Басманный романс С шампанским, с красною икрой, Предлистопадною порой Я еду к девочке своей, К волшебной девочке своей. Водила – вечный армянин, И путь отчаянно забит, И солнца желтый георгин Над перекрестками рябит. А я всевышнему пою: Что делать мне в твоем раю? Оставь мне девочку мою, Шальную девочку мою. Оставь щербатые полы, Чужой, невыметенный дом, И глупый смех, и след иглы На тонком сгибе локтевом, Гречишный мед ее очей И в тяжких бедрах полынью. Возьми весь город – он ничей, Оставь мне девочку мою. Оставь мне смерть мою и жизнь В том виде, как я их нашел: Облупленные этажи Басманных, мелких произвол Соседок, ветра флажолет, Палаток хладное гофре, Манящий цитрусовый свет Ментовских окон во дворе. У черной ямы на краю Молю не «господи, спаси» – Оставь мне девочку мою, La Belle Dame sans Merci!.. Кряхтит и ерзает таксист, Окурком тычется в золу, И на лету – последний лист Для нас мигает на углу. * * * Когда отправится твой поезд В далекий Нижний – Нижний – Нижний, Ты, не расстегивая пояс, Уснешь на полочке на верхней. Нет, не дадут тебе родные, Читать Набокова Лолиту – Дадут холодную лопату Копать картошку до упаду. Лети, воробышек мой волжский, Я весь над рифмою извелся, А с неба сыплется известка, Ложась на крылышки из воска. * * * Ты будешь у меня плодоносить, Ты будешь воду ведрами носить, Печь пироги на свадьбы и крестины. Всей наготой вбирая наготу, С тобой я в землю бедную врасту, Пусть обо мне поплачут де кюстины. С тобой я открываю материк Евразию. Еще я не привык К твоим местам, то узким, то обширным, Но в голове хозяйничает страсть, И мне к родным могилам не припасть Так, как к твоим халатикам и ширмам. Еще, когда ты выключаешь свет, Твой черный волос делается сед И судорога стягивает ласку. Но все равно – ты девочка моя, Отбитая у сил небытия Раскосая смешная кареглазка. * * * Влюбленного дервиша сразу узнаешь По серому свитеру швами наружу: Кому еще вытряхнешь медную залежь, Гнетущую душу? Его над землей возвышают зигзагом Колонны карманов от Кельвина Кляйна. Он просит надменно, он сам себе заговор И сам себе тайна. Попросишь его показать тебе Мекку, А он отведет тебя к ласковой бляди И, словно на карте пиратскую метку, Сосок ей погладит. Забавны его скоморошьи проказы, Но только глазами встречаться не надо. Он болен оптической формой проказы: Достаточно - взгляда. * * * Что в голове моей опилки и бесполезные зарубки, а в рукаве моем голубки, а в животе моем опивки – Ты не смотри на это строго, а посмотри на это стробо- скопически, как мы смотрели, крутясь над парком в карусели. Свяжи узлами парапеты, что шли когда-то параллельно по краю речки, но не Леты, увитой зеленью и ленью. Прости, что вытащил на холод, прости, что я так долго молод, что мне не справиться с угрями, пусть даже следуя рекламе. Что в голове моей опилки, и резкий гравий под ногами, и в животе моем опивки нектара, данного богами. * * * Твои глаза удивленно-карие, Твои дома разъедает кариес. Пройдешь мостом – и доска провалится, Как будто с неба упала палица. О днях не буду, но наши месяцы На пальцах левой руки уместятся, И пять вокзалов твоей руки – Как в небе светятся огоньки. * * * Ты хочешь со мною расстаться. Ну что же, законная блажь – Снести вороха декораций В чуланчик для милых пропаж. А я не хочу расставаться, По снегу бреду наугад. Как столпники, как папарацци, За нами деревья следят. * * * Без усилия сжимая Пальцы теплые в руке, Я впервые понимаю На английском языке Эту песенку простую, Будто петую в раю: Не тоскую, не ревную – I love you. Полночь инеем ворсиста, Разливает черный мед. В магнитоле у таксиста Голос ангельский поет. Я трезвею понемногу, Мне от рук твоих тепло. Вспоминаю дом, дорогу, День, число. |