РАТЬЕР





МАТЕМАТИК (с)


***


Вычитаю с момента рождения
и продолжу - до самой доски.
Не занятие, а заглядение –
Никакой те хандры и тоски.
Тихо щелкают счеты костяшками,
Прибавляю помойке бычков,
Вычитаю из дней по бумажке я,
из ночей вычитаю сверчков.
Благо есть матерьяла в избыточке,
жизнь прожить – не динамо крутнуть, 
прибавляется все по привычности,
а отнять нелегко – вот и суть,
что за минусом дури-упрямости,
да за минусом звезд невесомости,
да за минусом цели невидности,
да за минусом правды искомости,
да за минусом странных повинностей, 
да за минусом сна непокорного, 
да времён, что по лени и праздности…
останется – тьфу! - извлечение корня 
из этой, запущенной, разности.



ТАТЬЯНА ПУТИНЦЕВА ака КАРР (с)


***


Укатали Сивку горы золотые - 
Пышные букеты под ноги легли. 
Я ль вам не молилась, строгие святые? 
Что же вы от счастья не уберегли? 
Это ли не цепи, это ль не засада? 
Золотом на пальце стянута петля. 
Разве хватит силы вырваться из ада, 
Если этим адом сладостна земля? 
Были на распутьи спутаны дороги - 
Вместо буйной пляски разудалых слов 
Ляжет луч закатный на мои чертоги, 
В тишину вольется звон колоколов... 


***


Ю.М. 

Когда-нибудь дамой седой и поблекшей, 
Вздыхая о юности, быстро прошедшей, 
Я ласковым словом тебя помяну. 
Припомню забавные детские клички, 
И как мы встречались с тобой в электричке 
(И тут с грустноватой улыбкой вздохну). 
И зеркало тихо к себе я придвину, 
Взъерошу причёску, разглажу морщину 
На лбу, что когда-то был гладок и чист. 
И вдруг подмигнёт мне - худа и лохмата - 
Девчонка, которой была я когда-то. 
У этой девчонки был друг-футболист.


ИВАН КУЗЬМИЧ РОБОТОВ (с)


***


По тёмным проспектам слепых городов
Бесцельно шагает моё вдохновенье,
Внимая оркестру бездомных котов
И злому кино полуночных видений.

Моё вдохновенье не верит стихам,
Его привлекает искусство простое,
Разряда трудов поколения «Х»
На драных заборах заброшенных строек.

Моё вдохновенье не любит людей;
Оно умирает в компании шумной,
Но вновь возрождается бурей идей
Под уханье филина ночью безлунной.

Оно сторонится друзей и врагов,
Но если устанет, то может подолгу
Сидеть в окружении крыс и клопов
В вонючем подвале районного морга.

А после – продолжить бессмысленный путь.
Моё вдохновенье не знает причала.
Оно обещало вчера заглянуть,
Да где-то опять, как назло, загуляло.


СЕРХИО БОЙЧЕНКО (с)


***


асе.а

дырявые мои неводы
недочерпнули воды
тянутые волоком проводы
рыб золотые рты.

строки чужие идут вереницами
я спотыкаясь плетясь
за неразрезанными страницами.
взять не могу твою вязь.

умное сбитое плотное
взять не могу пока
неуверенная пока и потная
мимо скользит рука.

может пойдем по берингу
нерпу или моржа
вытащим в берег, я сберегу
плакая в сучью америку
в кобелиную азию ржа.

12.05.01


***


где павшие давно скворцы
упавшее из уст пророчат
сначала аз а после рцы
и учат русскому нас учат.

где стуки ставен или он
тревожат ледяные пальцы
не троя пала илион
и ледяной страны страдальцы.

ложились лыцари лицом
под стенами ерусалима
рядами стенками но мимо
распятие - не виселица.

текла по стенке плача грязь
и абрикос звала абрама
не зачинялась на ночь брама
но крепко почивал наш князь.

по нашим венам холода
текут, мы с тех времен варяги
сморкальные платки нам флаги
и колыбелью нам вода.

12.05.01


***

мне не хватает на часах
минутно тикающих палок
дырявины на поясах
в штанах и каркающих галок.

потом, потом, когда-нибудь,
во время слив и абрикоса,
слетит оса, покажет путь,
я тоже полечу, но косо.

меня не птица бьет крылом
над убегающей отлива
над побережием постылым
я знаю - абрикос и слива.

14.05.01


ВУ (с)


***


Потея водкой, исходя текилой,
с малышкой на борту – не засыпать...
А утром – сорок. И в мозгу: "убили!"
И будет комарам что пососать.

Мне дальше сна и комнаты убогой...
Бессмысленно еще чего-то ждать.
И на малышке этой длиноногой
не далеко смогу я убежать 

по улицам ее златоволосым,
по завихреньям воздуха в крови,
по синякам, царапинам, засосам
и порванной одежде... - Не реви!

Песочком устлан путь в чужие страны.
Как-будто есть своя страна, дебил.
И вентилятор с тупостью барана
над трупом разгоняет вонь и пыль.


ДРЫНЬ (с)


***



…И каждому было по слову и делу его.
И стон, многократно земную юдоль облетая,
Дробился на струи, чтоб каждый испил своего,
И каждая мутная капля проглоченных вод
Была солонее других и не думала таять.

И кто-то бездумно отсчитывал дни и года,
А кто-то взлетал и срывался, а кто-то, утробу
Насытить не пробуя, плоть умерщвлял иногда…
И хлеб горьковатый, пропитанный потом труда,
Был горек вдвойне пропотевшим, как хлеб, хлеборобам.

И травы всходили и, сорные, были сочны,
И в землю ложились опять, становясь перегноем,
И не было города, где не видали войны,
И каждому снились проклятые вещие сны,
И правила тьма. Но однажды случилось иное.


* * *

Проснувшись с рассветом, они выходили в поля
И видели все, что разбужено мертвое семя,
Что тучные злаки повсюду взрастила земля…
И не было лекаря, жницы, шута, короля – 
Остались тела, одинаково сношены всеми.

И было тепло – даже жарко, так было тепло,
И плакать хотелось, и кто-то, наверное, плакал,
И всем воздавалось добром за добро и за зло,
И думали все: «Наконец-то и нам повезло», –
И мясо бросали не верящим счастью собакам,

И к небу тянулись с молитвой любви на губах,
И в пестрой толпе находили друзей и знакомых,
И это приветствий аукало в дальних горах,
И кончился страх, неизбывным казавшийся страх
Безвременной смерти вдали от родимого дома.

И было вино, и веселье, и снова вино,
И дети смеялись в огромных цветных хороводах,
И даже юродивым стало почти все равно,
И люди уже не молитвенно падали с ног,
А тихо ложились в траву, как на праведный отдых.

И вечер спускался и воздух собой заполнял
Над сотнями голых картинок живой Камасутры,
И ночь проходила, и солнце вставало, маня…
* * *
И кто мог подумать, что утро последнего дня
Приходит вот так – как счастливое летнее утро…


К.Н. (с)


***

Пока разбирался с собою внутри,
снаружи – жизнь вязко текла.
Морали хватило на первые три,
а семь – эх, была-не была –

уже без меня, вне меня. "Все – дерьмо".
Но я не дерьмо. Не скажи...
Зеркальные ноги раздвинет трюмо:
и кто там в постели лежит

вальяжно?! И метко плюет в потолок,
пылит штукатуркой на всех.
Вторым поколением старый урок
не понят в контексте, что – грех.

Вторым поколением, лбом ледяным,
высоким ты дразнишь меня.
Блокадный ломается лед, и под ним –
распутство. Скользит простыня...

Хватаешься нервно за грудь и за руль. 
Аморфен, разжижен до дна.
И бьет энтропия сквозь дыры от пуль, 
и желтою кровью – луна!


СУБЧИК (с)


***


Отрава парижская явно дешевле скуки
Не выпить нельзя а пролить не на зло не выйдет
Какой тут вам на хуй бог если боги суки?
Какой тут Веритас в Вино когда все свелось до Види?
Я тоже учусь молиться но сладким матом
Тем более если в горле кочуют спазмы
Ты хочешь узнать в чем же были мы виноваты?
Во всем и всегда и конечно конечно! в разном
Давай научу как пить бесконечно водку
Давай все равно тебя кто-то потом научит
Не быт потопил ту картонную (помнишь?) лодку
А тот кто хотел чтобы было и стало лучше
И в жопу париж ты же там не бывала в жопе
Ты скажешь что поза но только нельзя заставить
Ореста жениться на гребанной Пенелопе
Хоть разные сказки но жизнь-то всегда такая!
Да что там на небе тем более если небо
Как ты говоришь здесь намного нежней и ниже
И каждый теперь кто в париже с тобою не был
Не станет родная тебе бесконечно ближе


***



Ты любимая не плачешь а свои фильтруешь жабры.
Словно город насекомых в нас шевелится париж
Значит спать нам будет сложно потому что очень слабый
Силой в десять поцелуев сон в котором ты паришшш

Ты не смей назвать иначе это действие в котором 
Я твой самый падший ангел, ты жестокая любовь
У меня в паху кружатся парижанки сладким хором
И вылизывают сахар и высасывают кровь

Ах плечо точней ромашка ты опять лежишь-гадаешь
Где во мне сидит собака если ты не слышишь лай
Или где с железным лязгом листья страха опадают
Потому что дождь и значит отцветает сонный рай 

Я курю ты не вдыхаешь ты насилуешься будто
Снова мелким стуком пальцы бьют по плоду твоему
По тому ночному плоду что родился в это утро
Он родился потому что в это утро я умру


ИШМАЭЛЬ (с)


***


ВСЕ ПЕСНИ О ПЕЧАЛИ ЛЮБОВНОЙ
(СЕРЕНАДА)

Света, Грета, Лизавета,
выйди у окна.
Рикошетят пули света
от глазного дна.

Я страдаю и не знаю,
пропадаю я,
с той поры зелёной маю,
да по-над ручья,

как тебя узрел, и чувства
хлынули во мне.
Бледный, я краснею густо,
красный, я бледне-.

Я во сне брожу тобою,
как по крыше кот,
прячусь за твоей трубою
тридцать третий год,

с подбалконною гитарой
обнимаюсь и
так страдаю с ней на пару
по тебе, Люси!

Помнишь наши встречи-речи,
осень и закат?
Как твои сияли плечи!
как шумел нам сад!

Я сказал, а ты сказала…
Сердцу дан приказ.
Мне всё было мало, мало,
а тебе – как раз…

Так и вышло, как пророчил
ворон-соловей.
Словно вексель, я просрочен.
Целься, враг, левей,

где всё бьётся что-то, бьётся,
рвётся из груди…
Милая, открой оконце,
выйди и приди!..