Вечерний Гондольер
Сергей Городенский aka Gorro (c)
НЕСМЕШНЫЕ СТИХИ.
***
О, эти снайперы - перья и птицы - в порывах дыханья -
Втоптаны в триптих вокзала перронной толпой новогодней.
Будто в ознобе считает синкопы пустой подстаканник,
И новизной веселит анекдот, но уже прошлогодней.
Хочется, хочется, хо… и жуем, и бежим от ненастий -
К женщинам - женщинам странным, печальным, но в общем - любимым,
Чуть согревая в ладонях ни к черту не годные части
Тех мимолетных чудес – позабытых, но необходимых.
Не закрывайтесь от нас! Наши стрелы в колчанах скучают.
Нам посвящают стихи и ноктюрны царевны-лягушки,
Жмурясь от чувства вины, и пьянея от крепкого чая,
Как большеротые женщины в зарослях мягких игрушек.
Пляшет вагон, сотрясаясь от смеха, судьбу потрясая.
Пронумерованный мир потихоньку сползает в нирвану.
Лишь повидавшая жизнь проводница, от пива косая,
Щупальца тянет к огню, и к спасительной ручке стоп-крана.
***
И вдруг возникает ветер
Из веток, из ничего.
И ватник, и толстый свитер
Пронзает печаль его.
Недолго зиме кружиться,
Бесславна ее тщета.
Еще не упали птицы,
И трубы еще у рта.
И, мерзлый лаская локон,
Блестит как слюда каток,
И бледные лица окон
Направлены на восток.
И тужатся вспомнить лето
Уснувшие косари.
И тоненько плачет где-то
Ребеночек Розмари.
***
Сквозь заросли зеленого огня,
В калитках сквозняков и подворотен,
Дорожками раздавленных смородин
Три женщины уходят от меня.
Теряя очертания в дыму,
Они загадочны и нестроптивы,
Похожи на забытые мотивы
Ответов на зачем и почему.
И стоило ломать карандаши,
И горечью полынной упиваться,
Так тихо – без фуршетов и оваций -
Три прихоти подраненной души.
Три долгих Рима, стоптанных во сне.
Три песенки - взахлеб и нараспашку,
Три лепестка оборванной ромашки,
Три женщины. Они не снятся мне.
Их провожает пустоглазый дом,
Так верящий в процесса бесконечность.
Их силуэты впихивает вечность
В семейный - как положено - альбом.
***
Плоский день и бездонные сумерки
Мы с тобой далеко далеко
Улетели скорей всего умерли
Не допив молоко молоко
Наших теней первичные признаки
Еще дышат печалью полны
А ключицы прозрачны и призрачны
А глаза зелены зелены
В них остыли метели и вот теперь
Посреди снеговой кутерьмы
Посвящаем друг другу то оттепель
То карболовый запах зимы
Птицы наши болеют и молятся
Чуть следя за движеньями рук
И стаканы холодные колятся
В раскаленных ладонях разлук
***
И не то чтобы совсем трали-вали.
Так, вивальди, пара скрипочек и кларнет,
Но ресницы у нее подрагивали,
Не то да говорили мне, не то нет.
В дверь, как вор, заглядывал Калиостро,
И посмеивался, и тросточкой помахивал.
(Нам сперва казалось, что плавать – просто),
Но кларнет сосредоточиться не давал.
Если б чары твои разрушил дурацкий случай,
Сквозь белесые пальцы молитвы творя печать…
Ни хрена. Маэстро в неведении, что же лучше -
То ли в музыке плавать, то ли фокусничать.
А вообще все так здорово складывалось,
И скучало полдня в чулане, в бумажном своем гробу.
И, осмыслив иллюзию, пламенем вырывалось,
Разрушая в секунды все правила и все табу.
Жми гашетку, морскую врубай сирену!
Вам бы вот что понять, крылатые мои мужики:
Настроение белых крыс, выскакивающих на арену,
Не от корма зависит, а от качества музыки.
***
зрачком зеленым стылая вода
стекает по стеклу и словно лодки
несут меня попутки в никуда
сквозь приступы бензиновой чахотки -
сквозь метастазы пьяного вчера
вращая обезумевшею фарой
до донышка до самого утра
где ночь ломает руки санитарам -
и ловит хруст подопытной судьбы
отметки принимая за итоги
а время переставило столбы
и слепо курит сидя у дороги -
пока не стали явью миражи
приму оскал свинцового кастета
и чересчур удавшуюся жизнь
я скомкаю как старую газету.
***
Вот и осень с ног до головы
В драпировке рваной синевы
Вот и город полон вещих снов
То ли Гомель то ли Могилев
Пролетела слезная пора
Легкая как жало топора
Близкая как лезвие огня
Осень-соня выпей из меня
Влей свои туманы и дожди
Бельма стекол в небо отведи
Прилечу прощальным журавлем
То ли в Гомель то ли в Могилев
Щепотью рассеянной золы
Горькой как последнее курлы
Плохое настроение
или корявый стих
А каблук ее левый пока еще цел, но хрупок.
И когда она вдруг оборачивается на шум,
То подмигивает ее аппетитный пупок
Двум парням, углубившимся в пиво и анашу.
Вот и я прицеливаюсь, безбрежной шурша газетой,
Вот и я, как снайпер в оптическую трубу,
Наблюдаю в упор за призраком женщины этой
Сквозь газету, как сквозь свернутую судьбу.
И ревнив и тревожен взор мой отяжелевший,
И дымятся руины фраз у стеклянной двери бистро,
Где сижу я с утра, после прожитого уцелевший,
Чуть раскачиваясь от мыслей, как пассажир в метро.
И ничто не изменит мою дислокацию, ибо
Затвердело, увы, понимание в моей голове,
Что настроение именно с головы, как и у рыбы
В холодильнике - при отключенном электричестве –
Портится.
Высказаться?
|