.
Целостность связи нарушена первым: "не верю".
Ты умываешься, пачкаешь щеки "Нивеей".
Я думаю: если пешком от Москвы до Калуги,
То это, наверное трудно - сумею забыться.
Забыться и точка. Сумею родиться по новой.
В Калуге спокойно: хозяйка шагает за брынзой,
Ноябрський ветер сечет ее полные ноги,
Обутые в нечто с кусочками бурого меха.
Неважно, что дети, что муж, что (привычно) без денег.
Я - сперматозоид, я спелая злая гамета,
Уставший разбойник-развратник, (понятней) бездельник.
Хочется выть. Ее руки полны и приятны
На ощупь. Но хочется выть. Это парадоксально.
В Калуге спокойно. Я брошу здесь тело, как якорь.
Шагает за брынзой и (хочется верить) за сайкой.

Девочка, спишь? И в твоей колыбели полмира.
Бодлер бы сказал "в волосах", и (бесспорно) ошибся.
Я думаю: странно, Калуга меня не убила...

***

Ее запах отныне в каждом моем выдохе
Ее запах прополз по капиллярам, как гуссеница
Я хочу, чтоб ни вы, ни она не видели,
Как старательно смахиваю его с лица.
Так вдыхают кокс любители умирания.
Так сжирают воздух выпавшие из петли.
Мое тело заполнено запахом. По окраине
Правой ноздри алые капельки запеклись.
Запах понял мою наркоманскую преданность боли.
Запах помнит какой она бывала с тобою.
До нерожденного чуда, старательно, импозантано
Достает запах, запах, запах, запах....
Как чудесно кровоточит моя взведенная в боевую готовность матка -
Выродить запах одним резком махом.
Выжечь, а при встрече с ней снять эту куртку,
Облизать глазами ее фигурку.
Вовсе без похоти, без желаний познать наощупь.
Я разжижена запахом. Растворена. Короче -
Меня нет. Я - человек-невидимка.
Фантазий аферы ведут меня в преисподню.
Но если запах прикажет мне: а ну иди-ка!
Я, черт подери, его желанье исполню.

Она не просто женское, не просто чье-то.
Не стану губить ее, как не стану голубить.
Дуну дымом на седеющую чуть челку,
В кровь разорву себе губы.
Сберегу ее для тебя. Не влюблю. Это как клятва.

***

Лицом вдребезги об асфальт:
Такая тоска.
Как сладкая сказка,
Такая тоска.
Ее мальчуковый дискант
Струится по перепонкам.
Напой-ка...
Прошу! Напой-ка...
Ты мне напомнишь ее семилетней давности -
Ни капли пошлости и бездарности.
Хотя, ты - иная. Не она.
Но нам ли об этом грустить?
Мы питаемся болью.
Напой-ка!

Набойками лупит булыжник вдова коза ностры.
На зимних дорогах заносы,
У Брата теплые руки и детский взгляд.
Он чего-то боится. Зря.
У Брата чай черезмерно без горечи.
У Брата ресницы давно стали ничьими.
Поэтому я их беру воровски-смело
Прямо в горсть.
Я Брату не любовник, не гость,
Не в тягость, но в жилу.

Жирно
Выдаиваю из себя письмо ей.
Смоем
С ладоней запахи тел.
Хитиновый панцирь мой
Светится в темноте.
Кусай меня пальцами,
Бальзамируй слюной
Соляной
Слюдяной
Сладкой как чай Братов.
Рада
Я рада
Новой эре любви.

***

Чудовищно неспокойна:
Не спать, не спариваться, не спиться.
Как никому не нужные письма -
Мои попытки остаться прежней.
Я вырастаю. Я реже брежу.
Женщин жую, но глотать - увольте
(Наталья, Татьяна, Ольга
+ французское имя Мари-Бриджитт)
Я вырастаю, врастаю в "жить".
Венозная кровь слаще артериальной.
(Светлана, Елена, Анна
+ черт знает какое еще Иман)
Ах, нежность дочек, коварство мам,
Мне чужих абсолютно. Тела не в счет.
Вырастаю. Мат меняю на "черт...,
побери!" Это даже занятно, как ребус:
Разгадаю? Разрушусь? Разрежусь?
Вырастаю. Взрослею.
Чудовищно

***

Отвыкаю от рук, от кожи...
Рот, признаньями перекошенный
Забывает морскую соль
Твоего текущего тела.
Очевидно, мадам Тюссо,
Поняла бы меня. Отелло
Просыпается в самом начале зимы
И, зверея от страха неприкосновенья,
Изучает начала анализа. Мы -
Потускневшей цепочки прохладные звенья.
Рваться или срастаться старостью?
Что останется?
Выбор - это: "люблю" вместо резкого "ты!"
И пощечина перед постельным демаршем.
Отползаем... атаку меняем на тыл,
Убаюканный, осоловевший, домашний.
Не отдам тебя и себя спасу.
Буду сукой, хотя ты не любишь сук.
Разорву конуру на куски теней.
Я люблю тебя. Я хочу тебе
Показать, как штормит моей глотки нерв.
Ненаглядная ты. Ненаглядней нет.
Довоюю, довою - родится март.
Ты же веришь мне? Ты же знаешь сама?

Октябрьский воздух наварист и густ
Я сыт им по горлышко белой отравы.

***

Мангустой тебя по кустам стерегу,
Ты - нежный охотник, ты даришь мне раны.
Густеющей кровью помечу тропу,
Капканы - благое, их ценность бессмертна.
Мангустой скользя, ухожу из-под пуль -
Азарт паралитика, сбитого смехом
Случайно-прохожих, заметивших, как
Коляска огромна, колеса упрямы...
Азарт мертвеца: в дураках, в синяках,
Но, черт подери, положили бы рядом,
Поближе, пусть тело не помнит тепла,
Но все-таки с ней, к ней... Азарт идиота.
Мангустой ласкаюсь, не чувствую лап,
Ласкаюсь... Но это - охота, охота...
Ты - нежный охотник, ты веришь в прицел,
Курок так по-жески податлив движенью

Мне нравится видеть на тонком лице
Слепое желанье соитья с мишенью...

***

Вызванивает внутри, вызревает
Новая, возбужденная, взрывная.
Так что рот закусить, прокусить
Ситец губ разорвать насилу,
В слово вылепить эхо.
Это
Подвластно не каждому.
Предпочитаю молчать.
Гниют каналы, от жажды
Старых собак моча
Спасет их едва ли.
Твари
Моих неуемных фантазий
Зимой становятся злее.
Лелею
Их. Чтоб случайно не сглазить,
Плюю через левое метко:
Гниют каналы, смехом -
Старых собак лай
Из-за угла.
Город, вживленный в печень
Печалится. Каменный птенчик
В суровом гнезде Невы.
Со мной "на Вы",
Лысеющий аристократ
Красит ресницы, край
Халата выпачкан салом.
Салонное очарование стало
Душить. Не хватает даже на водку.
Вот как.
Недостаток женщин рождает избыток либидо.
Обидно, но каждая - не моя
В этом городе мандельштамов.
Бесштанные
Дети зажгут на Мойке маяк,
Чтоб до "Идиота" добраться,
Официантке - "ну, здравствуй, милая, здравствуй".
Достоевский в переводах с Инглиш
Видишь?
Стопка водки к каждому стейку.
Стенки
Клеены пестрым. Иностранец за кофе зевает.
Как странно, что в этом городе вызревает
Новая, возбужденная, взрывная
Моя кровь.

***

В своем желании застрелиться
Я отвратительно подобна
Любому червячку. Столица,
Как нестареющая домна,
Окрашивает небо в алый,
Скорее - ржавый, только глубже.
В своем желаньи - вены в ванной,
Кровавой пены в теплой луже
Я отвратительно подобна
Ослабленным любовью чреслам,
Столь гипербезопаснодобрым,
Что нет попытки интереса
В них пробудить былую ярость.
В своем желаньи стать никчемной
Я отвратительно смеялась
Над отвратительным. Еще бы
Сто грамм. За упокой, а после
Пойти по лужам, по каналам.
Девчонка с именем японским
Так утонченно доканала
Меня, что даже харакири
С ней не сравнится в умираньи.
Бильярдный шар пихаю кием,
Точеным картом режу ралли,
Ищу возможность пульс угробить
Азартом и тоской по маме.
Мой нерожденный сын в утробе
Кусочек сердца ртом поймает.
Мне продолжаться в нем нелепо,
Мне выносить его и выжать
Мышц тетивой. Осколок лета.
Садитесь медленней и ближе.
Я доскажу вам.