Мои собратья по перу, по духу, по судьбе, Кормильцы и поводыри блуждающей души, Кто Бога грамоте учил, и скрипке, и трубе, Искусству петь и говорить за сущие гроши. Вам, обречённым высекать лишь собственный огонь, И расточать свой взгляд на мир дыханием своим, Не преуспевшим ни в одной из всех земных погонь, Избрав себе на вкус и цвет грозу, туман и дым, Вам, кому век и золотой что запертая клеть, Кому не в ногу, но шагать лишь в пятой из колонн, Я, неуклюже торопясь, спешу запечатлеть Свой самый низкий до земли и до небес поклон. Я прожил с вами сто эпох, тьму вёсен, бездну лет И не был чужд мне ни один из ваших языков. Мне Бог ни разу не помог, но помогал Поэт. Целебным зельем был настой из первородных слов. Примите заверенье в том, что в меру моих сил С младых ногтей и уж на весь отпущенный мне срок Бессмертье ваше я берёг, за пазухой носил И зажигал, где только мог, созвездья ваших строк. Мне нечего просить взамен - я счастлив лишь одним Тем, что застал вас на земле и неразлучен был. И не беда, что я для вас почти что аноним И дай вам бог, чтоб вас всегда хоть кто-то, но любил. *** Иссяк запас Творения? Где шёпот? Где набат? А сколько нужно времени, Чтоб вызрел новый бард? Повсюду дыры чёрные И страх, и неуют. Что музы обречённые На пустырях поют? «Смежили очи гении», Их свет идёт на спад. А сколько нужно времени, Чтоб вызрел новый бард? Под крышкою, придавленной Державною пятой, Лишь тайно и затравленно Дышали красотой. Был сургучом и патокой Законопачен мир, Но жил за каждой пазухой Какой-нибудь кумир. Теперь младому племени Дано с лихвою карт. Но сколько нужно времени, Чтоб вызрел новый бард? *** Всего-то остаться на час одному И, взглядом упёршись в страницу, Почувствовать свет, посягнувший на тьму, Чьи нечем измерить границы. Но это сиянье простого листа В зияющей бездне сознанья Подвержено страху - страница пуста, Хоть где-то идёт созиданье. А тот пресловутый ахматовский сор - Искусства защитная маска. Когда сам с собою ведёшь разговор, Не может быть полной огласка. Свой клапан у каждого, паз и раструб, Рисунок магнитного поля. И сколько б ни снилось поверхности губ На белой странице раздолье, Боязнь пустоты - не отмычка ларцу, Где тайна рожденья сокрыта. А белой странице совсем не к лицу Кофейная гуща магнита. *** Вас.Пригодичу И на скале, замкнувшей зыбь залива, Судьбой и ветрами изваян профиль мой. М. Волошин Эти складки земли я запомнил ещё с Коктебеля. Эти волны холмов, словно давнего бунта следы. Четверть века назад в первый раз в день последний апреля этот подвиг природы сквозь призму отдельной судьбы я увидел воочью, поднявшись к могиле поэта, и библейский пейзаж мне открылся с горы Янычар. Не вчера ли вот здесь завершилось строительство Света, сотворение мира - чудотворства начало начал? Я промчался один на своём драндулетике старом сквозь чужую страну, сквозь толпу первозданных холмов. Так похожи они, только нет среди них Янычара и волошинский профиль единожды без двойников был изваян судьбой из чернеющих скал Кара-дага, И навряд ли ещё раз свидания с ним я дождусь… Я живу у холма, где к стихам не привыкла бумага и не знает никто ни единой строфы наизусть. Но с утра пред глазами такие живут акварели, и стихией морской так насыщены воздух и свет, что развяжется в памяти сам узелок Коктебеля, где Господь наяву перед нами предстал как Поэт. *** Я не о той любви, что из тщеславья Себя творит по образам чужим, Усвоив слепо миф о равноправьи Благоволящий мёртвым и живым. Луне подобна, светом отражённым Она торгует. И убеждена, Что мир задуман был аукционом, Где на неё должна расти цена. Я не о ней. Я о траве, которой Крестом на спину хоть бетон взвали, Ни с кем не обсуждая приговора, Всё ж вырвется живой из-под земли. Не так ли в мир, что издавна закован В догматы и условности, опять Влетает незахватанное слово Не ведая цены на благодать. *** Въедливым дымом вот уж который конверт пропах, Отгородившись от плещущей в окна весны. Я так давно живых цветов не держал в руках. Будням затёртым нечем кормить мои сны. Только любви ещё не затвердел янтарь. Мошкой ещё трепыхается в нём душа. Где-то в подспудье щемит пролетевший январь, К сердцу приставив негнущийся кончик ножа. Превозмогая сомнений твоих тишину, Горько сутулясь под ношей надежд и тревог, Ламп не гашу и, спиной повернувшись ко сну, Выбрать пытаюсь козырную карту дорог. Кто я и что я, и кем я тебе прихожусь? Как мне расправиться с этой таможней судьбы? Близится день, когда не в телефон расскажу Всё, что не знают ещё провода и столбы. *** Опять на подступах к стиху Всю ночь уснуть я не могу, Хоть слов и нет пока, Но жажда говорить с тобой В ночи становится тропой В чащобу языка. Я так боюсь, что в разговор Проникнут фальшь или повтор На холостом ходу. И вдруг подумать сможешь ты, Что я давнишние цветы Сам у себя краду. Иль впрямь подобьем соловья Одну и ту же песню я Заладил исполнять? Иль все счастливые в любви Похожи, словно соловьи, И не на что пенять? Быть может.…Но в моей ночи Ищу я для тебя ключи, Чтоб отворить тебе Бумажный неприступный вход В иных стихий круговорот, Ключи к иной судьбе. Не златоуст, не соловей, - Тобой живущий человек, В ответе за тебя, В отпущенный нам свыше срок Средь непротоптанных дорог Земного бытия Я должен вымостить одну Сквозь слепоту и тишину, Тоску, обиду, боль Дорогу глаз, дорогу рук Губ, пересохших от разлук С единственной судьбой. Дорогу, на которой нам, Ступни прижавши к стременам Лететь во весь опор… А у меня в окне рассвет И больше ни минуты нет На этот разговор. *** Да не будет дано умереть мне вдали от тебя И.Бродский Да не будет дано… Всё в одной уместилось строке. Чем разбавлю первач, От ожога спасая аорту? Да не будет дано самой чистой любви и тоске, янтарю уподобясь, диковинкой сделаться мёртвой. Да не будет дано подменить богоданную суть самогоном таланта в словесном его суррогате и хватаясь за воздух навеки бездарно уснуть и тебя не увидеть хоть раз, хоть в крахмальном халате. Да не будет дано шутнику, тамаде и творцу сделать старой охотнице этот нежданный подарок на последней тропе, подошедшей вплотную к венцу, и свечу и струну обрывая коварным ударом. Да не будет дано и тебе под усмешки молвы ипостасью вдовы опечатать цветение света и бесплотный мой образ беречь от бесстыжей травы, что травою забвенья зовут мудрецы и поэты. *** Телефонных свиданий теплом напоённая стая Наконец-то в отлётный оформилась клин. Я на Волгу к тебе в золотой наш зенит улетаю, В гомон речи родной и берёз, и осин, и калин. Сколько жизней я прожил с тех пор как сорвался оттуда, Сквозь железные прутья протиснув худую судьбу? Сколько раз мне казалось, что вот, улыбаясь, Фортуна Прямо в руки летит с моей новой звездою во лбу… Но вернуть беглецу ипостась перелётного птаха, Но вдохнуть в повидавшего мир этот клич новизны Ты одна лишь смогла чистотою подспудного страха За судьбу богоданной, незримой, но сущей весны. Глянь - звездой бенефиса ушла за кулисы Разлука, И дождавшись покоя, вкушает его телефон. Я лечу на восток, чьим оскалом с рожденья испуган, Я к тебе приближаюсь, чтоб явь узаконила сон. Что нас ждёт впереди неизвестно ни чёрту, ни богу, Но была – не была, будь, что будет – я счастлив уже Тем, что ты позвала, снарядила мне душу в дорогу И надежду с тревогой никак не помиришь в душе. *** Эта книга пропахла твоим табаком. В.Долина Эта книга пропахла моим табаком И моим о тебе говорит языком, Из бессонниц души возникая. Эта книга – разлуки родное дитя, Что живёт за стеной проливного дождя, Своё солнце увидеть мечтая. Эта книга обходится без корешка, Типографскою краской не пахнет пока И страниц не считает до срока, Но пахнув табаком в полуночной тиши, Залетает в окно твоей светлой души Как за пазуху господа бога. Эта книга растёт, как трава сквозь бетон, Не заботясь о том, что с ней будет потом, Лишь бы к свету пробиться руками, Чтоб, надеждою смутной себя озарив, Покрывал, разрастаясь, зелёный массив Ей на грудь навалившийся камень. Эта книга с твоими чертами лица Так боится себя дописать до конца, Не дождавшись средь дальнего края, Той, во имя которой она родилась, Чьё дыханье и голос и прозелень глаз В ней пребудут гореть, не сгорая. |