Во времена Островского сюжетом называли человека, выбранного для любви. Так и говорили: "Ваш сюжет у меня сидит". Виктор Шкловский. Сюжет - это по-старинному предмет любви. Где-то я читала: так раньше говорили про объект нежной страсти. Например: "Заходите, заходите, душечка, ваш сюжет у меня". Или - "Мой сюжет не появляется уже вторую неделю..." Или еще - "Ах, он покинул меня, мой сюжет!" - и слезы, и глубокие обмороки... Упоительные были времена: в самом простом слове столько романтики! Мой бывший сюжет сидит напротив меня за столом. У него квадратные плечи и почти нет шеи - голова растет прямо из туловища. Это со временем он стал громоздким, похожим на шифоньер. А раньше он был просто красавец - большой и сильный, как американский лось... Есть такой подвид, я читала в журнале: самый крупный и с мощными рогами лопатой. Он за год съедает по семь тонн корма и иногда повреждает лесные насаждения... Мой бывший сюжет тоже любит поесть и ест всегда с большим удовольствием, только раньше мне это нравилось больше, потому что я его кормила. Я садилась напротив и радовалась, какой у него хороший аппетит. И обычно говорила: "Как ты замечательно ешь!", а он стеснялся. Поначалу он часто стеснялся, если я говорила ему, что он замечательный. Потому что до меня ему зачем-то внушали, что он толстый и неуклюжий, и он в это почти поверил. Но потом появилась я и сразу увидела: не толстый и неуклюжий, а большой и сильный - и немедленно сообщила об этом всем: и ему, и нашим общим знакомым. Ему это, видимо, понравилось, потому что вскоре у нас случился роман и продолжался довольно долго, так что я успела открыть ему глаза и на другие, не менее замечательные его достоинства. Ведь он был не просто большой и сильный и ел, как настоящий американский лось - он ходил по рекам на байдарках и пел под гитару песни: про друзей, Аксинью и брошенные куртки. А еще у него были красивые руки и жесткие курчавые волосы, как шерсть у собаки породы эрдельтерьер. Теперь волосы у него подстрижены коротко, так, что непонятно, есть ли они у него вообще. За эти годы он здорово изменился, но, вероятно, по-прежнему все еще умный и красивый, потому что незря же когда-то я им так восхищалась... Я помню, как он смущался и даже сомневался немного насчет своего ума и обаяния, но я смогла убедить его в своей правоте. У меня, вообще, очень развит дар убеждения - спорить со мной трудно, почти бесполезно. Мама всегда говорила, что "легче отдаться, чем объяснить, что не хочется" - это про меня. И еще: что, если я что-то доказываю, то начинаешь верить, что черное - даже не белое, а что-нибудь веселенькое в цветочек. А мой прежний сюжет всегда был очень восприимчив, поэтому уже через год понял, что достоин лучшей доли. Конечно, достоин - раз такой умный и красивый! Мой перый сюжет молча сидит напротив и пьет водку. Я тоже сижу и пью - только я пью красное вино, потому что водку не люблю, а предпочитаю джин-тоник. Но джин-тоник выпили вчера, когда у брата были гости, и осталось только красное вино. Где-то я читала, что полусладкие красные вина нестойки в хранении. А еще: что главное - это гармоничное вкусовое сочетание в подборе алкогольных напитков к блюдам, подаваемым к столу. Например, красные вина надо подавать к овощам и мелкой дичи, а водку - к первым и горячим жирным блюдам. Но у нас на столе только сыр и остатки салата "оливье", потому что праздник был вчера, а сегодня уже просто непредвиденные гости. Я пью красное вино и красиво курю тонкую сигарету. И непринужденно рассказываю, как недавно была в ресторане "Планета Голливуд", где объявляли номинантов конкурса "Ника", и за столиком напротив сидел известный артист Станислав Садальский. Меня пригласила моя подруга - совершенно бесплатно; я сходила, и теперь вот рассказываю, чем нас кормили и какая целый вечер была интересная презентация. Мне легко пить красное вино с моим прежним сюжетом, потому что этот, прежний, знает, что у меня есть новый сюжет, и однажды даже видел нас вместе. Мой новый сюжет играет на сцене, он профессиональный артист и очень техничен - так про него пишут в прессе в рубрике "Культура". Пишут нечасто и, в основном, знакомые журналистки, но это неважно, потому что кроме меня об этом никто не знает, а в мире искусства вообще развиты недоброжелательство и зависть к чужому таланту. А мой новый сюжет талантлив безмерно, и, когда танцует в своем театре в массовых сценах, у него такое высокое, одухотворенное лицо! Если я бываю на его спектаклях, я всегда смотрю только на него и всегда вижу эту редкую одухотворенность - такое лицо нельзя не заметить, хотя бы и с дальнего ряда балкона. Где-то я читала: "Талант - это вера в себя", и верно - настоящий талант не спряч юешь: его видно в любой толпе даже без бинокля. Помимо таланта у моего нового сюжета есть масса других достоинств. Он, например, много читает и часто цитирует мудрые мысли. Он вообще человек тонкий и образованный, и я, по сравнению с ним - вялая серость, однако он слушает мои рассуждения про искусство и про театр: например, про то, какой он артист - многогранный и удивительный, и про то, что его ждет светлое будущее. Он чуткий человек и редко прерывает мои размышления, хотя я выражаюсь непрофессионально и мое мнение врядли уж так ему интересно. Тем не менее, он слушает, и я ему благодарна. Я всегда говорю ему: "Мы еще увидим небо в алмазах", и он соглашается. Мой новый сюжет мечтает о Голливуде и уверен, что когда-нибудь станет знаменитым. Я тоже верю в него и желаю ему всемирной славы, только немного расстраиваюсь, потому что понимаю: когда Голливуд принесет ему деньги, известность и светский образ жизни, нам придется расстаться. Не станешь же, в самом деле, при голливудской-то славе залезать на пятый этаж панельной "хрущебы" и пить пиво в тесной пятиметровой кухне, хоть там и готовят твой любимый борщ и домашние пельмени... Но пока до звездного часа моего сюжета еще есть некоторое время, он с удовольствием ест разнообразные блюда моего приготовления - почти так же замечательно, как ел мой прежний сюжет. ...Мой прежний сюжет уже доел салат "оливье" и теперь просто пьет водку. У него красивые руки: широкие запястья и большие крепкие ладони. Кисть у него почему-то всегда темней остальной руки, и поэтому кажется, что кисти рук загорелые даже зимой. У моего сына такие же большие руки - с широкими, как у щенка овчарки, запястьями и темными, будто загорелыми, кистями. Он и спит, как мой прежний сюжет - неудобно закинув руки за голову. Мне почему-то кажется, что руки так должны затекать, поэтому я всегда вынимаю их у него из-под затылка и осторожно укладываю поверх одеяла. Сына мой первый сюжет видел только два раза: первый - еще в коляске, когда ему было два месяца, а второй - спящего, в полтора года. Больше всё как-то не удавалось: дела, заботы... А потом появилась семья, свои дети... Но зато он смотрит его фотографии - иногда, когда мы сталкиваемся в гостях у брата - и даже спрашивает, есть ли у сына хобби. Мне кажется, ему интересно на него взглянуть: еще бы - моему-то уже одиннадцать, а его дети не ходят пока даже в школу. Но ему неудобно, он стесняется. Я его понимаю - неизвестно ведь, как представляться: "дядя Андрей" - вроде неловко, а "папа" - налагает известные обязательства. Поэтому он интересуется им заочно. От прежнего моего сюжета у меня остался сын, а от нынешнего не останется, наверное, ничего - даже автографа на театральной программке. Я собираю его программки - покупаю их на каждом спектакле с его участием и складываю в комод, где у нас лежат важные документы. ...Мы с моим прежним сюжетом сидим друг против друга и пьем: он водку, а я - красное вино. А мой нынешний сюжет пока вообще не пьет, потому что очень занят - репетирует новый спектакль, где у него важная роль с итальянскими словами. Так они и развиваются, оба моих сюжета, совершенно помимо меня... "Сюжет" - слово романтическое, почти, как "амант". Или "диамант" - не знаю точно, что это значит, но звучит красиво. Где-то я читала: "диамант моей души... или сердца?" - в общем, неважно, главное, что есть в нем что-то высокое. А в моей жизни романтики нет - только программки в ящике и красное вино с тонкой сигаретой. Но это не часто, а только, когда брат зовет к себе в гости... |