Последний перед полянами ручей - собственно уже не ручей, а маленькая речка. Воды выше колена. Лера снимала сапожки, приговаривая: «Ты бы разулся, все-таки». Он взял у нее из рук сапоги, она недоумевала. На другой стороне ручья опустился перед ней на колени, расправлял носочки, промокал Лерины ноги большим клетчатым носовым платком. Она была совершенно подавлена происходящим. Веселая солнечная дорожка в сосняке, покрытая поперечными тенями деревьев, напоминала желтую зебру. Бежишь себе по ней вприпрыжку. Все трын-трава. Ближе к холмам они разошлись разными тропами. Иван присел покурить на бревнышко, пока она собирала землянику на опушке. Они оказались по разные стороны залитой солнцем, жужжащей пчелами сладкой полянки. Встали. Повернулись друг к другу. И обмерли, просто обмерли, настолько по-киношному банально все это выглядело. Обходить поляну было нелепо, и, смирившись с неизбежностью, они пошли друг к другу через цветущий луг: высокий грузный Иван и мелкая Лера. Они шли, иронически ухмыляясь, понимая, что все подстроено, все неизбежно, понимая, что с белого облака на них глядит постановщик с крыльями. Встретились, обнялись и застыли, потому что больше им ничего не оставалось. Смеялись, оба не терпели пафоса. Этим вечером, укладывая ребят, она сказала себе: я только на минуточку прилягу. На чуть-чуть. Неделю он не дает мне спать. Кому тут тридцать, а кому пятьдесят… Полежу и пойду к нему. Заполошно вскочила утром, оттого что дети скандалили прямо над ухом. Наконец-то выспалась. Иван пришел в дом завтракать, бабуся хлопотала. Он на Леру не глядел. После спросил тихо: «Ты почему не пришла? Ты что, бросила меня? Обманщица, предательница». Лера изумилась: «Что ты… Я просто уснула нечаянно… на минутку прилегла и заснула». - «Послушай. Пока мы здесь. Будь со мной, пожалуйста». «Первые года три бизнес шел просто отлично. Я всех друзей взял к себе, и своих, и Ольгиных. Прорубались плечом к плечу». - «Капусту рубили?» - «Ну да, ее, родимую. А год назад все посыпалось. Пришли одни, там… неважно. Говорят: делись, конкретно. Я утрясал как-то, еще других, там, привлек. Ну, тебе это все ни к чему… Без бутылки водки вообще не засыпал. Квартиру два раза меняли, снимали. Свою бросили. Потом эти, ну, друзья… Половину - как сдуло. Нам угрожали. Ольге звонили даже на работу, и матери ее тоже. Она ушла, я не в обиде. Страшно, у нее ребенок. Да и от меня удовольствия немного было. Деньги потерял, больше половины. Теперь вот здесь торчу». - «Надоело?» - «Нет, я не думал, что у меня еще что-то подобное в жизни будет. Думал - ну, нет и не надо, все уже у меня было, пожил с женщинами, слава богу, по-всякому. Со всякими. Попрыгал, и хватит. Так что, ты у меня - нежданная радость. Не было бы счастья…» «Я все спланировала на ближайшие три года. Сначала буду квартиру менять, а то, посмотреть, как мы живем… Пойду на курсы вождения… Буду ребят в школу возить. Хочу, кстати, этой зимой съездить с ними в Египет…» - «Молодчина ты, Лерка! Послушай. Я все хочу спросить и стесняюсь. Почему тебя назвали так странно? Калерией… Я первый раз от бабки услышал, как тебя зовут, ел что-то, так чуть не подавился». - «Да уж… Удружили родители. В честь покойной бабушки. В шестнадцать хотела на Валерию поменять. Так мать расплакалась. Я думаю, ну и ладно… Проживу. Ты знаешь, мне порой кажется, что именно из-за этого моя жизнь не заладилась…» - «Ты считаешь, она не заладилась? Даже теперь?» - «Нет, теперь, наконец, заладилась». *** Я нехотя отрываюсь от клавиатуры в три часа ночи. Хватит, завтра на работу не встану. Потом просыпаюсь оттого, что меня бьет озноб. Летом, под ватным одеялом. Я - как Ванька-Встанька. Сижу в кровати, воспаленно таращусь на часы. Пять утра. Сна - ни в одном глазу. Я не могу жить без них. *** «Первый мальчик у меня появился, когда я училась в восьмом классе. Сам он был в десятом. Главный дворовый хулиган. Он был рыжий, веснушчатый, и у него не хватало переднего зуба. В драке выбили. Что уж он во мне нашел - непонятно. Он водил меня по ночам гулять в лесопарк и там пугал до потери сознания, рассказывал всякие ужасы. От страха я вцеплялась в него двумя руками. Он был первый, с кем я целовалась. А из-за того, что у него не было зуба, после этих поцелуев на люди было лучше не показываться. Вместо губ - сплошной кровоподтек. Отец поджидал нас наутро у подъезда и кричал: ты хоть знаешь, сколько ей лет? Этот мальчик пел у меня под окном песни под гитару, а когда собирались мои одноклассники, он тоже приходил, тихий и скромный. Его просили спеть, он хорошо пел. Он говорил: только выключите свет, а то я стесняюсь. И пел: рыжий-рыжий, конопатый… Ну, из мультика… Он познакомил меня со своими родителями, они были от меня в полном восторге. Очень интеллигентные люди. Но когда мы пошли в его комнату, и закрыли дверь, они, почему-то, начали ломиться к нам с криками…» - «Вот видишь, выходит, тебе всегда нравились хулиганы…» - «Да, Вань, получается так. Я давно хочу спросить, откуда у тебя такие странные пятна на спине? На родимые - не похоже». - «Да со стройотряда. Представляешь, им столько же лет, сколько тебе… Стройотряд был классный - в Крыму. Мы там ходили на танцы к местным девчонкам, а тамошние парни нас за это лупили. Развлекалка такая… На танцплощадке была такая стеночка из ракушняка, а поверху мозаика керамическая - одинокий парус на фоне волн. Ну, мы ее и… Поломали ненароком. Она на меня и упади. Я ободранный, весь в крови… Еще купаться пошел. В море. Щипало… А потом - давай загорать со всей дури. Только-только затянулось. Ожоги были страшные, волдыри, пузыри, все дела. Так и остались следы. Побледнели только». «Когда я была маленькой, мама меня строго не воспитывала, почти все разрешала. Ну уж, если я чего-то совсем крамольного хотела, она мне говорила: делай, что хочешь. Вроде - я умываю руки. Такое было страшное наказание. Знаешь, Ваня, иногда я думаю - может, из-за этого я частенько не решаюсь делать то, что хочу». - «Зачем ты валишь все то на имя, то на маму свою. Мы делаем жизнь сами, Лерочка». - «Я не знаю… Мне только кажется, что все происходит не случайно. Кто это сказал - «все будет, стоит только расхотеть?» Я так страстно добивалась хорошей работы, а меня не брали. Я начала сама крутиться как-то - и вот, пожалуйста, предложили работу. Ты… Я раньше смотрела на тебя и думала: вот бы опереться на такого человека. И теперь, когда мне, вроде бы, уже не нужна опора, ты - со мной». «Мне было шесть лет, мы стояли с бабушкой в аэропорту… И я видел, как упал самолет в котором были мои родители… Не понимал, что произошло… Не мог понять… Я бы остался здесь… Обнес бы все это Крошкино высоким частоколом. А они там пусть - как знают…» - «А я и так здесь - всегда». *** Лере пора было домой. Должен был приехать братец, Сережка, и увезти ее в Москву. Ребята, по договоренности с бабкой Варварой, оставались до середины августа. Иван говорил: «Прости, что я не везу тебя… Я пока и рыпнуться не могу. Вот, звонка жду». Лера с интересом рассматривала телефончик. Ничего, у нее тоже скоро такой будет. «Я не могу тебе дать номер телефона. Ни домашнего, ни мобильного. Я его каждый месяц меняю. А домашний никому не даю. Это строго, без исключения. Да, и ни к чему тебе. Даже опасно. Ты мне дай свои телефоны. И не волнуйся, я найду тебя». Лера приписала на визитную карточку свой домашний номер, заглянула ему в глаза. Не обманешь? Он сказал: «Да ты, небось, в Москве-то и видеть меня, нелегала старого, не захочешь… Вон ты какая, молодая, легкая, все впереди… Дунь - и полетела». Что ты, ну что ты… Половину прощальной ночи просидели почему-то по шейку в Белом. Вода была теплее воздуха, и от нее шел пар. Целовались в этом белом пару, обнимались, прижимались лбами. Слова давались с трудом. К полудню пришел Сережка. Сказал: «Собирайся быстрее, мне нужно засветло вернуться. Машина в Петровском осталась. Не проехать к вам». Иван закинул Лерины вещички в свою крутую тачку, доехали до Петровского, Лера всплеснула руками, не нашлась, что сказать, поцеловала детей, панически взглянула на Ивана. Села на заднее сиденье. Сережка газанул, сказал: «У меня для тебя сюрприз». Из магнитолы донесся оптимистический взвыв группы «Секрет»: «Домо-ооо-ооой!» Сережа пытался говорить что-то о доме, о маме. Лера, как мешок, повалилась на сиденье, сначала заплакала, а потом уснула. *** Назавтра Лера потопала в банк. Должны были придти деньги с другого счета, те деньги, что принес ей ее маленький собственный бизнес, она толком не знала, сколько. Девятнадцать штук. Больше трех тысяч долларов. Лера оцепенело мяла в руках чек, выплюнутый банкоматом. К такому она не была готова. Откуда же взялось столько… Сняла шесть, надо было готовиться к встрече с Иваном. По сути дела, ей ведь и надеть нечего. Единственные золотые сережки, ей их подарили еще на свадьбу. Не пойдет же она встречаться с ним в офисном костюме. Лера шла в магазин, помахивая сумкой, строила планы. Эти деньги пусть полежат пока, она ведь такая транжира. На зарплату проживем. Да нет, и зарплату целиком снимать не надо. Она зашла в обувной бутик, купила бежевые туфли на странных круглых каблуках. Теперь хорошо бы брюки и кофточку. Что-то простое, но обязательно хорошей марки. Хватит уже по рынкам отовариваться. «Айриш Хауз» был пуст. На длинных стойках просторно висели вешалки с одеждой. Красавицы-продавщицы скучали. Лера вспомнила сцену из фильма «Красотка»: «Это место определенно не для вас…» Ну почему, теперь это место для нее. Она прекрасно себя здесь чувствует. Понравившиеся брюки были чуть велики. Ничего. Зато, какие красивые. Тонкая шерсть. И кофточка нашлась к брюкам. Робея от себя самой, Лера зашла в ювелирный и купила серьги с бриллиантами. Лучше не вспоминать, что еще полгода назад они с ребятами по два месяца жили на такие деньги. Бриллианты, конечно, некрупные, но факт остается фактом. Это бриллианты. Можно было спокойно ждать Ивана. Одна в городе, без детей. Погода стояла чудесная, на работе на нее не могли нахвалиться. Подруги трезвонили день-деньской: пойдем в театр, в гости, поехали в выходные на природу. Лера отказывалась, с работы стремглав неслась домой. Он мог позвонить. Пора было забирать детей. Лере очень хотелось в Крошкино. А может, ее Ваня все еще там? В пятницу они с Сережкой собрались и поехали. К ночи приедем, мечтал братец, а завтра буду рыбу ловить. Бабушка Варвара, которая, конечно, смекнула кое-что, была не так приветлива. Ну да, от сорванцов устала. А они веселые, загорелые, и уезжать не хотят. «Ваня? А Ваня уехал, милая, уж дней десять как уехал. Бродил тут, как потерянный, в лес даже как-то выбирался. Чувствовалось, совсем ему уже невмоготу было. А потом позвонил ему кто-то, он за час собрался, и фьюи-ить». Десять дней. Бабушка смотрела ехидно. «Я-то думала, он, как приедет, сразу к тебе кинется…» Да нет, не кинулся. Ближе к вечеру Калерия отправилась прогуляться. По дороге сорвала две переспевшие водянистые земляничины. Не тот вкус, уже не тот. Все равно - заветная ягода. Подошла к озерку. Вода уже холодная. Ну и пусть. Подобрала волосы и вошла. Красивая женщина, красивые серьги. Ехали домой, бензин кончался. Почему-то больше половины бензоколонок было закрыто, а к немногим работающим стояли километровые очереди. Что делать, пристроились в очередь. С ценой случилось что-то странное. Цена выросла в два раза. Сережа бормотал: «Не иначе опять государственный переворот, или путч какой-нибудь. По бензину всегда в первую очередь». Ночью позвонила подруга: «Ты что, ничего не знаешь? Одичала в своем Крошкине. С утра беги в банк, спасай деньги, конвертируй срочно». Курс рвался вверх: восемь, десять, пятнадцать, восемнадцать… Калерия звонила друзьям, которые хоть каким-то боком относились к миру финансов. Когда все это кончится? Информация поступала противоречивая. У Калерии сдали нервы, она купила доллары по двадцать одному рублю. Назавтра курс опустился вдвое, но было уже поздно. Мама, закаленная многолетней борьбой за существование, тащила ее в магазин, запасать впрок еду, мыло, зубную пасту. Вложить все деньги в продукты. Сама она ежедневно совершала по три-четыре ходки. Калерия упрямилась, отнекивалась, не хотела. «Пойдем, глупая. Спасибо мне скажешь. И детям надо одежду впрок купить. На вырост. Неизвестно, что завтра будет». На работе стали давать зарплату раз в неделю. И отпускали в магазин: бегите, девчонки. Хоть чего купить успеете. Калерия носила свои бриллианты, терпеливо ждала Ивана. Четвертого октября она плелась с работы. Все уже знали, что будет большое сокращение. Продаж-то нет. Начальство избегало смотреть в глаза. Ее встретила мама, мрачнее тучи. Раздраженно говорила: «Как я от них устала, я просто больше не могу, дерутся постоянно. Школу ты поближе найти не могла? Мотайся - час туда, час обратно. Боже, как хорошо было, пока они ходили в сад. Ты же обещала, что возьмешь няню… А задают сколько, они делать ничего не хотят, сил моих нет». Калерия с отсутствующим видом ковырялась вилкой в тарелке. Если она сейчас скажет, что, всего вероятнее, в ближайший же месяц останется без работы, кому будет легче. Потерпи, Лера, помолчи, не пугай маму, может еще обойдется. Хвалили же… Зазвонил телефон. «Это я», - довольно-таки развязано сказал мужской голос. Что за манера - не представляться. Хамство кругом. Чему-чему, а телефонному этикету ее выучили. «Кто «я?» - злобно рявкнула Калерия. «Ну, я же, я…» - «Простите, с кем имею честь? Я вас не знаю». - «Ну, извините…» - разочаровано протянул незнакомый голос. Калерия все поняла. Калерия сползла по стене на пол. Сидела, баюкала телефонную трубку. *** У меня все хорошо. Почему я реву? Я же - не Калерия. |