Предисловие. Во всей литературе, описывающей четыре многострадальных года Великой войны, есть множество рассказов о геройских подвигах. Герои этих подвигов - командиры и рядовые Красной армии, летчики, моряки, артиллеристы и простые пехотинцы. Немало произведений посвящено также тем, кто переживал невзгоды войны в тылу, кто работал для фронта, не жалея сил и не считаясь с трудностями. Еще больше написано о тех людях, которые, находясь на оккупированной территории, сражались в партизанских отрядах, или были членами подпольных организаций... Но нет среди литературных героев тех людей, кто находился в оккупации, но не принадлежал ни к подпольщикам, ни к партизанам, а просто жил, применяясь к новому порядку и не сопротивляясь ему. Если где-нибудь на печатных страницах и встречаются подобные персонажи, они бывают обыкновенно безличным фоном, на котором развертываются действия героев. Если же попадаются в литературе лица немецкой национальности - это, как правило, гестаповцы и эсэсовцы, и действуют они в ролях палачей, и нередко создается впечатление, что вся немецкая армия состояля из гестаповцев и эсэсовцев, хотя на самом деле их было во много раз меньше, чем обыкновенных солдат. Если встречаются русские люди, занимавшие при оккупации должности старост, бургомистров, полицейских и т.д., то им обычно тоже приходится выступать в качестве злодеев, олицетворяющих все пороки рода человеческого. Но абсолютные злодеи, как и абсолютно добродетельные люди, в природе встречаются очень редко. Я буду писать не о героях без страха и упрека, и не о злодеях без проблеска совести, а о людях, обладающих и хорошими и дурными свойствами, которые в силу разных обстоятельств оказались сотрудниками оккупационной власти. Очень возможно, что, если бы эти люди, заклейменные именем изменников родины, попали бы в другие условия, - они стали бы участниками героических событий, а некоторые другие, прославленные, как герои,- угодили бы в изменники. Автор. 1968 г. Глава 1. ОДИН ИЗ МНОГИХ ГОРОДОВ. Меж полей и лесов раскинувшейся на четверть мира России, по широкой равнине протекает река, которую когда-то в далекие времена прозвали Ясной, вероятно, за чистые и прозрачные воды. У истоков узкая и мелкая, Ясна, как большинство рек мира, собирает в себя множество речек и ручьев, с названиями и без названий, раздается вширь и вглубь и, выйдя в украинские степи, сливается с Днепром. И могучему Днепру не приходится стыдиться такой сестры: по ширине и глубине она ему почти равна... Но в верховьях будущую соперницу Днепра курица вброд перейдет, и даже трудно поверить, что здесь начинается большая река. В том месте, где в Ясну впадает первый приток, где ее пересекает первая плотина, и вертятся жернова первой мельницы, где через нее перекинут первый мост, заслуживающий называтся мостом , а не мостиком, или кладкой, - в этом месте приютился маленький городок Липня. История забыла, кто, когда и зачем основал его, но существует он давно. Стоит этот городок на плоском и неинтересном месте, от старины остался в нем один курган, служащий пастбищем для городских коз. На запад от Липни темнеют леса Белоруссии, на север - тоже леса и болота, на восток - не так далеко, но и не очень близко до Москвы, а на юге в водах Ясны отражаются украинские хатки... В 1812 году мимо Липни проходили войска Наполеона, но в самый город не зашли, и он остался цел и невредим. Послереволюционные бури гражданской войны также обошли этот маленький городок стороной: власть в нем как-то почти безболезненно перешла в руки советов, белые не дошли до Липни верст двести, и даже бандиты, орудовавшие в смежных уездах, ни разу не удосужились заглянуть в Липню. До революции Липня была уездным городом Днепровской губернии, а в советское время она стала носить звание районного центра. К началу 1941-го года в этом районном центре было несколько промышленных предприятий, громко именующих себя "заводами": льнозавод, кирпичный завод, спиртзавод, маслосырзавод и обозостроительный завод; на каждом из этих "заводов" работало от десяти до ста человек рабочих. Были еще две мельницы - паровая и водяная, пекарня, валеночная мастреская, МТС и электростанция. Кроме того, уже четыре года шло строительство льнокомбината - предприятия более крупного, чем вся вместе взятая промышленность города и всего района, но корпуса новостройки еще не были подведены под крышу. Через Липню проходила полузаштатная железная дорога, по которой ходило всего два пассажирских поезда в сутки: почтовый и пригородный. Был в городе сад, где росли вековые липы и березы, и летом по вечерам играла музыка и устраивались танцы; был дом культуры и кинотеатр; была столовая с громкой вывеской "ресторан"; было несколько магазинов, из которых один назывался "раймагом", другой "многолавкой", третий по фамилии давно исчезнувшего прежнего владельца - "Качаловским". Были две школы: десятилетка и семилетка, и сельскохозяйственный техникум. В центре города стояло десять-пятнадцать двухэтажных каменных домов, а все остальные дома были деревянные, деревом крытые, на всех дворах визжали поросята и кудахтали куры, вокруг домов широко расстилались плантации картошки. Два раза в неделю устраивался в Липне базар; продавались на нем лапти, сани, холсты, глиняные горшки и горлачи и сельскохозяйственные продукты. Цены на этих базарах были самые дешевые во всей Днепровской области. Молодежь в Липне именовалась уменьшительными именами: Ванька, Мишка, Нюрка, Катька; пожилых, а также молодых, но уважаемых людей величали по отчеству без имени: Петрович, Тихоныч, Андреевна, Степановна... С Незапамятных времен и до лета 1941-го года была маленькая, скромная Липня одним из самых тихих, самых мирных уголков на всем земном шаре. ГЛАВА 2. ИГРА В ВОЙНУ. Липнинский радиоузел обыкновенно работал от семи часов утра до часу дня; затем радио умолкало до шести часов вечера; от шести часов до двенадцати ночи бывали вечерние передачи. Но в один солнечный июньский день, накануне выходного, этот порядок неожиданно нарушился: репродукторы заговорили в самое неурочное время - около трех часов дня. - Внимание! Говорит Липня! Внимание! Внимание! Говорит Липня! - разносился по предприятиям, квартирам и улицам звонкий, отчетливый голос дикторши Маруси Маковой; голос этот звучал так настойчиво, что все липнинцы поневоле "обратили внимание" и стали прислушиваться. - Завтра, двадцать второго июня 1941 года, в Липне проводится военная игра! - насколько раз повторило радио, - сегодня, двадцать первого июня, с десяти часов вечера объявляется военное положение!.. Ходить по улицам разрешается только по особым пропускам, выданным комиссией при райисполкоме; все окна должны быть завешены; все рабочие и служащие должны находиться на своих постах по месту работы; уклонение от участия в военной игре будет рассматриваться, как прогул... - Вот тебе и выходной! Погуляли!... - У меня же картошка не скучена!.. - А базар завтра будет или нет?.. - А я-то на рыбалку завтра собирался!.. - Если как прогул засчитают, могут и принудиловку влепить... Так реагировали жители маленького захолустного городка на постановление своих властей. А черные тарелки репродукторов продолжали сообщать новые подробности военной игры: - По всем предприятиям и учреждениям должны быть немедленно организованы посты противовоздушной обороны и санитарные посты, а также отряды патрулей для проверки и охраны улиц города.... Напоминаю, что все окна должны быть завешены и никто не имеет права ходить по улицам без пропуска после десяти часов вечера. Ответственными за проведение игры назначены следующие товарищи... Следовал длинный список фамилий, в котором было поименовано все липнинское начальство, от председателя райисполкома до председателя инвалидной артели. - Вела передачу Макова! - сказал наконец районный радиоузел и замолчал. +++ - Вот не было печали! - с усмешкой, плохо скрывавшей досаду, проговорил, прослушав объявление, главный инженер и заместитель начальника строительства льнокомбината Николай Сергеевич Венецкий, имя которого тоже значилось в списке, - две ночи не спал, теперь еще третью придется здесь околачиваться!... Накануне он ездил в командировку на соседнюю станцию Коробово; до этой станции было всего двадцать километров, но пригородный поезд ходил только от Днепрвска до Липни и до Коробова не доходил, а единственный почтовый в оба конца проходил этот отрезок пути в ночное время. Начальник строительства Шмелев поднял от бумаг свою большую. лысеющую голову и тоже усмехнулся в ответ на замечание своего помощника: - Ничего, Николай Сергеич, человек ты молодой, - тебе можно и неделю не спать... Кстати, возглавлять у нас всю эту историю придется тебе: я сегодня вечером в Днепровск поеду. Венецкий встал из-за стола и начал ходить взад и вперед по кабинету; Шмелев окинул внимательным взгядом его статную фигуру и молча вытащил из-под стекла на своем столе цлую груду записок и заявлений и принялся их разбирать. - Александр Федорович, когда же вам пришлют заместителя? - спросил инженер, останавливаясь перед столом начальника. - А ты кто? - буркнул Шмелев, не поднимая глаз от бумаг. - Так я же врид!.. Хронический врид! - воскликнул Венецкий. - Ну, и будь хроническим вридом!.. Нагрузка, правда, у тебя получается не маленькая, но ты выдержишь - не из слабых!.. - Вы даже не напоминаете в тресте, чтоб прислали? - Заместителя-то? - Шмелев поднял глаза. - Милый мой! Я не только не напоминаю, а всеми силами стараюсь, чтобы все начальство забыло, что у меня заместитель не настоящий, а врид!... Николай Сергеевич насмешливо поклонился. - Спасибо большое! Докуда же вы мне прикажете во вридах сидеть? - Ты же сам сказал, что - ты - хронический врид - ну, и сиди до конца строительства! Теперь уже не так много осталось. Лучшего заместителя, чем ты, мне все равно не пришлют...- говоря, он почти механически что- то писал на уголках бумажек. - Беда, что ты беспартийный, был бы ты в партии, тебя бы в два счета утвердили постоянным...А раз ты беспартийный, договориться трудно... А чтоб мне посадили на голову какого-нибудь дурака или бюрократа - не хочу!.. Сиди во вридах и работай! - С вами не сговоришься - вздохнул Венецкий.- А знаете - я еще в прошлом году хотел прогулять, чтобы избавиться от этого заместительства: вам тогда пришлось бы меня уволить... - Почему же не прогулял? Струсил? - Нет, опоздал: пока собирался, новый указ вышел. - Ага!... Принудиловки не захотел?! Ну, кто зевает, тот воду хлебает... Но хватит шутить! - Шмелев вдруг резко переменил тон и заговорил очень серьезно. - Давай поговорим по существу: ты мне нужен, Николай Сергеич, ты это прекрасно знаешь сам! Когда я оставляю дело на тебя, я спокоен и уверен, что все будет сделано, как надо, не хуже, а даже лучше, чем если бы я сам распоряжался. Дело ты знаешь и любишь, и рабочие тебя любят. Подавай-ка ты в партию - тебе давно пора! Я тебе дам рекомендацию, вторую даст Клименков или Савельев. А когда ты будешь кандидатом, тебя утвердят постоянным заместителем, пришлют кого-нибудь в помощь по инженерной части и все будет в порядке! Красивые глаза Венецкого потемнели. - Я ... пока не буду подавать в партию...- проговорил он, и его мягкий баритон прозвучал непривычно глухо. - Почему это? Думаешь - не заслужил? Венецкий промолчал. - Напрасно! - сказал Шмелев, подумавший, что это молчание является знаком согласия, - У нас получается так: карьеристы, шкурники - лезут в партию всеми првдами и неправдами, а честные и дельные люди - скромничают. Послышался стук в дверь: десятник Козлов пришел к главному инженеру с вопросом о каких-то оконных рамах и прервал разговор на трудную тему. Венецкий поспешил пойти с ним вместе, чтоб самолично посмотреть эти рамы, хотя никакой особенной нужды в этом не было; и по лицу его было заметно, что он очень рад предлогу уйти из кабинета и не отвечать на трудный вопрос, только ли скромность, или еще какая-нибудь причина мешает ему подать заявление в партию. До конца рабочего дня он все время находился на стройке и в кабинет начальника не приходил. +++ Мало спали жители Липни в эту короткую, теплую, тихую ночь. Немногочисленные фонари на улицах были погашены; в окнах домов, сквозь разнообразные занавески кое-где проглядывали контрабандные светлые щелочки. На черном безлунном небе мерцали звезды, отражаясь в спокойной глади запруженной Ясны, маленькие домики и развесистые деревья в темноте казались гораздо больше, чем были на самом деле. Ни одно предприятие не работало, но рабочие и служащие находились на местах своей работы почти в полном составе: никому не хотелось из-за "военной игры" зарабатывать прогулы, которые в то время несоразмерно строго карались. Большинство этих людей не знало, чем заняться; одни тихо разговаривали, другие дремали. У многих были противогазы, женщины надели на рукава повязки с красными крестами. Группа молодежи занялась более интересным делом: они задерживали всех, кто вопреки запрету, оказывался на улице. Некоторые получили задание оборонятьотдельные участки города в случае нападения врага; другие должны были изображать самого врага и нападать на город. Героем дня была дикторша радиоузла Маруся Макова: ей было поручено объявлять по радио все, что значилось в программе военной игры: воздушные тревоги, десанты условного противника, нападение на город и оборона его, и она заранее торжествовала, репетируя свою роль, самую интересную в предстоящем спектакле. Марусю Макову знал весь город. Работая табельщицей на льнозаводе, она занималась самодеятельностью и оказалась хорошим организатором. По инициативе райкома комсомола ее перевели работать в районный Дом культуры и по совместительству поручили обязанности диктора и редактора местных радиопередач, время которым было назначено от шести до семи часов вечера. Прежний диктор ограничивался тем, что монотонным голосом, с запинками причитывал перед микрофоном местную газетку "Коммунистический путь", и его почти никто не слушал. Но, с тех пор, как за это дело взялась Маруся, - при словах "внимание, говорит Липня" многие стали подсаживаться поближе к своим репродукторам: по местному радио теперь каждый раз передавалось что-нибудь интересное: то выступал хор Дома культуры, то драматический кружок, то баянист Витя Щеминский, то гитарист Калинов, то хор учеников средней школы; даже приезжих артистов Маруся привлекала к работе на радио. А, если привлечь было решительно некого, - выступала сама Маруся: пела в микрофон популярные песни. Однажды за исполнение по радио песенки "Как я поехала в Москву" ей "вкатили" строгий выговор и хотели снять с работы, но по единодушному требованию радиослушателей оставили на прежнем месте. Весь вечер 21-го июня Маруся просидела на радиоузле и, несмотря на воркотню старого радиотехника Михаила Михайловича, то и дело прерывала московские передачи местными сообщениями о ходе военной игры. Но к полуночи даже ей начало надоедать повторение уже не раз сказанного, и, предоставив микрофон в распоряжение Михаила Михайловича, она принялась читать ратрепанную книжку без начала и заглавия - старинный роман о приключениях какой-то экзотической графини. В других комнатах, где помещались почта и телеграф, было тихо, по крайней мере, до изолированного, с отдельным ходом, помещения радиоузла, никакого шума не долетало. Михаил Михайлович передал "последние известия", Красную площадь и Интернационал, закончил передачу и ушел в соседний пустой кабинет, где стоял большой диван; вскоре оттуда донеслось легкое похрапывание. Ночь брала свое, и Маруся, недочитав объяснения графини с коварным злодеем, также задремала, опустив голову на стол. - Марусенька! - в комнату вбежал, запыхавшись, моторист льнозавода Андрей Новиков. - Маруся!.. У нас на заводе ребята хотят, чтоб как-нибудь проявить себя... Устрой что-нибудь!.. - А ну тебя, Андрюшка, разбудил! - недовольно проворчала Маруся, лениво поднимая упавшую на пол книгу. - Что у вас там на заводе?... Рабочие все налицо?.. Дежурят?.. - Конечно, дежурят, но... - Ну, и все в порядке! - Так скучно же! Спать хочется! Уже многие спят на кипах, - доказывал Андрей. - Ах, скучно? Спят на кипах? - встрепенулась Маруся. - Ну, подождите же! Я их расшевелю!.. И она взялась на микрофон. - Внимание! внимание! Воздушная тревога! - зазвенел ее голос по пустынным улицам.- Вражеские самолеты над территорией льнозавода!.. (продолжение следует...) |