Самые роковые ошибки мы совершаем спьяну или уж сдуру. Эту расхожую истину Семен Епифанов съел, будучи студентом ИЭНМ. Съел, но не переварил, как следует; и многое в его жизни случалось наперекасяк именно в дни, когда разум мутила наука или сверх меры попитая водка. Так было и в этот раз, в самом начале зимней сессии. А сессия подкралась как-то внезапно. Вот он и думал, взбираясь на пятый этаж родной общаги: "Как же так?! Только Новый Год встретили, скоро Рождество случится, а должен забыть все радости нашей скорбной жизни?! Должен... Боже! Бля... - контрольную по отраслевой надо! И экзамен девятого! Совсем охренели!" От этой мысли его мотнуло в сторону и, тяжелая сумка с размаху врезалась в стену. "Балтика № 9" полилась пенясь обильно и как-то неприятно увлажняя штаны. - Твою мать! Боже, за что ты не любишь меня?! - Семен с нехорошим изумлением глядел на ширившуюся лужу, потом рванул "молнию" и принялся лихорадочно подсчитывать ущерб. Из восьми стекляшек пива в живых осталось только пять. Правда, водка и пузатая, этакая экзотическая бутылка "Джина" были целы. Коробка конфет, вспоротая стеклом, кисла и превращалась в дерьмо. А это уже очень точно означало: Рождественского подарка Зинаиде не выйдет, - зачет по английскому языку становился сомнительным. - Мать! Твою мать! Что твориться! - Он выставил уцелевшие емкости на ступеньки и вывернул сумку над урной. В комнату вошел совсем в обреченном настроении. - Че эт ты застенчивый такой? - Толян взирал на друга одним веселым глазом - второй еще смотрел в книгу. - Пиво разбил. Че! Три бутылки! Но это только - раз. Алексеевич наши чертежи не сделал - грипп его, осла старого скосил! Это - два. И Натаха с Ленкой сегодня не придут - вечерок получается совсем траурный! Нормально?! - Да ладно тебе, Сема. Натаха... Нам к зачету готовится надо, а не о твоих ледях думать. Давай сюда пиво, - он отбросил книгу и поднял второй глаз. - Посуду прихвати, а я колбаски порежу, - добавил Андрей, лениво потянувшись к свертку. От пива с ломтем "Одесской", а может от двух рюмок "Особой" Епифанову полегчало. В дыме сигарет, лихом студенческом словоблудии траурный вечер приобретал более радостные очертания. Магнитола хрипло пела с подоконника, то голосом Фоменко подбрасывала очередной стеб. А когда Андрей Рогов начал вещать о прелестях Светланы Полянской - молодой аспирантки физ.мата и, по совместительству, дочки деканши, Семен вдруг вскочил и провозгласил: - Да хрен с этими чертежами! И с зачетом тоже! Один раз мы тут живем, и должны быть глубоко счастливы! - Во! - подхватил Толик. - Счастливы! А не горбиться под тяжестью идей Гука, Дальтона и прочих Ньютонов! Наливай - тост имею! - Эй, а водяры то тю-тю! - Точно - иссякла гадюка... Толян вперил вопросительный взгляд в Епифанова. - Может твой "Джин" вскроем? - осторожно предложил он. - Этикетка совсем откисла - Зинаиду таким подмазывать не солидно... - Даже позорно. Этот напиток не фирменный - самопал какой-то. - Рогов с видом знатока осмотрел темную, липкую от пива бутыль. - Надо же - сургучом горлышко залили, а акциза нет. Не... Зинаида на такое не купится. Ну а нам сойдет. - Вскрывай! - решился Епифанов. Сургуч Андрюха удалил, обив рукоятью ножа, с пробкой же пришлось повозиться, но и она поддалась: скрипнула, провернулась и вдруг вылетела с орудийным грохотом. Из недр бутылки, грозно шипя, выползал язык сизого дыма. А студент выронил сосуд, в ужасе выпрыгнул из-за стола. - Ложись! - крикнул Семен и опрокинулся на пол в поисках укрытия. Толик сидел на месте обомлев; из части тела ниже спины тоже слышались громкие трубные звуки; в комнате пахло серой. Его раскосые глаза зрели север и юг теперь одинаково хорошо. Сама бутылка откатилась к двери сан.узла и шипела, гудела, в собственных потугах рождая облако, быстро обретавшее плоть. - Джин, бля!.. Джин! - стоя на четвереньках, возвопил Епифанов. - Господи! За что?! Чем не угодили, да святится Имя Твое! И все дела Твои! Господи! Он яростно крестился то левой, то правой рукой и не забывал отползать к выходу в общий коридор. Слово "джин" по-своему стимулировало научное сознание Рогова: он рухнул на колени в двух метрах от существа, скрестил руки на груди и вдохновенно произнес: - Повинуюсь и слушаю! Я... я... мы... Дальше его словарный запас как-то быстро съежился до расхожих местоимений, а глаза стремились отделиться дальше от соображавшей тупо головы. С существом так же происходило странное: оно яснее обретало облик девы. Юной, симпотной, как фотомодель из журнала или Светка Полянская. Сверкающий бисером, до бесстыдства прозрачный пеньюар смотрелся не по сезону; быть может, из-за этого ее изящное тело имело бледно-синеватый оттенок. Синеватый. Но общего впечатления это ни разу не портило. Вот только ступни ног почему-то оставались в бутылке. Рогов, разумев, что перед ним не ужасающий демон, а объект скорее эротичный, задышал чаще. Губы его вновь стали вспоминать части русской речи. - У нас тут водка закончилась. Совсем ни капли, - начал он. - И мы как-то не догадались, что вы там прячетесь. Иначе бы... Он не договорил - входная дверь распахнулась. Сметая набожного Семена, в комнату ворвалась тетя Ася. Бывшая комендантом по должности и состоянию души, она не переносила шума и беспорядков. - Вы с ума посходили?! Петарды взрываете?! Епифанов! Встань с пола! С тобой говорю! - В поисках других улик преступления Ася Тимофеевна сделала шаг вперед, и тут увидела существо: - Ооо!.. Бесстыжая! - Она застыла прогневной статуей, бледнея и запасаясь воздухом для нового фрагмента беседы. Однако, когда ее взор обнаружил, что ноги девицы растут из бутылки, беседа не состоялась. Ася Тимофеевна круто развернулась в прыжке и бросилась прочь с воплем: "Милиция!" Первым обрел здравый смысл Рогов. Он захлопнул дверь и запер оба замка. Встревоженная криком коменданта, общага пробуждалась. Анатолий тоже пришел в движение: вылил остаток пива в стакан и принялся направлять жидкость в себя, звонко стуча зубами о стекло. Семен же, заняв вертикальное положение, сумел полнее оценить анатомию существа; окончательно осмелел и спросил: - А... вы из бутылки вылезли? Джин? Да? - Джина, - ответила девица. - Вызывали зачем? - Стоп, стоп... - Рогов небрежно отодвинул Епифанова, подступил ближе. - Джина... Имя, какое поэтичное! Скажите, а вы все можете? - Все. В пределах настоящей эзротантрической конструкции. Словом - почти все. Так говорите: если водка нужна - сколько? и каких сортов? При упоминании о водке, зрачки Толяна мигом вернулись из полярных областей к носу. - "Смирнофф" три бутылки! - выпалил он. - Только фирменную! - Да погоди ты! - Андрей обернулся к двери; стук Саида - дежурного по этажу, становился требовательным, оттуда же доносились чьи-то возмущенные возгласы. - Джина, дорогая, ты можешь их всех усыпить? Усыпить - так, чтобы о сегодняшнем ни один ничего не вспомнил! - Особенно Швабру нашу - тетьку Аську! - вставил Епифанов. - И - скорее! Они сейчас дверь вынесут! - Так! - В руках Джины появился блокнот и карандаш. - Усыпить всех в общежитии. Лишить памяти о сегодняшнем вечере... - И три "Смирнофф"! - напомнил Толик. - ...и три "Смирнофф". - Поставив жирную точку, Джина исчезла в недрах бутылки. - О! - Через миг воскликнул Толян: с глухим хлопком на столе материализовался заказанный напиток, а в коридоре вдруг наступила тишина. - Сработало! Андрюха, ты видишь?! Сработало! - Еще порадуемся, Сема! Ух, будет! Только посмотрю, что с этими. - Он осторожно открыл дверь и выглянул в коридор. Ковровую дорожку до лестницы устилало с десяток сраженных Морфеем тел. Старшекурсник Женя прикорнул совсем неловко, сунув голову в мусорное ведро. Рядом почивал Алексашка с дымящей в зубах сигаретой; дальше - Гунтер, еще дальше - его очки и сковорода. Чело Берендеева стало пьедесталом горячей яичницы, и тот, поглощая желток, сладко чмокал губами. Строгий Саид, наконец то обрел успокоение, вжавшись носом меж ягодиц тети Аси. - Мм...да, натюрморт... - Епифанов задумчиво оглядывал мир по ту сторону двери. - Что делать с ними будем? Убрать бы надо... - А зачем? На хрен они нам нужны? Все равно утром ничего не вспомнят. А спросят - скажем, понажирались все, как свиньи да устроили бедлам под нашей дверью. |