Вечерний Гондольер
РАТЬЕР
Владимир Антропов ака Радуга (с) У ДОРОГИ Я не умею прожить этой полночи черный наряд: Речь глуховатой дороги и ропот проснувшейся птицы. Что же, бессонная, разве не я виноват Этой бессвязицей, серой звездой, небылицей? Было и горше... Засни, перейди эту тьму Черным мостком по-над грязной рекой без названья - Кажется, сердце нашло бы свою - тишину, Имя свое, незнакомое именованье. Имя свое, заблудившийся серый малыш Вынес бы бережно волчьим цепляющим лесом... Шепчешь, бессонная, глянешь, окликнешь, не спишь, Оклик без имени теплится в воздухе тесном, А перед ним - лишь дороги печальная речь, Ропот пустынный, судьбы сокровенная пропасть, Спой на краю, попытайся меня остеречь, Спутник последний, безумная птица, совесть... 25.4.2001 Вода. Закроет том полуночная чтица, Страницу отогнет - в заглавии: "Беда". Почуяв тень в окне, метнется тенью птица, По улицам весны прошествует вода. Уже вот-вот начнут ломиться тяжко в двери, И, весь под спудом сна и ласковой вины, Ты слышишь их шаги, мальчишески не веря, Что город - взят, обезоружен, смыт, Что город - стерт, что вырвана страница, Лишь зеркало воды и птица невпопад... Закроет черный том полуночная чтица, И смолкнет речь и залепечет - сад, Запричитает в терпкой перебранке С дождем - рябин бессоный часовой, Зажав рукой сочащуюся рану, Последний на земле родной, еще живой, И, связан по ногам, глаза не поднимая, Не разнимая век, не открывая уст, Ты слышишь, как бредет, от края и до края, - Как властвует небесный златоуст, Как намокает плач, как густ небесный окрик "Пади!" "Пади!" - и, робко торопясь, Притянешь белый лист и ропщущею охрой Наносишь слов кощунственную вязь... 29.4.2001. *** Субчик (с) В этой дальней стране ты меня никогда не услышишь Улетаешь летишь и становишься дальше и тише Оттолкнешься в москве и окажешься в мягком париже Ты меня не услышишь. я тоже тебя не увижу Но не помни где я ты не думай что здесь я останусь Я уеду с тобой я вошел в твою сытую стаю Или пусть не париж даже если лететь или падать Я ползу в твоих в венах среди генуэй или падуй Ангел мой ангелок с тонкостенными клетками сердца Я уеду с тобой чтобы так же об кожу тереться Чтобы в длинном полете сквозь наше с тобою молчанье Пить твой сок языком в не китайской но маленькой чайне Улетаешь лети но вернись в тополином июне В самом злом и московском насквозь ненавидимом шуме Возвращайся залечивать рот и презрение к чуду Я приеду с тобой. я с тобой расставаться не буду * Начинается смех. Все закончилось – смех без конца Почему от коленей твоих снова пахнет водой? Почему в твоем теле где раньше кололись сердца Пахнет липовой водкой, а если подумать то хной? Ты опять как собачка что криво бежит по росе От пыльцы твое тело жужжит приведением пчел Словно им в твоих пазухах стало теплей и тесней Так их сочинив я все формы твои не учел Как же встретимся мы если ты убежала тогда? Кинематику бега я даже придумать не смог Почему на коленях твоих выступает вода? И зачем по ногам в твое лоно вплывает челнок? Все в секунды меняется не изменяя тебя Изменяя тебе - так решаюсь сказать и скажу Начинается смех, замечаю его по губам Он щекочет как пчелы он острый как ихнее жу И кончаются слухи когда замирают слова Только смех без конца без конца без конца без конца Почему я придумал что ты навсегда неправа Если ты изменяешь но только меняясь с лица * По тебе путешествуя я презираю весну Как ее презирать ты сама безусловно умеешь Почему же тогда приблизительно в пятом часу Ты как небо бледнеешь Появляется запах дождя. Появляясь – идет Наступает момент опадания с неба на землю Я монетка в руке ты гадаешь нечет или чет Ты не веришь апрелю Ожидай ожидая тогда я быть может скажу Ты проверишь не веря - конечно все будет неправда Начинается дождь ты плывешь а я весла сушу В теле мокрого гада *** Коммерсант (с) ДАЧНЫЙ СОНЕТ Запаутинело окно, крапивный сад теснит террасу. Жужжанье самолётных пчёл. « Ну раз уж пришёл, садись.» На полотно измятых, не простывших простынь не бросить взгляда. Говорить о ни о чём, теряя нить, темнить. «Ты будто ниже ростом». Забыла. Это он высок. Тик-так. Вот солнца жирный лучик мне упирается в висок. Тик-так, я слышу, будет лучше. «Пока». Калитка. Рой заноз. Кричит за лесом тепловоз. *** Иван Кузьмич Роботов (с) ГДЕ СТОНУТ ГИТАРЫ... В заполненном зале Гитары стонали И мы танцевали, как прежде. Как в самом начале, Мы просто молчали, Сомкнувшись в объятии нежном. Вокруг без разбора Кружились танцоры, Теряясь в искусственном дыме. Все были моложе, Чем мы, ну и что же, В душе мы - всегда молодые. Летели минуты Быстрей почему-то И ночь пронеслась, словно ветер. Мы вышли из клуба, Познавшие чудо, Смеясь от восторга, как дети. Я там же на месте Купил себе крестик На память о клубе чудесном, Где стонут гитары И кружатся пары Под музыку Мэрилин Мэнсон. * Попутал бес и мысли разбежались, Как стая крыс из трюма корабля. Пришла тоска, за ней спешит усталость, Без нервотрёпки не проходит дня. Упёршись лбом в глухую древесину, Воздену руки прямо к небесам - Избавь меня, Всевышний от кретинов, А от Лукавого уж я избавлюсь сам. *** Неизвестный (с) ВАНЬКА И КРЕТИНЫ. (басня) Бывало выйдет Ванька в сеть напишет кой-чего А кой-кому уразуметь нет мочи ничего Кретины стайкою плывут в Венеции родной Они в воде всегда живут довольно холоднОй Увидит Ваньку кретинье и сразу убегать А Ванька тыц их на ружье чтоб насмерть испугать Кретины плачут и кричат и ножками сучат А Ванька мочит их урча и топит как котят Чтобы очистить от кретин окрестности Венис Бросает Ванька как скотин кретинов в воду вниз Идут кретинчики на дну цепляя ручки за И вспоминается муму из глаз текет слеза. *** honeymoon (с) Сто раз скажу и не поверю, что в этом круге я одна, что даже в этой мере мера – з а в ы ш е н а. Не возвращайся – не догонишь оставленное. За двоих, за всех, кто ждал в своей погоне возврата, - псих ! – я перемучаюсь. Как язва, перемелю тебя, но впредь – одна, всегда одна. Я раз-два... Любовнички, а-у, я ведь такая же, я как и прежде, собой обманута, собой. Не надо мучиться надеждой и переламывать судьбой. Я здесь, но отчего-то медлят... Я тоже медлю, я – одна. И нету радости, и не для меня она. * Должницею не буду – не хочу! – ни времени-измены, и ни рода змеинного. Запуталась, кричу: "о дайте, дайте мне свободу от жалоб на судьбу...." К чему возня? Что жало, если даже яд – лекарство! И где же ОН – похожий на меня, - чтобы родных не жалко и полцарства... *** Jey (с) Конечно, с Греции начать и с кораблей в порту. Монеты в амфоре кричат, и небо - паспарту. По дымке нежно-голубой день юркают слова. И крылышками вразнобой, как ссорится, листва. Продолжить Римом, ядом, сном, усталостью копья. Чернила мерзнут. Кровь с вином прозрачнее, чем я со всей нелепою борьбой, залетным: "быть – не быть". Все игры - торг с самим собой - не ставит на дыбы... Вино вливается в меня и наполняет мысль. И та, что рядом семеня, ведет все время ввысь, ответит на мою печаль понятнее других.. И губ, коснувшихся плеча, ток нас убьет двоих. Продолжить?! Прыгнуть в дом, в семью, в полцарства без коня? Семь "я" плюс дети и жена преследуют меня любовью, чем не жизнь опять. Оглядывайся, жди. Мужают камни, не узнать, рельефом позади. *** ? (с) К Лиле Юрьевне Брик "И потом, коробок черепной разламывая, Пуля видела наперед: Не пришла на Садовое? Это не главное. На похороны-то придет. " (с) яшка каzанова Я видел она замыкала свет когда стояла в дверях Люблю ее себе же на смех по ней разрываюсь на швах Да что говорить да стихи писать стреляться готов огнем Чтоб только лицом в ее волосах на волосок от нее Котенок царапай царапай во сне я щеном лижу следы Она за дверьми ну а я в стене свои оставляю рты На шее кольцо то в котором Л.Ю.Б. точнее кругом! - ЛЮБЛЮ Сжимает не горло а сотни труб не вой а судьбу мою В проклятьях ее обхожу углом убьюсь – ее воскресят Я эту планету расквашу лбом мне все за нее простят И каждая блядь как она тогда стихи мои гадко рвет... Она далеко. Не приедет сюда. На похороны придет *** Игорь Караулов (с) Потому что я с севера, что ли, И в волосьях моих рыжина, Вы назвали меня "Ашкенази" - Что ж, бывают странней имена. Не вините меня в двоедушьи - С вами я тороплюсь и расту, Но сурепка и сумка пастушья Мне мерещатся в мелком цвету. Вот, смотрите же, добрые люди: Через воздух с песком пополам Я из Басры в Багдад на верблюде По коммерческим еду делам. Дромадер не бойчей скарабея, Солнце катится к ночи в силок, А глаза мои чуть голубее, Чем мечети крутой потолок. *** Изяслав Винтерман (с) Я не приличный Ганс там или Поль – страной не тертый, спелый, гладко бритый, с хорошим стержнем, верой в брак и пол, раз пятьдесят собою не убитый. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Я неприличный и цинично-злой. Без слова "х..", как без ошибки речи, – я не люблю! А критик?! – Он другой, когда приобнимает он за плечи. Он различает англичан снобизм, "cherchez la femme" и русскую ущербность, евреев эпос, и постмодернизм как нашу вавилонскую потребность. *** Казанкова (с) Ни кругов на воде, значит это зима Наступила в приглушенных снах И дома засыпают, сереют дома, Растворяются в белых домах. Ты ведь едешь от них, а они за тобой... Побелел и не дышит ландшафт. Удивляется в зеркале леди-любовь, Поцелуем скрепя брудершафт... *** Ишмаэль (с) DORMEUR DU VAL Чревоточцы любви, короеды тревоги… Ну какие трухлявому подвиги?! Подломились колени, как у выпивохи, злое облако бросилось пОд ноги. Не кружат, не куражатся варвары- враны, зелень лезет в глаза на все стороны… Пусть мне бок не кровавят отверстые раны – с будь что будущим связи оборваны. Что ни делай, награда не радость – усталость, пряжа суток со скукою спуталась. Дремлет в древней долине унылая старость, дотлевает нестрашное пугало. *** Олег Горшков (с) Изжил, избыл, представил малым, Вообразил почти пустым… Ползет к последнему вокзалу Мой паровоз, пуская дым. И вроде старость за горами, И, знаю, сил еще вполне, Но бредить прежними мирами Не по нутру сегодня мне. Уже мне в кайф остановиться - Не гнаться через не могу, Подолгу зреть родные лица, Не на ходу, не на бегу, И быть теперь стократ капризней Насчет друзей, насчет вина, И не искать инакой жизни, А эту пить уже до дна.

Высказаться?