Надо сказать, что третье тысячелетие мы встретили достойно. То есть не как в прошлом году, когда поперлись в гости, долго знакомились, а когда познакомились, то уже не смогли танцевать и все девки ушли к соседям по площадке, а мы хоть и хорошо поговорили, но все попадали в обморок и в оливье и утром не было ощущения праздника. Возможно, это соседи выпили всю заначку, возможно девки спрятали ее из мести, но вот ощущения праздника не было. В этот раз все было иначе. Остались дома, культурно проводили Старенького, слушали Куранты и Президента, потом горячее, потом пошли во двор швырять петарды. Тут я несколько отбился от семьи, потому что накануне с петардами репетировал и рука еще не зажила. Встал я между детской площадкой и помойкой, закурил, наслаждаюсь салютом. Вижу, еще кто-то наслаждается. Пригляделся - Азиф Мукулау! Здорово, говорю, Гундейрыч, с Новым Годом! Но он был как-то сдержан и всем своим экзотическим видом показывал, что чужой на этом празднике и вообще и вообще мужчина интеллигентный. Видимо, его несколько покоробило бесконечное хождение пьяных веселых людей мимо его постели, спит-то он последнее время на батарее в подъезде. Вообще-то я пробиваю ему домик консъержки, кое-кто даже согласен сдать на это по десятке, но пока это только в проекте. Впрочем, ему и так неплохо, кошек он прогнал в конце концов, в уши вату кладет, что б не слышать как дверь хлопает, но вот Новый Год его как-то расстроил. А может быть, ему было одиноко? Ну сам виноват, мог бы с кошками по хорошему договориться. Я же не могу его в дом привести, у меня там теща, ребенок и хомяки, ему же хуже будет. И все-таки почему-то мне стало несколько грустно. Такая, знаете, светлая печаль окутала мою ранимую душу и я угостил Азифа сигаретой. Он прикурил, мы присели на капот бесколесной шестерки и задрали головы. На уровне девятого этажа взрывалась всякая хрень, с балкона кто-то умолял не попадать больше этими ракетками в спутниковую антенну. Было хорошо, но чего-то не хватало. Я понял, чего: водки и рассказа. Я принес водку. Азиф заговорил. - Твоя знать, Майор, как амиронцы время считать? Как кто такой? Я - амиронцы! Моя амиронцы и бабушка мой амиронцы и все-все-все, только папа Шульман, испанец. И вот все чистокровный амиронцы встречать время от время Новый тысячелетий и все такой. Это такой праздник, это такой торжество, что вот это все - тьфу! У амиронцы самы правильны календари есть, самый верный. Семь год обычни для амиронцы только один, но из них шесть лет и три четвертя скрыты есть, люди не видать, амиронцы только. А еще - ты сколько спишь? А, не врать, а на работа? Вот все это аккуратна вычетаешь, патом делишь на сколько раз ты на небо сматрел - вот сколько ты жил всего. А сколько ты звезды читал - все прибавлять, и на коефисиент квалификация умножать, потому как тогда по звезд времени живешь. Что, трудно? Только амиронцы мочь. Да, все по разны спят, по разны смотрят, тяжело вместе встретить. Паследни раз двадцать пять тысячелетий встречать все амиронцы собираться, мине спать пришлось шесть диней, что б все догнать меня. На звезды не смотреть, как тяжело есть. А перед тем на двадцать тысячелетий собираться, в мае кажется. Да, великий празднык! Петь, плясать, суп варить, амиронски суп - ух! Такой суп только амиронцы варить, из чего забыть уже. Тут у нас кончилась водка, потому что Азиф всю ее выпил, и мне пришлось принести еще, да я и салата захватил. А чего киснет? Может, и ничего особенного, всего две тыщи, а все-таки Новый Год, зря что ли не спим? - Э, а аливье! Ты знаишь, какой амиронцы делать аливье? Не куриц, нет, орел ловить! Орлиный яйца в салат крошить! Потом орел варить, тоже крошить, перья салат украшать. Такой абычай. Сигарет барма? А праздник амиронцы делать в горах, экология чистый-чистый, мух муха не целовать. И не как вы - нажрать ся и песня орать, а все культурна. Культурна покушать, культурно водка пожрать, культурно спеть народны амиронски песня. Менты поганы близко не подходить - видно что культурный люди гулять. Когда все песни спеть, старейшина вставать и всех новый тысячелетье поздравлять. Культурно, билять! Без этих китайски петарда! Он уронил водку и грустно смотрел на нее, наклоняясь все ниже. Я тоже наклонился, чтобы лучше рассмотреть, и тут Азифу стало плохо и он тяжело повалился на бок. Я закурил. Я чувствовал, что мы, Азиф и я, выше и чище всех этих кричащих и беснующихся людей. Лишь мы посвящены в тайну истинного календаря. Я представлял себя в горах, на празднике гордых амиронцев. Я дышал чистым воздухом и слушал величавые песни мудрого народа. Я стал чуточку амиронцем. Когда ближе к пяти утра народ стал расходиться, я бережно поднял Азифа со снега, потер ему уши и отвел к батарее в подъезд. Он был молчалив, глаза его светились благородным безумством, а на мои расспросы о амиронцах не отвечал. Может быть, он сожалел о нашем разговоре, о своем чувственном порыве? Так я и не узнал, кладут ли амиронцы горох в оливье с орлом... Утром я проснулся хоть и не сам, но с ощущением праздника. Всю ночь я смотрел на звезды с гор Амиронии. После завтрака я спустился к Азифу и решительно попросил его познакомить меня с амиронцами на правах корреспондента ВГ. Азиф, приняв принесенное мной лекарство, помолчал и гордо ответил: - Амиронцы велик народ есть. Но очень секретный. На наша планета знаешь какой водка? Тысяча градуса! Секрет значит. Но я не теряю надежды узнать про амиронцев больше. |