РАТЬЕР ОТ ДЖЕСС



НИКОЛАЙ КЭОБУРИ (c)

Черная вдова 

Никого в моем доме, 
На прогнивших ступенях 
Только ящериц смех. 
Над моей головою, 
В черных ртах моих окон, 
И на крыше, в соломе, 
Брызжут сплетнями змеи, 
Как я стала вдовою. 

Нитью вдвое и втрое 
Скатерть я вышиваю, 
Угощенье готовлю 
Для гостей – на здоровье! 
Двери настежь раскрою, 
Всех к себе зазывая, 
Пусть со мною разделят 
Счастье черное, вдовье. 


ОЛДОВЫЙ (c)

ПУТЕШЕСТВИЕ

Можно врать пером, щекоча горло,
можно рвать словом, лишенным смысла.
Главное, чтобы по жизни пёрла
карта двух полушарий, меняя числа
не дней, а кресел в аэроплане
и полок в спальном купе вагона,
в котором, прильнув к оконной раме,
ты понимаешь, что нет закона
стихосложения, правил грамматики,
прочих условностей и привычек.
В одной части света царят прагматики -
в другой - канареечный посвист птичек.


ШИЗОФРЕНИЯ

Тундра, братцы, тундра,
Тундра, братцы, блин.
Мудрым стать не трудно -
Трудно молодым.

Тундра, братцы, тундра,
Тундра на душе.
Как бы мне уютно
Было в блиндаже.

И легко на сердце,
и поёт гармонь,
и лежит на смерти
тёплая ладонь.

   

АРКАДИЙ БРЯЗГИН (c)

***

Меняя тягу, тягостно дыша,
Покинув часовой уральский пояс,
Все ту же пьесу ксилофонных шпал
Отстукивал нескорый скорый поезд.
Текла по стеклам мутная вода,
День начинался медленно и скупо.
Немудрено - в нелетные года
Погоды ждать по меньшей мере глупо.
Не поменять на новый свой билет,
И не уснуть, чтоб вновь легко проснуться,
Поскольку ничего на свете нет
Страшнее невозможности вернуться.
А завтра будет то же, что вчера.
Одновременно и ясней и глуше.
И дуют непопутные ветра
В твой парус, потерявшийся на суше,
Где, хоть убей, не вписывался в фон
Сосед напротив с рыжими усами,
Что целый день светился, как плафон,
И женщин звал козырными тузами.



ОРЛАНДО (c)

***

Всё здесь, как прежде, и камня не сдвинуто,
Горличьи стаи взлететь не успели
С крыш закопчённых. И ягода винная -
Солнце вчерашнее в майской купели.

Здесь не познать ни величья, ни бездны,
Смерти не знают, тем паче - зачатия,
Улиц оливковых малые беды
Тронул с улыбкою Ангел Молчания.

Город не взять ни чумой, ни пожарами,
Крыш черепичных безгласные клавиши...
Что горожанин здесь, что каторжанин -
С каждым мундиром готовы раскланяться.

Я покидал его? Даже не верится.
Будто замкнули заклятьем: замри.
Город юлою ленивою вертится,
Только отдельно от целой Земли...

Где-то пылают пиры и сражения,
Здесь тишина. Недоступно уму...
Город, как лебедь глядит в отражение
Неба, я снова не нужен ему.



ГЛЕБ Б. (c)

***

заляпаны туманом гаснут горы
платформа мокрый снег зигзаг путей
привычка рвется превращаясь скоро
в ряд наблюдений о судьбе страстей

и странно не забыть не разучиться
а тихо встать увидев все другим
и глядя как из ветра рвется птица
ждать поезда из Рима в Третий Рим



СОМОВ (c)

к цели

Как родине, будь вымыслу верна... 
В. Набоков "Дар" 

Ах, право слово, несть числа метелям, 
когда шагаешь к цели прямиком: 
любой сквозняк наверняка смертелен, 
и каждая речушка - Рубикон. 
Тебе ли эти игры незнакомы, 
тебе ли этот крест не по плечу - 
внимая чутко солнечным законам 
случайностей, нелепиц и причуд, 
неясных лиц тугие очертанья 
из снега прошлогоднего ваять... 
И что твои поспешные признанья 
и поздняя признательность твоя 
судьбе - 
и не безделкою ли сущей, 
не вымыслом ли грозно-озорным 
ты жив еще? 

...Так о далекой суше 
мечтает парус, и нагие сучья 
упрямо лезут вверх, и только случай 
ведет бесстрашных по стезям земным.