НИКОЛАЙ КЭОБУРИ
Утка по-пекински
| Вечерний Гондольер | | Высказаться |

| Листы : 1 2 3 |

- Ничего не было: я и твоя жена - ничего! Я здесь, и мистер Том подтвердить. Какое число на твоем календаре, Понг? Сверим часы - твои отстали на семь месяцев. Или у моих гипертония. Плевать. Все-таки и мне достался кусок праздничного пирога - выдали зарплату, поить Понга. Плевать и пить. Пить и блевать.

Я сбегал домой - никого. Где ты, старый друг Ромочка. Едем, старый, надежный друг, в отель. В отеле Джум не появлялась. Ерунда. Конечно, она... Трубку взяла тетка. Нет, она не знает, где шлюха. Несколько дней стервы нет дома - скорее всего, в отеле. Кстати, знаю ли я, который час? Который час? Спросите у Понга, хранителя времени. Он всегда в курсе, кто с кем. Быстрей. Падение - тот же полет. Уже можно открывать глаза: раз-жмурьсь! А проститутки меня не забыли. Кто-то припомнил, как ругалась эта девушка - ну та, с толстыми губами, ты помнишь. Бим-бом: полночь задула воспоминание, как свечу. Холодно ли тебе, девица? - Все, что им нужно - это деньги,- бормотал пьяный Ромочка, утешая меня. Нет, все что мне нужно - это деньги. Не ограбить ли нам банк, мой старый, непроверенный, ненадежный друг? Ты боишься? Она бы не испугалась.

В "Палладиуме" ее тоже не было. Еще раз - домой? - А ты когда-нибудь был в "Зеленой бутылке"? - влажными глазами заглядывал Ромочка мне в лицо, носоглотку, я еще не ел - не увидишь. Перекусим в "Зеленой бутылке" - рано умирать, молодо-зелено. Изумруды фонарей - вона, как раздуло! В туалете анонимные хохмачи вывесили бумагу: test HIV - positive. Каждый развлекается, как может. Что тут у нас в меню? - Меня зовут Лукойе, - сказала Лукойе, - вы меня помните? Тормози. Если все эти бабы считают, что я обладаю способностью запоминать их рожи и имена, то они плохо меня знают. Воскресение пьяного Ромочки: - Думаю, она через год - моя жена. Э, да он мыслитель-искуситель. У Лукойе - русский муж, сейчас в отъезде, вот она и бухает в одиночку. Тайская красавица. Пьет пиво из фужера, оттопырив мизинец. - Мы поедем ко мне домой, ладно? - этой тоже интересно, из чего я вылеплен, - у меня дома много русской музыки и есть книги на русском. Купила. Дорого не возьму: два бунина, один стравинский. Нету? А какая валюта котируется на вашем рынке? Мягкий, обволакивающий Dire Straits. Хороший дом - два этажа, дорого и безвкусно меблированные комнаты. Ромочка разыгрывает маленького (совсем маааленького) обиженного принца. - Я ухожу, - говорит он, и не думая уходить. Лукойе возбужденно рассказывает о своем русском муже. Ангел, сущий ангел - своя фирма в Бангкоке, бизнес в Москве. А какой добрый! Все эти кольца (показывает смуглые пальцы, на каждом - по два кольца) - это все он подарил. - Все, я ухожу, - твердит Ромочка, и идет в туалет. А еще, муж Лукойе - такой несчастный. Сначала его бросила русская девушка - она была нехорошая, гордая. Он покупал ей дорогие подарки, а она ушла к другому - бедному и плохому. Сейчас ей плохо живется, без подарков-то.

Ромочка, пьяный скот, заснул в туалете.

Лукойе изучающе-оценивающе оглядела меня. Спросила: - Знаешь, о чем я думаю? О чем может думать пьяная баба наедине с пьяным мужиком? - Не знаю. - О плохом. О плохом не надо думать. Плохое надо делать. Я взял ее на руки: смуглую, пивомедовую, плоходумающую - и понес наверх. Стоп. В голове еще тарахтела ее болтовня: тик-так-тики-так-славный муж-но дурак. Прости меня, Джум. Последний раз: прости. Все. Испуганные глаза Лукойе: - Раньше я никогда, ни с кем... на этой кровати... Кровать как кровать: обыкновенная кровать - ничего особенного. Удобная. Все утро я втолковывал Лукойе, что я думаю по поводу ебаной статистики. Грустно кивала в такт головой: так, так. Ромочка проспал в сортире до полудня. Опять кофе? Зарплату пропивали три дня и три ночи, у Лукойе. У нас мало времени, говорила Лукойе. Скоро вернется муж, говорила Лукойе. Тик-так, говорили часы. Джум? На третий день она спросила: - У тебя есть девушка? Есть ли у меня девушка? Достаточно щелкнуть пальцами, чтобы она появилась. Достаточно повернуть ключ в замочной скважине, чтобы она исчезла. - Уже нет, но скоро появится, - туманно ответил я. На четвертую ночь мы были у меня. На парковке, на видном месте, на самом видном... Седьмой этаж. Семь минус два - пять. Дверь заперта изнутри - на щеколду. Тук-тук-тук-этот звук. Джум открыла. Ссадины успели затянуться коричневой коркой. Те, кто еще не представил себе лица не общее выражение у Лукойе, отдыхают. Остальным - сжаться! Не наступите на тарелки! На полу - в пластмассовой коробке - утка по-пекински. Пиво, молоко. Утку, верно, сперла в харчевне у своего несладкого фазера. Не притрагивалась. - Который час? - это она к Лукойе. Какого хрена ты не носишь часы, сука? У нас мало времени, тик-так. - Убирайся, курва, - сказал тот, что привел Лукойе. - Один раз ты мне это уже говорил. Вместо Джум убралась Лукойе, чужая жена. Я бросился ее догонять. Джум остановила меня: - Ты просто хотел проверить меня, так ведь? Ты хотел посмотреть, что я буду делать, так ведь? Ни ревности, ни ненависти. Свернув в улитку правую кисть, положила руки на плечи: преданный, покорный, собачий взгляд. - Отдай ключ, сука. Разжала кулачок: кольцо со звоном покатилось по кафельному полу. - Что случилось, ублюдок? - Убирайся. Посмотрела внимательней: - У тебя черное сердце, ублюдок. Вышла, не закрыв дверь. Я сел на пол, выпил молоко, стоящее рядом. Утка. Отлеталась. Всю эту дрянь - в мусорный бак. Найти Лукойе. Внизу, у входа в кондоминиум, на ступеньках - серая фигурка Джум. - Я отвезу тебя, ублюдок. Ты к той? - Пошла вон. Джум стала заводить мотоцикл. Повернулась: - Может, пойдем домой? Она уехала. Ты ее не найдешь. - Убирайся. Мы пререкались около часа. Я ухитрился найти таксиста, и Джум некоторое время следовала за нами, потом отстала. Тогда я позвонил той. Возле моря, у отеля. Лукойе сидела на песке, просеивая песчинки сквозь пальцы. - Ты выгнал свою девушку? - улыбнулась она. Что-то скользнуло в ее словах сытое, удовлетворенное... Яд, накапливающийся во мне в течение семи месяцев, наконец выделился в слюну. Тик-так. Сколько натикало на твоих ресницах? Набрав в грудь воздух, я плюнул в неприятную, смазливую, обезьянью морду Лукойе, повернулся и пошел домой пешком. Телефон зазвонил, когда я уже лег.

Голос - не ее. - Зачем ты это сделал? - тараторила Лукойе, - ну, скажи, зачем? Зачем? Зачем я вообще что-то делаю? - Приезжай, - сказал я,- моя девушка ушла. Тук-тук-тук-черный круг. Лукойе звонила, стоя за моей дверью. Открыл. Осторожно вошла. Еще один звонок - ее мобильный. Здравствуй, незапланированный, вернувшийся, благодетельно-рогатый муж!

Я изменился. Бросил пить и спать с чужими женами. Регулярно ходил на работу, наблюдая, как тихо переговариваются Понг со своим папулей, мистером Томом. Вероятно, они думали о плохом. Скорее всего, они думали о плохом. Недели через две после моего исправления меня выгнали с работы. Сидя у моря, на восходе солнца - там, где остановились песочные часы Лукойе - без дома (квартира принадлежала фирме), без работы, без денег, я уже знал, что буду счастлив, потому что Джум мне сказала, что все перемены в моей жизни - к лучшему. Впервые за восемь месяцев я ревел, как голодный младенец, лишенный материнской груди - громко, во весь голос, а над волнами носились чайки, которые, в одном из своих следующих перерождений, как и я, тоже станут утками.

| Листы : 1 2 3 |

| Вечерний Гондольер | | Высказаться |
© 2001, Выборг, верстка – Gogia