Вечерний Гондольер
Major (c)
ЛУНА НИ ЗА ГРОШ.


  • Рождественская сказка для начинающих заканчивать русских писателей. Рекомендована министерством Правды для постановки на детских утрениках.

    (Рождественская ночь в зимнем лесу. На первом плане две большие ели. Ели все при делах, присыпаны снегом, разлапистые, где-то даже страшные. Ветви одной из елей раздвигаются и оттуда, кряхтя и путаясь в полах здоровенной красной шубы Деда Мороза, вылезает Майор. Входя в роль, он три недели не брился, но похож теперь скорее на Филиппа Киркорова. В рукавицах он нежно сжимает отчаянно вырывающегося зайчонка.)

    МАЙОР:
    Как хорошо! Мороз, лесная тишина!
    Я обо всем подумал,
    Что б в эту ночь нести без сна
    Сторожевую вахту.

    (Раздается неприятный звук проезжающего метрах в двадцати за елками "Запорожца" без глушителя. Под него и раздвигаются ветви другой ели и появляется Азиф, в голубом полушубке Снегурочки, с приклееной бородой звездочета, в промокших тапках с загнутыми носами. На рукавицах кал сбежавшего бельчонка.)

    АЗИФ:
    Привет твоя, Майор-Мороз!

    МАЙОР:
    Привет тебе, Азиф-Мороз!
    Какого ты сюда приперся?

    АЗИФ:
    Моя скучать, по ящик чепуха...

    МАЙОР:
    Так книжку почитай!
    Литература велика
    Не подведет нас чай!

    АЗИФ:
    Чай уж моя не помогать.
    Мороз какая трескотня.

    (Прислушиваются. В лесу и правда трещат деревья и снегуркин полушубок на плечах Азифа.)

    МАЙОР:
    Так что ж...
    Я говорю - книга лучший друг.
    Всегда тебя в мороз согреет
    И в голод пищей накормИт.

    АЗИФ:
    Книжка гореть так себе.
    И библиотекарш плохой баба.
    Ругаться Азиф.
    Да и вовсе помирать весь литератур.
    Милениум совсем уходит
    С собой навечно унося
    Бумажная носители. В природе
    Их больше нету ни фига.
    И торжествуя как крестьянка
    Как знак писательской беды
    Идет для них судьба изнанка
    Ауди и видеозрительный ряды!

    (Кланяется первым рядам зрителей.)

    МАЙОР:
    Не может быть такого, братец!
    Литература - наше все!
    Пусть нелегка писачья доля,
    А все ж они еще на поле...

    (Зайчонок не реагирует на ласковые поглаживания и отчаянно визжит. Майор с сожалением отбрасывает его в сторону и перестает пытаться говорить стихами. И это правильно.)

    Короче. Ты ни хрена не прав. Само собой, последние сто лет нанесли писателям тяжелый финансовый удар, но корабль уже сел на мель так прочно, что никакие бури ему уже не страшны. Он уже на грунте, понял? А за корпус можно не волноваться, он у Русской Литературы оцинкованный, практически вечно может гнить прямо под окном без всякого антикора. Ресурсы безграничны потому что. Вот так.

    АЗИФ:

    Ха! Да ладно уж! Печатают одних конъюнктурщика! А который пытаться писать литература ни копейка не платят! Их жизнь жалка есть и ничтожна. Вот - пасматри, дарагой! Идет паследный!

    (Азиф поводит рукой в сторону, все елки разбегаются и наконец видно дорогу. Майор и Азиф перебегают ее, спасаясь от управляемой пьяными подростками культовой машины и оказываются среди домов. Темного битцевского леса отсюда практически не видно, под ногами слякоть. По слякоти нетвердо шлепает Русский Писатель. Ветер распахивает полы его болоневой куртки со сломанной молнией, треплет бороденку и залепляет мокрым снегом треснувшие очки. От очередного порыва ветра он отворачивается и на спине становятся видны плевки от тещи, жены и детей, а также след сапога шурина. Все как бы ясно. В руке у Русского Писателя пустая бутылка пива, это весь его капитал.)

    АЗИФ И МАЙОР (Хором, неожиданно выскакивая наперерез):

    Опаньки! А ну расскажи как живешь, как пишешь!

    РУССКИЙ ПИСАТЕЛЬ:

    Ну ни фига себе... Вы че, мужики, ополоумели что ль? Хреново я живу. Я написал тридцать два судьбоносных романа, но их не взяли даже в Самиздат... Жена перестала кормить. Но я не сдался. И даже когда сломалась пишущая машинка, я не сдался. И даже когда кончилась бумага. Тридцать четвертый роман я написал ночью, в припадке вдохновения. Я нашел бумагу в туалете. Но утром, пока я спал, они забрали ее... Да, рукописи не горят. Но тонут. Налейте стакан, в честь праздничка!

    МАЙОР:

    Не плачь, болезный! Мы духи Рождества! Знаешь ли ты, что в эту ночь возможно многое! Почти все!

    АЗИФ:

    А в стакан у самих нет. Паслушай, Майор, этаму уже ничего не помогать. Утром жена белье гладить, ее к телефону звать, он ее утюг горячий красть в палатка на водка менять. Там Нюрка-продавец обжигаться и его по морда бить.

    РУССКИЙ ПИСАТЕЛЬ (трогая синяк на щеке):

    Они погубили мою рукопись! Я должен был это пережить!

    МАЙОР:

    Стыдно, ай как стыдно... Но сегодня такая ночь... Что я решил ему помочь! Азиф, с тобой вдвоем его мы поведем, судьбу перевернем, литературу в мир вернем! Чтобы судили по таланту, по глубине и новизне, чтобы писателю-гиганту жилось приятственно вполне!

    АЗИФ (коварно несколько):

    Харашоооо... Но моя предупреждать, ахтунг, добра не быть!

    МАЙОР:

    Ну, готов ли ты отправиться в тот мир, где ты признан? Готов ли принять свою истинную судьбу?

    РУССКИЙ ПИСАТЕЛЬ:

    Давай или быстрей, или пока суд да дело хоть в подъезд зайдем, продрог я. (Майор и Азиф хватают Русского Писателя под руки и взлетают. Все выше и выше. Город внизу становится светлым пятном. Они делают мертвую петлю, и снова летят вниз. Теперь это штат Техас, примерно четверь которого занимает ранчо Русского Писателя. В огромном доме с колоннами распахивается большое окно и троица влетает в кабинет, окно тут же закрывается. Внутри потрескивает камин, все отделано золотом и слоновой костью, евроремонт рядом не стоял и вообще. Русский писатель несколько смущен.)

    РУССКИЙ ПИСАТЕЛЬ:

    Это что? Это чье?

    МАЙОР:

    Это твой дом, твой кабинет. Вот твое кресло, вот твой стол, вот бар с водочкой, вот аптечка с наркотиками, вот шкафчик с оружием, любишь иногда пострелять из окна в журналистов. Вот дверь в спальню... (распахивает на секунду, там с огромной кровати тут же вскакивает Наоми Кэмпбелл. Майор захлопывает дверь и закрывает задвижку. Стальная дверь некоторое время колышется и грохочет, как в кинофильме "Солярис", затем тишина. Чуть слышен горький женский плач.)

    РУССКИЙ ПИСАТЕЛЬ:

    Жена?

    МАЙОР:

    Нет, это так... С пятой женой ты недавно развелся, взяв с нее слово не вешаться.

    (Русский Писатель нетвердыми шагами приближается к бару, открывает.)

    РУССКИЙ ПИСАТЕЛЬ:

    О, блин, холодная! О, блин, икра! А можно по чуть-чуть?

    (Майор и Азиф переглядываются, чуть гримасничают... Подходят. Становятся спиной к залу перед баром, негромко бормочут, потом откидывают затылки. Чавкают, бормочут погромче. Русский Писатель что-то спрашивает. Майор машет рукой. Сходятся еще теснее, откидывают затылки. Смех Азифа. Русский Писатель что-то рассказывает, кажется про Чапаева. Смех. Откидывают затылки. Еще теснее сплачиваются, Русский Писатель обнимает за плечи Майора и Азифа, что-то напевает. Тактичный стук в дверь. Майор и Азиф отскакивают от Русского Писателя, поправляя шапки.)

    МАЙОР:

    Так продолжим. Это твой секретарь. Симпатичная девочка, раньше пела, но прочтя твой роман выучила русский и пошла к тебе в стенографистки все бросив.

    РУССКИЙ ПИСАТЕЛЬ (грязно улыбаясь):

    Тоже мое?

    АЗИФ:

    Да, но она наказан есть. На минута перерыв быть, она из-под стола твой встать когда - не помнить где твоя остановиться. Твоя сердиться сильно. Она страдать, месяц траур не снимать.

    (Азиф открывает дверь, входит Бритни Спирс в черном траурном лифчике и черных же траурных туфельках. В руках блокнот, на лице выражение благоговения и скорби.)

    БРИТНИ:

    Господин Русский Писатель позволит сообщить ему последние предложения?

    РУССКИЙ ПИСАТЕЛЬ:

    ...

    МАЙОР:

    Давай.

    БРИТНИ:

    Мик Джаггер записал сингл на монолог Дарьи Ильиничны из Вашего Романа "Увядание страсти". Прислал компакт, умоляет разрешить выпуск. Сто процентов доходов в Вашу пользу. Министерство Образования просит позволить включить в школьную програму Вашу последнюю Повесть, они уже освободили учебные часы, выбросив преподавание химии. Вы позволите?

    РУССКИЙ ПИСАТЕЛЬ:

    Чево-чево?

    АЗИФ:

    Ты позволишь?

    РУССКИЙ ПИСАТЕЛЬ:

    Да. Да.

    (Оглядываясь на Бритни, идет к бару, ищет сигареты. Майор открывает перед ним ящик с сигарами, Русский Писатель выбирате потоньше и закуривает. Садится в кресло.)

    РУССКИЙ ПИСАТЕЛЬ:

    Дальше, девушка, дальше.

    БРИТНИ:

    Холифилд посвятил свой последний нокаут Вам и, прилюдно опустившись в Вегасе перед одним из Ваших портретов, просил Вас выйти с ним на ринг. Устроители предлагают сорок миллионов, но готовы увеличить сумму в случае Вашего согласия. Весь гонорар Вам.

    РУССКИЙ ПИСАТЕЛЬ:

    Я что, больной?

    БРИТНИ:

    Здесь подписанные Холифилдом условия. Вы нанесете ему лишь один удар, после чего прозвучит гонг. Руки Холифилда будут связаны при свидетелях.

    РУССКИЙ ПИСАТЕЛЬ:

    А если вырвется или ногой?

    БРИТНИ:

    За Вашей спиной будет находиться сборная пожарных дружин Нью-Йорка с брандсбойтами, они отдают за это свой пенсионный фонд.

    РУССКИЙ ПИСАТЕЛЬ:

    Я подумаю. Еще что есть?

    БРИТНИ:

    Еще стиральный порошок. Они удваивают сумму за продление контракта.

    РУССКИЙ ПИСАТЕЛЬ:

    На фиг. Ненавижу. Все? Иди. Пока.

    (Бритни медленно и печально уходит. Русский Писатель медленно и печально рассматривает ее ягодицы. Когда за Бритни закрывается дверь, к Русскому Писателю подходит коварно улыбающийся Азиф.)

    АЗИФ:

    Ну, сидеть-курить ты еще успевать. Весь жизнь впереди, ха-ха. Идем погулять, редкий удовольствие. Тебя на улица фанаты куски рвать, но сейчас все занят есть. Лететь!

    (Азиф и Майор подхватывают Русского Писателя, вылетают в окно. Ранчо граничит с городом, улицы почти пустынны. Горят окна, из окон смех. Хотя вообще погода дрянь, Техас все-таки, ливень и совсем чуть-чуть снега в этой воде. Снег заказала Гильдия техасских новых русских специально для земляка. Снег тает, но хуже от этого не становится, некуда. Азиф и Майор идут по улице в намокших шапках с кислыми рожами, и только Русскому Писателю все нравится. Он напевает, подмигивает спутникам, забегает в магазинчик и выносит им пива. Пьют под навесом возле входа. Редкие прохожие не рискуют приближаться. Редкие полицейские ленятся выйти из машины.)

    РУССКИЙ ПИСАТЕЛЬ:

    Вот оно! Я всегда знал, что живу чужой жизнью! Вот она, моя жизнь, жизнь достойная верного сына Великой Русской Литературы!

    (Подставляет лицо ливню, потом выбегает под дождь и начинает плясать в лужах. К нему приближается Азиф и неумело приплясывает рядом, коварно улыбаясь.)

    АЗИФ:

    Харош! Харош танец плясать! Пойти прогуляться с Азиф, что покажу - ваще адуреть твоя!

    РУССКИЙ ПИСАТЕЛЬ (оглядываясь):

    А где Майор?

    АЗИФ:

    Пиво пить много, пойти проблема решить. Догонять нас.

    (Идут куда-то в сторону от худо-бедно освещенной улицы. Все дальше и дальше. Русский Писатель начинает подозрительно оглядываться, но Азиф, коварно смеясь, подталкивает его. Смена кадра. Крупным планом лицо Майора, похожего в этот момент на небритого Будду. Тихое журчание вдруг заглушается тревожной, предвещающей беду музыкой. Майор открывает глаза и, судя по пролегшей на лбу суровой складке, начинает очень торопиться. Снова Азиф и Русский Писатель.)

    АЗИФ:

    Ты знаишь, пачему убили Джон-Ленона?

    РУССКИЙ ПИСАТЕЛЬ (трезвея пытается шутить):

    Дирижировал фигово. Нет?

    АЗИФ:

    Нет. Чтобы прославляться. И вот - сматри! Ха! (пауза) Ха! (пауза) Ха!

    (На свет одинокого фонаря, у которого остановились Азиф и Русский Писатель, вышагивает из темноты юноша в темных очках и с неприятным лицом дегенерата. В руке юноша сжимает пистолет "Лепаж". Это убийца.)

    УБИЙЦА:

    Здравствуй, мой бог!

    РУССКИЙ ПИСАТЕЛЬ:

    Здравствуй, сынок. Ты это чего?

    (Смена кадра. Майор бежит, оскальзываясь в лужах, пытась при этом застегнуть заевшую молнию на брюках. Ему мешает шуба, он потерял шапку. Но бежит быстро. Поэтому звучит Свиридов. Нет, композитор. "Время, вперед!" Но еще не ясно, успеет ли. Ничего еще не ясно! Снова трое под столбом.)

    УБИЙЦА(поднимая руку с пистолетом):

    Ты мой кумир. Ты мое все. Я русский выучил только ради этой минуты. Скажи же свои последние слова, гений! Я принесу их людям!

    АЗИФ (подходя сбоку к убийце):

    Э, зачем слова, дарагой? И передохранитель забывать... (Умело нажимает на "Лепаже" маленькую но тугую кнопочку.)

    УБИЙЦА:

    Я жду. Последние слова...

    (Камера смотрит сквозь прицел на растерянного Русского Писателя. И тут на линию огня приемом "управляемый занос" вылетает Майор.)

    МАЙОР:

    Успел! (застегивает наконец молнию, поднимает голову и видит пистолет) О-ё! (падает на живот, в прицеле снова Русский Писатель.)

    УБИЙЦА:

    Я жду... Или ты умрешь молча? Ну что ж, это тоже достойно...

    РУССКИЙ ПИСАТЕЛЬ:

    Нут-нет, ты погоди... Я эта... Куда несешься ты... С кровавым подбоем... Дай лапу, Джим... Белеет парус...

    УБИЙЦА(скрипя зубами, дрожа рабочим пальцем):

    Не то!

    РУССКИЙ ПИСАТЕЛЬ:

    Он выжил... Человека забыли... Карету мне... Облизьяна... Зайчиком... ДА ПОШЛО ОНО ВСЕ НА ХЕР!!!

    УБИЙЦА:

    Вот!

    (Выстрел. Вид с пули. Пуля летит медленно, вокруг Русского Писателя все крутится, даже Майор и Азиф. Русский Писатель неподвижен и бледен, пуля летит ему прямо в пуговицу. Но вот Майор хватается за его шарф, и Русский Писатель, задыхаясь, втягивается в круговерть. Пуля летит прямо, через скверик, потом вдоль по улице, потом к большой елке и влетает в ветки. Камера следует за пулей, вылетает из ветвей ели в Битцевском лесопарке, перелетает через улицу и разбивает пустую пивную бутылку в руке Русского Писателя. Тот глухо матерится. Рядом останавливается проезжающий "Мерседес", из него выглядывает красная преуспевающая морда.)

    ПРЕУСПЕВАЮЩИЙ:

    О! Серега! Ты чего тут? Сто лет тебя не видел! Как сам?

    РУССКИЙ ПИСАТЕЛЬ(лаконично):

    Хреново.

    ПРЕУСПЕВАЮЩИЙ:

    Че, платят мало? Так иди ко мне. Правда, триста бачей всего, да зато работа чистая, и инет халявный! Как? Ну лана, триста пятьдесят, а? Люди свои нужны - во как!

    РУССКИЙ ПИСАТЕЛЬ(задумчиво):

    Да. Давай.

    (Садится в "Мерседес". Уезжают. Из темноты выходят Майор и Азиф, движутся через дорогу в лес.)

    АЗИФ:

    Ха, вот и весь литератур. Триста пятьдесят. Маладес мужик, жена прастит, все харашо будит.

    МАЙОР:

    Триста пятьдесят. И халявный круглосуточный инет по выделенке.

    (Майор хитро смотрит на Азифа. Азиф хитро смотрит на Майора. На них несется "Запорожец" с пьяными подростками. Духи Рождества поспешно скрываются в лесу.)

    ЭПИЗОД ПОСЛЕДНИЙ.

    (Некая контора, вечер третьего тысячелетия. Русский писатель пьет пиво, уставясь в экран, на котором открыто примерно сорок окошек "Эксплорера". В каждом окошке медленно появляются голенькие корявенькие англосаксонские женщины в неэстетичных позах.)

    РУССКИЙ ПИСАТЕЛЬ:

    Как все это уже затрахало... Что ли почитать чего-нибудь?

    (Звучит жизнеутверждающая музыка. Что-нибудь вроде Стаса Намина.)

    Занавес.

    На поклон выходят все, даже Бритни в теплых штанишках с начесом и уборщица, которая уже протирает сцену грязной тряпкой на здоровенной швабре.

    УБОРЩИЦА:

    Поздравляю всех с Рождеством и Новым Годом! И шли бы все отседава!