Считатель птиц, прислушник тишины; кровь из ушей, ресницы сожжены, я беззащитен, слаб и многократно убит косыми пулями дождя так, что слова любви, не доходя до губ моих, срываются обратно, назад, в заплесневелую гортань, где и сгниют. И пахнет изо рта циничным разложившимся перфектом. Пока чертой лица не отдалишь, я отличаюсь от эстрады лишь отсутствием эстрады, как объекта, присутствием в одном втором лице той публики, которая в конце зевает, растворяясь в небе дымкой... Я чувствую, как мнительный авгур, что сняв с себя все семь овечьих шкур, останусь человеком-невидимкой, никем, ничем, делителем нуля, моторчиком, пригодным разве для стрекочущего мерного ворчанья под грудою махровых одеял; ведь если существует идеал, то это – декламация молчанья. лабас ИРОНИЧЕСКАЯ МОЛИТВА Геннадию Алексееву Господи, в твоей обители Невозможны чудеса. Вот сидим мы, просто зрители, Пялим сонные глаза. В соответствии с законами Проходящих мимо лет Мы живем хамелеонами, Изменяющими цвет. Мы зависим от случайности, От статьи очередной, От жены, от урожайности, От соседей за стеной. И на каждое событие Есть согласие Твое. Боже, разве это бытие? Разве это бытиё? Извини, но Ты, мне кажется, Стал ленивым и слепым. Как-то, Господи, не вяжется С прежним обликом Твоим. Может быть, с позиций вечности Мелковаты наши дни? Боже, больше человечности! Боже, меньше болтовни! 1976 МАССА |