Как тяжело порой! Тогда, когда жизнь кажется прожитой напрасно, и последние зернышки ее смысла нервно клюет черная курица забвения. Хотя за долгие годы страдания литературой, я привык к тому, что меня не любят и не ценят. Что моя критика воспринимается в штыки, а то и в глаз. А виртуальные синяки долго не заживают на моем стареющем теле. Я смотрю по сторонам. Где та молодая шпана, как пел Цой. Ее нет, фактически, нет, нет. В восьмой раз за день посмотрев в мой пустой почтовый ящик и неожиданно ощутив, что я со своей правдивой, но прямолинейной критикой вовсе не нужен интернетовским слизнякам и трусам, умеющим лишь танцевать под дудочку гамбургского крысолова , я испытал приступ страдания, граничащий с исступлением. Если бы у меня была веревка, я бы сменял ее на пистолет и застрелился. Если бы у меня была газовая плита, я, возможно, вскрыл бы себе вены. Но у меня не было даже банального расписания электричек, а кому хочется простудиться, бессмысленно лежа на холодных рельсах. От нечего делать я начал читать так называемые гостевые книги. И о, нечаянная радость! О, счастье отца, встретившего на узкой тропинке бытия взрослого сына-гинеколога. О, блаженство гения, последние 20 лет печатавшего в районной газетке объявление «Пропал скорбный труд. Нашедшему гарантируется вознаграждение». Я понял, что не зря я по-сорокински удобрял почву. Инда взопрели озимые. И пусть не все пока гладко и сладко, но я уже вижу тех, кто вымет окропленное портвейном знамя из моих ослабших рук и понесет его людям, как Ромео Джульетту, Дягилев Нижинского, а чеховский Данко органы внутренних дел. Первого моего спасителя зовут Александр Ивашнев. Он взял на себя смелость напасть на сколь влиятельную, столь и раздутую фигуру главреда издания, в котором я имею несчастье печататься, некоего Ю.Рудиса aka рудис. Должен честно сказать, что я покривил душой, когда в первом выпуске утверждал, что стихов хуже, чем у Игоря Петрова нельзя найти даже в тетрадках пятиклассниц, не научившихся читать. Стихи Рудиса с большим запасом берут этот барьер. Это нечто вообще невообразимое, по фонетике, патетике, энергетике, эстетике и семиотике. Ощущение такое, что Герасим озвучивает тексты, написанные Муму. И насколько же свеж и благоухающ на этом жалком фоне разбор Ивашнева. Вчитайтесь: твоя лирика - запоздалая мечта о распиздяйстве, недаром ты мне писал: где, мол, мои 27? Как сказано, а? Не в бровь, как говорится, а подмышку. Прямо на коврик. Ивашнев не юлит, не лицедействует, он говорит на простом, понятном народу языке: В натуре, твои тексты совсем слабы, хоть и чувак ты пожилой. Честно, я бы их не номинировал в Тенета, м.б. ты это почуял, недаром волков лепишь на хомяке. Прост, как правда. И изящен, как известия. Совершенно пряники, Ивашнев, я чисто атас цинкую, чтоб ты пока сазана пасешь, зубы не поломал. А то караси в натуре кинут леща и хоть на морде биксы фалуй. А так обиженник, падло батистовое, обхезается, а его кенты в овраге лошадь доедают.
Но вернемся к отзыву Ивашнева. Уровень разбора стихов отвечает самым высоким недомеркам литературоведения.
- хвалю за честность, главное хлебалом третью жизнь не прощелкай. Второго же моего спасителя зовут Анатолий. Человек редкой душевной чуткости и внешней чистоты, который наконец-то поставил на место еще одну сетевую знаменитость - Ольгу Родионову, кокетливо называющую себя Клавочка, нет, простите, не туда посмотрел, Верочка. А заодно еще нескольких недоразвитых в плане головы отморозков и отснегурочек. Через неделю Вы прочитаете его полный неподражаемого сарказма и высокопарного остракизма текст, ну и, естественно, мои комментарии в тех местах, где Анатолий, на мой взгляд, зажимал себе что-то в тисках надуманной моралистами этической парадигмы. |