*** Даю тебе отбой Но сбой дают приборы Делюсь с тобой собой До точки до упора На сломанных винтах Кружится кукла лета В разодраных бинтах Следов от самолета Молчит глухая мгла В убийственном бессилье Налево от крыла Звоночки - белый с синим Делю тебя на сто Обломком бездорожья Звенит стакан пустой Извне до запорожья. *** Займусь гуашью и гаданьем. А к вечеру, напившись вхлам, Доверю тайны созиданья Потусторонним ангелам. Они отпустят мне небрежно И две по сто, и все грехи, Их жесты будут безмятежны, И возмутительно легки! И в сумрак окунутся перья, И хрустнет мир, как карандаш. Свечу затеплит подмастерье, Вливая сумерки в гуашь. И карлик с тенью исполина Уронит сажу на холсты. И будет день, и свет, и глина Вдруг обретет твои черты, Чтоб, выползая из запоя, В тоске очнулись неземной - Я, перемазанный судьбою, Ты, неиспачканная мной. *** Стоят и мерзнут носороги В пожухлых травах у дороги Им кажется они безроги У них вселенская беда. Зеленоглазая калмычка Слезу роняет над заначкой Ей кажется она рыбачка Так получается всегда, Когда степного океана Волна встает дыша туманом И небеса готовят манну И кажется кругом вода. А солнце в дымчатой оправе И кажется никто не вправе Великолепьем сизым править Где все полынь да лебеда. Где все смешалось и застыло Слеза телега степь кобыла И кажется все это было А все что будет - ерунда. *** Ах что за ночь колючего нордвеста Чужая белокожая невеста Густое с поволокой и насквозь Проникшее в надежду на авось Наружу все и шторм гудит над заводью Взрываясь от недружной тихой зависти И вдребезги как чашечка коленная Голодная холеная вселенная Ах ты потустороння и легка еще На мне упавшем навзничь и икающем Над шкиперами веерами пшикают Соблазны но не зря рождались шкиперы Плюя на то как мертвая вода Вскипает оживая в проводах Как звук из обескровленного горла Со вкусом перезрелого кагора *** В дымах седых, звеня надменно, Вечерних трав касаясь вскользь, Мотив струится неизменный, Лесных пенатов странный гость. Его звучанье огибает Стрекоз стремительный конвой - То восстает, то погибает, То ниспадает синевой. И звон, как ладанку, примеря, Сменив просторы на кусты, Глухая топчется тетеря У края бездны красоты, Где три русалки понарошку Идут, идут, идут ко дну, И суки воют на гармошку, На кобелей, и на Луну. Им Голос чудится тревожный… То всем ночам наперекор Бубнит далекий, невозможный, Стенокардический топор. рудису. Сменив на плед джинсу и ветошь Сырое рубище Наполовину протрезвевший Читаю рудиса. Мурашки ссыплются в бутылку Сплошной кромешности Усугубляясь от затылка И до промежности. Вслепую корешок нашаря Древнейшей рукописи Одним из трезвых полушарий Внедряюсь в рудиса. И строчки выгибают спины Под лампой жмурятся Когда бухая половина Внимает рудису. И крой божественный нарушен И гибнет целое И тьма и мор и глад и рудис Одетый в белое. |