То есть, это памятник-фонтан. И навевает всякие ассоциации. В общем, его спроектировал как и полагается в Одессе, большой шутник. Итак, Бульвар начинается Пушкиным, а заканчивается... дворцом человека, который судя по эпиграмме был врагом Пушкина, графом Воронцовым-Таврическим. Который ...полумилорд, полукупец..., а дальше вы помните. Мы всегда начинали свои походы по Бульвару с Пушкина, а заканчивaли... Воронцовым. Вернее двадцатиколонной колоннадой дворца полумилорда. Именно на ступенях ведущих к колоннаде, другой Пушкин, которого звали Марик, выбивал барабанную дробь на перевёрнутой гитаре в 1963 году. Марика назвали Пушкиным за полностью пушкинские бакенбарды, которые тот носил вне зависимости от моды. Жил он в большом четырёхэтажном доме в начале Госпитальной. Дом этот занимал небольшой квартал от Костецкой до Мясоедовской. Кроме Марика в этом же доме жил... нет не Пушкин, Пушкин жил на Пушкинской в центре, Впрочем, когда Пушкин жил на Пушкинской, она называлась Итальянской. До 1880 года. Именно о ней А.С. писал:

Вернёмся к улице, на которой жил другой Пушкин. Госпитальная была Молдаванкой. А в этом доме жил человек по имени Михаил Винницкий. История его сохранила под именем ''Мишки-Япончика'', а литература - под именем Бени Крика. Попробую перенестись снова в 1963-й год, на лестницу ведущую к Воронцовской колоннаде. Итак, Марик Пушкин барабанил: Та-та-та-та, та-та-та-та... А я, в немыслимого, уникального, малинового цвета нейлоновой рубашке, (про рубашку: посмотрите в самом конце четвёртой главы, после украинских песен) начинал, причём сразу включал нечеловеческое форте. Моё форте поднимало в воздух всех ворон в радиусе километра:

Но это была только присказка, я это всё выкрикивал, а не пел, как и Чебби Чеккер, тот - чей ''Твист эгейн'', А сказка, то есть песня начиналась здесь:

В середине пения, я предлагал своим слушателям сделать выбор, что они хотят танцевать:

И снова,

Камон летс твист эгейн, лайк ви дид ласт саммар.

Йее, летс твист эгейн, лайк ви дид ласт иер...

Ду ю римемба вэн...

Старушки с бульварных скамеек, слушая мои вопли, считали что кого-то убивают и до них доносятся последние крики жертвы. Они искали милицию и даже находили её. Вот почему, к концу исполнения появлялся милицейский патруль. Так что все ценители моего таланта вынуждены были очень быстро покидать своего кумира. Я сам делал ноги не менее быстро. Провести ночь в отделении, где, как правило, сильно били, мне не улыбалось...

Мне почему-то кажется, что Саша Пушкин, если бы его сослали в Одессу не в 1823-ем а в 1963-ем, был бы с нами. И вместе со всеми орал:

Твист? Йееессс!!!!

Жаль, что его сослали чуть раньше описываемых событий.

3. Продолжение основной темы.

Так. Те, кто ждёт моих дальнейших впечатлений от неизвестного прозаика, счастливо обнаруженного мною в конце шестидесятых в троллейбусе номер 8, поди заждались, Но поток моего сознания застопорился о какой-то холестериновый камешек, и унёс мои мысли чуть в сторону. Возвращаюсь.

...

Нет, снова не получилось.

4. 1. Импровизация про подробников.

По моему, в русской литературе и не только в русской, есть два вида писателей, обслуживающих два вида читателей, изоморфных этим писателям:

Первый вид - писатели-подробники.

Второй вид - просто писатели.

Мне интересен сейчас первый вид.

Подробники, кто они?

Прежде всего, люди, которые не доверяют самим себе. Они описывают очевидные вещи с дотошностью хорошего следователя, составляющего протокол осмотра терпилы:

Труп, принадлежащий молодому мужчине лет тридцати, нормального телосложения, около 175 см. ростом, лежит в неестественной позе лицом вниз, рядом с правой ножкой дивана. Левая нога чуть изогнута, на затылке - кровавое запёкшееся пятно, вероятно от удара тупым тяжёлым предметом. Судя по степени окоченения, смерть наступила где-то около полуночи, следов борьбы в комнате не обнаружено, отсюда следует предположить, что убийца, человек физически сильный, нанёс свой удар ничего не подозревающей жертве, когда тот стоял спиной к убийце. При этом, удар оказался смертельным. Никакой борьбы не было.

Писатели-подробники, конечно, необходимы в детективах, здесь спору нет. Хоть и там нужны подробности в меру, подробности не останавливающие действие, а то читать будет скучно. Но зато в остальной прозе, подробности плохо переносимы всеми, за исключением таких же читателей-подробников. Читатели-подробники недовольно морщатся, когда читают у Юрия Олеши про синие груши и у Михаила Булгакова - про полёт Маргариты на швабре. Они не любят выдуманных красивостей и всякой мистики. То есть того, что в жизни не бывает. Зато они с удовольствием выясняют, какого цвета обивка была на диване, на котором лишили девственности главную героиню.

По моим наблюдениям читателей-подробников сегодня совсем мало. Не потому что большинство ищет в книгах какие-то стилистические изыски вместо тусклых протоколов осмотра места происшествия. Всё проще. Большинство из тех, кто ещё читает книги в наше время - торопится и желает только одного: что бы сюжет двигался быстро, весело и прихотливо. Поэтому, дело подробников сегодня проиграно. Быстрое движение сюжета и, для ценителя, не мешающие этому движению, а как бы даже смазывающие направляющие, по которым этот сюжет катится, яркие художественные образы, вот идеал прозы Двадцатого и начала 21-го Века. Во всяком случае, никаких других тенденций пока не заметно.

Даже Сорокина, казалось бы, малосюжетного, читать довольно любопытно, не соскучишься. То есть, большинство литераторов нашего времени ориентируется на большинство читателей и никакими подробниками не является. Эти литераторы прежде всего доверяют самим себе. Они не переживают, всё ли они успели охватить, описать и разъяснить в том или ином куске своей нетленки. Просто пишут. Ну разве что смотрят, чтобы язык не был чересчур убогим. И самое главное, они доверяют своему читателю. Относятся к нему как к человеку, который по крайней мере не глупее автора. И сам догадается о том, что подробник непременно дотошно опишет.

4.2 В одной из гостевых книг Тенет, я показал этот кусок, моему оппоненту, который называет себя Полом Корри. Оппонент мой был резок и написал по поводу импровизации 4.1:

>Откройте секрет, ДД, что Вы читали из Пола Корри, чтобы его отнести к "подробникам"? Весьма странное деление, вообще говоря. Похоже на позицию тинейджера, к-рый любит комиксы и не читает книжек без картинок. Еще Вы, видимо, принимаете литературу за вид спорта - "подробники проиграли" и т.д. А Вам не приходило в голову, что описываемые предметы могут быть, ну, символами, например, или стать ими в процессе повествования? Или такого уже не должно быть в литературе 21 века? Кстати, а Платонов, к-рого Вы, вроде, так любите - подробник или нет? Потребовал от меня оправданий. Даже напомнил об этом несколько раз.

>По существу Вы мне не ответили о "подробниках". Кроме того, я заметил, что деление писателей на "подробников" и "неп-в" соответствует тинейджерскому восприятию лит-ры.

>Вы мне, кстати, что-то там обещали ответить, кликните на ссылочку, если забыли.

Надо оправдываться, что поделаешь. Отвечаю Полу Корри, по поводу Платонова. То есть, куда его отнести. Никуда. Я много раз писал, что гении перерастают какую-то классификацию и даже самоидентификацию. Я воспринимаю Мандельштама просто как Мандельштама, а не как акмеиста. Я воспринимаю Маяковского, не как футуриста Маяковского. Битлз для меня не рок-музыканты. Вся классификация, в том числе и та классификация, которую я предлагаю здесь и сейчас, интересна только для обычных литераторов. А не для человека, который создал новый язык прозы, как это сделал Платонов. Платонова ни на какую полочку я класть не собираюсь.

Высказаться?