КРУПСКИЙ (c)



Его не часто били по лицу,
И не всегда бросали в шапку центы,
Его родной язык с чужим акцентом
Здесь знали все. Он ездил по кольцу,
Он видел мир сквозь тесную плаценту,
Он был живым, но только по отцу,
И сам был горд курьезным прецедентом.
Лавровый лист к терновому венцу,
Нанюхавшись, приклеивал "Моментом",
Но что слова? Лишь низменный аргентум...
Вот так, примерно, мир идет к концу -
Цемент и тазик каждому гонцу,
Герою - щит, а мне - стакан абсента...



            ***

Когда в стакане плещется струя,
И вспоминают прошлое герои,
И пролетариат восставшей Трои
Лежит в канавах, радостно блюя, -
То время предвкушенья геморроя,
Когда под хвост вонзается шлея,
И люди домотканого покроя
Вползают в дом, как хладная змея...
Пускай приходят, я им не открою,
Я сам таких съедаю на второе,
Я знаю все повадки воронья.


         ***

Я избегал унынья и тоски,
Прижавшись к теплым ребрам батареи.
А дом был пуст, весь мир висел на рее,
Меня не отвлекали пустяки -
Строителя империй в эмпиреях,
В окно вливались алчные пески,
Ассоль сбежала с боцманом от Грея,
Кругом пырялись хливкие шорьки
И брызгались вонючим липким спрэем.
Ища, кому бы не подать руки,
Я заблудился в сумрачном сабвэе,
И надо мной пылала Эритрея,
И сохли прошлогодние носки.
За мной, читатель - я еще прозрею,
Я научусь завязывать шнурки,
Я научусь быть мудрым, быть евреем,
И собирать на поле колоски...
Я больше никогда не постарею