Katia KAPOVICH (c)

Венок воспоминаний.

Эмме Сотниковой

1

Когда-нибудь я вспомню этот день:
кладбищенскую бледную сирень,
вьюнок, обвивший нитку дождевую.
Когда-нибудь захочется назад
прийти за достоверностью утрат
и, может быть, понять, что не ревную.

Прощенную, страна меня простит,
и гравий под ногой не захрустит,
в чужом дворе собака не залает,
лишь голубей печальный фейерверк,
лишь солнце после дождика в четверг
линялую материю латает.

Уж дети выбегают из дверей,
велосипеды мчат средь пустырей,
и на зеленый свет дубовой рощи
Летит троллейбус, штангами звеня,
и в новом, окружающем меня,
я узнаю отечество на ощупь.

Как я люблю здесь блеск и нищету,
таинственную патину в пруду
и нежную размытость акварелей.
Черти круги, молочный карандаш,
но то, что не вмещается в пейзаж, –
оно-то и важней на самом деле.
Оно, не воплощенное ни в чем,
пронзит меня дамокловым мечом,
и в темноте из памяти дырявой,
как в детстве из ушанки меховой,
лишь моль порхнет, свершив над головой
свой круг почета, страшный и корявый.

2

Деревья весной вспоминают названья свои,
становятся липами, кленами и тополями,
и небо над ними светлей даже в хмурые дни,
когда на себя уже смотрим другими глазами,
тяжелыми, злыми: мы как-то истерлись в локтях,
и в рукопожатиях частых измялись ладони, –
все это предстанет, как будто в холодных лучах
прожектора. И, потерявши сознанье, потонет.

Останется голос чуть хриплый. Ты вспомни его,
когда голубая пластинка пруда под иглою
начнет, шепелявя, читать звуковое письмо.
Пойми, это я говорю ниоткуда с тобою.
Как будто не все еще набело сыграно там,
что ж сызнова мы репетируем сцены прощанья
среди бутафорской листвы по чужим городам,
где сыпется липовый цвет на подмостки молчанья?

А где-то в фанерных столицах, идущих на слом,
любившие нас проплывают меж тьмою и светом.
Меж светом и тьмою – Бог в помощь им в круге штрафном,
на лентах ночных эскалаторов за турникетом!
Бог в помощь им в черных воронках забвенной реки,
жующей двойной бутерброд берегов зачерствевших,
и в безднах разлуки, откуда их крик « помоги»
охрипшее эхо доносит с годами все реже.

3

Первый ливень пройдет в стороне незнакомой
и зрачки атропином зальет.
И разбухнет река, и не будет парома,
и взбунтуется пришлый народ.
Хоть на карте был мост, но в тумане не сыщем.
Будут утки кричать вдалеке.
В час такой лучше нож за кривым голенищем,
чем невидимый посох в руке.
И глаза у прохожих болотного цвета –
в тихом омуте их не спеши
затонуть, словно новый закон Архимеда,
открывая наличье души.
Открывая другое пространство для жизни,
где она, избежавши суда,
отплывает ночами к неясной отчизне,
пока куришь в кулак у моста. 


Katia KAPOVICH (c)