Игорь Петров aka лабас (c)

Архивы рубрики Игоря Петрова "Короли и капуста". | 1 |

НОЙЕС МУЗЕУМ ВЕЗЕРБУРГ: НЕ, ВСЁ ПОНЯТНО, НО ЧЁ КОНКРЕТНО...

Номинировав свою предыдущую колонку вне конкурса в Тенета, я получил море удовольствие от участия в дискуссии с защитниками творчества несчастного Могутина. Смешней всего в этом то, что сам факт вручения данному герою премии, на которую чисто по приколу нацеплено имя классика серебряного века, и которая обладает довольно эклектичными критериями собственного позиционирования (ну кто даст достойную дефиницию понятиям "новация" и "обновление"?), факт, который уже представлялся мне совершенно кафкианским, в глазах достаточного количества оппонетов есть нечто совершенно естественное, этакая маленькая бом-бомбочка под развесистой клюквой Литературного Процесса.

В следующем тысячелетии обещаю вернуться к теме литературки, а пока, порекомендовав вам тексты для чтения:

Михаил Рабинович играет по пятницам в шахматы

Вадим Смоленский слушает джаз "made in Japan"

Ника Батхен пишет волшебные стихи

Всеволод Зельченко отдает дань (если не сказать, оброк) классике.

поговорю чисто о современном искусстве

НОЙЕС МУЗЕУМ ВЕЗЕРБУРГ: НЕ, ВСЁ ПОНЯТНО, НО ЧЁ КОНКРЕТНО...

Это было летом. В тот столь традиционный для Бремена погожий день, когда прибитое северное солнце уже позволяет прохожим оставить дома плащи и курточки, но не более того.

Я показывал своей Знакомой Девушке город и вслед за осмотром Рыночной Площади с довольно топорно сделанным в начале 14 века памятником мифическому основателю города Роланду и совершенно очаровательной скульптурой Нептуна (я узнал его по вилке, которую он держит в правой руке на манер плаката "Сами мы не местныя, 20 семей на вокзале"), датируемой специалистами концом 20 века; вслед за подъемом по стертым вечностью нахрен ступенькам на смотровую площадку Домского собора исключительно с целью удостовериться, что с нее нифига не видно, вслед за посещением квартиры тов. Розелиуса, мецената начала века, разбогатевшего было на торговле колониальными товарами, но вскоре обедневшего из-за несогласия с Гитлером по национальному вопросу, так вот, затем мы направились в бременский Музеум Современного Искусства.

Вечером до, при выработке стратегического плана, мы были бессовестно соблазнены путеводителем, который вещал, что "на 6000 квадратных метров музеума расположено огромное количество выставок и экспозиций, которые дают посетителям полный спектр высоких чувств посредством зрения, слуха, обоняния и,если повезет, осязания". У меня к тому ж сохранились романтические воспоминания от посещения аналогичного (но гораздо более знаменитого) музеума в Кельне, где чудные шизофренические инсталляции чередовались с полотнами таких мастеров сурика и охры как Кандински, Малевитщ, и Тчшагаль. Все это, сдобренное вдосталь пивом "Кёльш", которое, по отзывам аборигенов, проходя через организм, меняет только свою температуру, произвело тогда неизгладимое впечатление на мой мозг, впервые поврежденный еще при выпадении тела в трехмесячном возрасте из коляски асфальту навстречу.

Собственно, и эта экскурсия началась с пива. В 20 метрах от музеума я заметил славный барчок со столиками, стоящими прямо на берегу Везера. Взяв по две большие кружечки, мы со Знакомой Девушкой пустились в безмятежный разговор о ключевой роли образа Демиана в генезисе прозы Гессе, и я уже был готов повторить заказ, когда она напомнила о нашей недалекой цели.

Надо сказать, что без пива нам пришлось бы несладко. Возможно, я бы устроил безобразный скандал с требованием вернуть мне потраченные на входные билеты ДМ16 и метанием в администрацию музеума экспонатов, благо большинство экспонатов представляли собой благодатные объекты именно для такого рода деятельности. Но пиво примирило нас с действительностью. Мы были безропотны, покорны и настолько легко воспринимали прекрасное, как практически никогда доселе.

Подобного единения с искусством мне удалось было достичь, приняв натощак 300 г. армянского коньяка из припасенной фляжки на просмотре какой-то шекспировской пьесы в театре Станиславского, но тогда весь кайф сбила толстая женщина, вставшая из переднего ряда минут через 15 после начала спектакля и покинувшая зал со словами "Ну и чего я тут не видела. Суханов как Суханов. Маня, я буду в буфете".

Но вернемся к музеуму. С самого начала я решил поставить себе какую-нибудь прикладную задачу, чтоб не было особенно скушно, и я бы не путался под ногами Знакомой Девушки с дебильными комментариями. Вскоре я понял, чем надо заниматься. Я стал считать черные квадраты. Теперь я могу с уверенностью доложить вам, что в Новом музеуме Везенбург находится 24 черных квадрата. Конечно, не все они черные (есть оттенки от пепельного до серобуромалинового), не все они квадраты (есть ромбы и параллелограммы), последний же черный квадрат, обнаруженный мной в чердачном помещении, и вовсе игриво загибал свой уголок на соседнюю стенку.

В принципе, я не нахожу в этом никакого криминала, ведь сколько выдающихся живописцев древности пытались нарисовать Данаю, и каждый привносил в ее образ нечто свое, допрежь неизвестное. Та же ситуация с черными квадратами. Не бывает двух одинаковых черных квадратов. Черный квадрат неиссякаем и каждое его воплощение неповторимо. У меня даже возникла идея (надо предложить Гельману) собрать по миру все, нарисованные после 1913 года, черные квадраты и устроить выставку. Я думаю, это будет штука посильнее Фауста Гете.

Вскоре нам удалось понять, почему музеум занимает такую большую площадь. Просто организаторы выставок совершенно не экономили места, и отводили отдельным работам комнатки, в каждой из которых можно бы было при желании разместить пивной заводик с выходом продукции до 500 л в день. В одной из таких комнаток на полу стояло семь здоровых (по колено) болтов, на которые на разных высотах были наверчены гайки.

С краю скромно притулилась зеленая двухлитровая бутылка из-под лимонной фанты. Посетовав на окончательное падение немецких нравов (Ordnung в последнее время нигде кроме пословиц не встречается), я взял бутылку и потащил ее к урне. Тут же на меня набросилась неизвестная старушка. Через три минуты упорной борьбы, закончившейся вничью, так как ни одному из соперников не удалось перевести другого в партер, я с некоторым облегчением выяснил, что предметом вожделения старушки являюсь не я, а бутылка, а сама она работает смотрительницей этого зала... Ну вы поняли. Бутылка входила в состав композиции...

Да, кстати, вначале я тратил некоторое время на изучение названий картин и инсталляций, надеясь, что это поможет Скорейшему Осознанию Смысла. К сожалению, 90% работ назывались "Композиция N 12" или "Объект N 333a", поэтому я постепенно завязал с этим делом.

Мы быстро подружились со старушкой. Она по секрету поведала, что несмотря на все ее старания бутылка пропадает примерно три раза в день, поэтому у нее в подсобке стоит десять ящиков лимонной фанты, от которой ее уже тошнит, и которую поэтому она вынуждена, освобождая бутылку, выливать в унитаз. А месяц назад пропал целый болт вместе с гайкой. Пока на заводе спешно вытачивали замену, старушка старалась поменьше заходить в эту комнатку, так как очень остро чувствовала сильнейшую функциональную дисгармонию, исходящую от объекта.

В следующем помещении размером с единственное футбольное поле княжества Андорра находилось нечто. Нечто представляло собой большое количество стеклянных столов, поставленных спиралью, сходящейся к центру комнаты. На некоторых столах стояли железные поддоны (общим числом 6), в трех из которых находилось сыпучее вещество белого цвета (типа мука), а в остальных - сыпучее вещество желтого цвета (типа желтая мука). В центре спирали возвышался шалаш из прутиков в человеческий рост, без входа. На шалаше горели цифры - снизу вверх 1, 2, 3, 5...

В этот момент Знакомая Девушка ласково, но твердо попросила меня объяснить, что же это, наконец, к чертям собачачьим, означает. В поисках спасения я метнулся к стенке, где на услужливо подготовленных администрацией листках меня ждали долгожданные разъяснения. Первым делом я прочитал, что если бы шалаш был бы чуть выше, то на нем бы разместились еще числа 8 и 13... Фибоначчи, догадался бы на моем месте Штирлиц. Сославшись на неудовлетворительное знание немецких искусствоведческих терминов, я пообещал перевести весь листок в спокойной домашней обстановке. Дальше все пошло по накатанной колее.

В каждом следующем зале я внимательно смотрел в глаза Знакомой Девушке и, понимающе кивая, шагал за очередной объяснялкой. Только на последнем этаже, когда действие пива практически прекратилось, я обратил внимание на небольшое объявление рядом с лотком. Из объявления следовало, что я должен на выходе заплатить за каждый подобный листочек по 50 пфеннингов. Сосчитав количество уже собранной мной макулатуры и переведя сумму в пиво, я тихо чертыхнулся и памятуя о связи "многия знания" с "многия печали", оставил составленную с таким вкусом и упорством коллекцию в этом же лотке.

К этому времени Знакомая Девушка совсем погрустнела. Меланхолично разглядывая портрет женщины с зеленой треугольной грудью, она объявила, что это совершенно не гендерно и что только грязные мужские шовинисты могли такую пакость намалевать. На что я возразил, что в нашем свободном мире царит полное равноправие, и наверняка где-нибудь поблизости какой-нибудь мужичина изображен в не менее приглядном виде. В поисках контрпримера я бросился вдоль экспонатов.

По пути мне попались следующие картины: женщина без головы с оранжевыми сосками, женщина с грудями, свисающими до пола, кормящая мать с черепно-мозговой травмой, женщина с колючей проволокой на причинном месте, Мерилин Монро с задираемой ветром юбкой и протезами до колен и обнаженная фиолетовая женщина, составленная из кубиков. Рыдая и каясь, я вывел Знакомую Девушку в следующий зал, украшением которого оказалась скульптура женщины со встроенным в нее в районе живота аквариумом. В аквариуме плавали рыбки и бычки. Я из последних сил взглянул на табличку с названием. Естественно, она гласила "Объект N 333a".

И что же, спросите вы, неужели на 6000 квадратных метров мы не нашли ни одной работы, которая бы нам понравилась?

Нет, с гордостью отвечу я. Одна работа заслужила нашу восторженную оценку. Некий мастер так искусно под разными углами вбил в доску большое количество гвоздей, что издалека получившаяся композиция напомнила спиральную галактику в созвездии Волосы Вероники. Я, как человек, отношения которого с молотком чем-то напоминают отношения с ним же небезызвестного дядюшки Поджера, всегда преклонялся перед столь искусными молотобойцами.

Мы покинули музеум с легкостью в ногах и тяжестью в сердце. Да, мы чужие в том мире, где музыка состоит из молчания, картины из рамок, а романы из пробелов. Да, мы старомодны и не понимаем, как прием может заменить содержание. Хотя и осознаем экономический эффект подобной субституции. Да, нам нравятся сейчас полотна, над которыми еще в начале века смеялись Твен, Аверченко и Чапек, но это не помешает нам заметить, когда искусство превращается в профанацию имени самого себя.

И нам гораздо легче понять товарища Хрущева, буйствующего в Манеже, чем дирекцию музеума, покупающего фуфло, выставляющего фуфло и раскручивающего фуфло. И мы верим на слово нашим оппонентам, когда они "считают ниже своего достоинства обсуждать понятные каждому культурному европейцу и американцу вещи" с нами. Чего с нас взять, раз мы столь бескультурные. Но уж какие есть.

Всех с наступающим Новым Годом и типа новым тысячелетием! Счастливых праздников!

Так победим!