* * * Стихом расширив рамки прозы, дождей подслушиваю речь. Роняет небо капли-слёзы. Так много слёз… Не уберечь и не собрать небес роптанья и всхлипы горькие в одно, - водой дождей сочатся, тайно уходят на земное дно сквозь капиляры почвы влажной и застывают в монолит утрат, вины однообразной, болезней сердца и молитв. * * * Две серёжки - две слезинки, две настенные картинки, - всё, что в память мне осталось от тебя, мой добрый друг. И почти-что позабыла я, как жирные чернила на бумаге расплывались под нажимом нервных рук; как вода у ног плескалась, и как капелька стекала на виске, оставив стежку белой соли в жаркий день; как сквозь ивовые ветви солнце золотистым светом, рассекало на мережку неспасительную тень. Вот уж грустною капелью дождик шелестит за дверью, еле слышен из прихожей, - осень песенку поёт. И под зонтиком седая, друг о дружку согреваясь, пара старичков в калошах медленно сквозь дождь бредёт. "Всё проходит. Всё проходит, - осень лейтмотив выводит. - Ваша жизнь - такая малость, как сезонов мерный круг." Две серёжки - две слезинки, две настенные картинки, - всё, что в память мне осталось от тебя, мой добрый друг. Песня про брата и сестру Проросли два семечка - братец и сестра. Побежало времечко - с ночи до утра. Полетит былиночка дворовой тропой. Повернёт тропиночка, обратясь судьбой. Приголубит долюшка - плети да ухват. - Потерпи, голубушка, - тихо просит брат. Наливает долюшка в чашу горький яд: "Выпьешь всё до донышка!" - Потерпи, мой брат. - Потерпи, сестрёночка… - Потерпи, родной… - У меня ребёночек. - И у нас с женой. Проросли два зёрнышка - детки-детвора. Торопливо времечко - с ночи до утра. Разродилась смертушка, оглушая слух. Кормит грудью детушек - горе да недуг. Молодое горюшко белит сединой братову головушку. - Потерпи, родной. - Потерпи немножечко, твой недуг уйдёт, - Брат сестре на ложечке капли подаёт. Проросли два семечка - внученька да внук. Подустало времечко, переводит дух. Вода Как хорошо… живую воду пролить случайно на столе… Зажгите свет, - воды природа видна так лучше. В серебре зеркальных бликов отражаясь, мы много чище и свежей. Вода, всё больше растекаясь неудержимостью своей, уже до краешка доходит и, повисая каплей вниз, о том, что с нею происходит не знает.. Глупая, очнись. Ветер Ты подуй, подуй, ветерок. Не гляди с утра на восток, глаз усталых в щёлки не щурь, не гони вчерашнюю дурь, сотрясая белой главой, ветер-богатырь удалой. Полети- ка, ветер, туда, где шипит прибоем вода, да приляг на влажный песок. Не гляди с утра на восток. Растянись вдоль моря собой. По руке прозрачной прибой пробежит вопросом немым: "Ох, тебе ли быть удалым?" Спасение души Приготовьте мне лекарство. Что болит? Не знаю. Здесь. Здесь, куда ложатся тени резких слов, где чья-то спесь в гнёзда сонного сплетенья ядовитою змеёй всё откладывает яйца, где широкой пятернёй бронхи расправляют пальцы, и куда застрявший ком в горле, скатится слезою, чтоб однажды вечерком перекрыть всю грудь собою. Дайте. Дайте мне лекарство! Помогите притупить боль несносную в сплетеньи рук утраченной любви и безжизненных сомнений, веры во Вселенский Смысл, обесточеной надежды. Не вздыхай и не молись, - Смысла нет. Разбит, повержен. Даже если сущий Бог, то и он тебе, похоже, не облегчит горький вздох, не поможет. Не поможет. * * * Прикорну, прикрою очи. Уходи, шальная мысль. Не тревожь меня средь ночи, не зуди и не гонись за, несущейся в припрыжку, кровью напряжённых вен. Дай, голуба, передышку. В черепные своды стен не стучи тревог набатом, не растягивай виски. Я ли в чём-то виновата? Не рассеивай тоски семя жгуче-ледяное в обессилевшей груди. Дай, сердешная, покоя, этой ночью не буди. * * * Садится солнце. На закате мерцает желтоватый свет. Когда огонь в своей лампаде погасит день, ему во след маяк луны осветит небо. Неровной формою блина висит пятнистая планета. обледенела и грустна. * * * Сегодня утром выпал снег. Большие хлопья на дорогу ложились, чтобы замереть или, попав под чью-то ногу, собравшись в комья, умереть. Сегодня утром выпал снег. Придорожный паб Солнце южное в зените. Вы измучены жарой. В придорожный паб зайдите, ненадолго посетите сумрачный покой. Столик в уголке свободен, и кушетка у окна. И горит под низким сводом лампа по старинной моде бледно, как луна. И хозяин суетливый, с проседью добряк, вам предложит торопливо лучшее, конечно, пиво, охлаждённым всмак. На высоком табурете, стойку подперев спиной и бычкуя сигарету, улыбается приветно музыкант-ковбой. Медленно берёт гитару, рядом марака кладёт и, закрыв глаза устало, вечно новый, вечно старый первый такт берёт. Струны всласть перебирает. Марака шипит: "чши-чши…". Песню тихо напевая, он по ходу сочиняет. Публика, молчи. Он поёт о том, что близко: "Встану рано на заре. Небо утреннее низко. Замычит моя Артистка. Кони во дворе. Вороного оседлаю, понесусь стремглав в галоп. Под копытом исчезают камни и ковыль густая. Мимо - степь да сноп…" Струны всласть перебирая, - марака шипит: "чши-чши…", - охмелевши, забываясь, песню сердца напевает музыкант в ночи. Отгоревших вспышек нити оставляет звездопад. Если вы теперь не спите, загляните, загляните в придорожный паб. |