Вот еще один случай. Муж и жена. Живут давно и вроде бы счастливо. У мужа есть друг - силовик. Друг этот тайно влюблен в жену того, чьим другом является. Муж благополучно изменяет жене с любовницей, которая изменяет ему с его другом-силовиком. А жена того, кто является другом силовика, который изредка поебывает любовницу своего друга, больше всего хочет перепихнуться с этой пресловутой любовницей и изменницей в одном флаконе. Коктейль еще тот, надо бы сказать - без стаканища не разобраться. У мужа и жены, до кучи, есть четырнадцатилетняя дочь, которая ебется со всеми, кроме матери. Фамилии и имена действующих лиц не называю специально, чтобы не скомпрометировать порядочных людей. И вот однажды, палимый страстью, силовик, лично начинает прослушивать телефон той дамы, в которую тайно и давно влюблен. Ждать ему долго не приходится - в первом же разговоре дочери с любовницей отца идет такой поток откровенной и непоправимой информации, что становится ясно даже непрофессионалу - надо сажать. Сели все - кроме силовика, разумеется. А уж в тюремной камере этот мерзавец делал с предметом своего наваждения все, что хотел. Освободилась несчастная женщина через год с небольшим, и всю оставшуюся жизнь теперь лечит геморрой. Вот и вся любовь.

Примеров таких множество. Достаточно вспомнить хотя бы то, как всех нас повязали на Катькиной хате.

Оклемавшись после долгого отсутствия, я решил-таки заняться делом. Выбор был невелик. Ничего не умеющему толком человеку нелегко отвоевать свое место под солнцем. Неудачников сейчас пруд пруди. Но это не про меня. "У нас другие методы". - Помните знаменитую фразу Штирлица? Я умел всего две вещи, но зато умел как следует. Если ты хорошо пишешь, то, конечно, у тебя есть слабый шанс пробиться. Если же ты здорово ебешь, то как бы не писал - прорвешься наверняка. И я начал ебать - молодых и старых, здоровых и больных, толстых и тонких, в жопу и в присутствии посторонних лиц, мастурбирующих перед замочными скважинами. Чем больше я еб - тем меньше сил оставалось на творчество, но зато все мною написанное публиковалось незамедлительно. Сделав в течении пары лет блестящую карьеру, я начал борзеть. Меня уже было хуй загнать на пожилую редакторшу районной газетенки с отвисшими половыми губами и почерневшими сосками на грудях, напоминающих сдувшиеся баскетбольные мячики. Многочисленные потомственные педрилы, которыми наполнен журналистский мир с момента его возникновения, больше меня не беспокоили. Поначалу кое-кто из них делал нелепые попытки прыгнуть мне на хуй, но очень скоро по столичным редакциям прошел слушок - мол, я не из тех. Это, безусловно, осложнило и притормозило мое продвижение по служебной лестнице, но профессиональная честь превыше всего, как известно. В теперешней журналистике осталось не так уж и много людей, сохранивших анальную девственность. Читать газеты или смотреть телевизор скоро станет вовсе невозможно. За каждой буквой, за каждым кадром уже сейчас искушенному читателю или зрителю видится разработанная жопа очередного валютного гомосексуалиста. В этом смысле - я остался честен и чист, как невеста перед первой брачной ночью. Я знаю за собой много грехов, но последнюю черту не переступал никогда. А недавно я стал брезглив настолько, что на фуршеты и пресс-конференции начал ходить со своей посудой - чтобы, упаси Господь, не законтачиться.

Но не думай, читатель, что я всегда строго соблюдал нормы внутренней морали. Поначалу приходилось туго. Пришлось однажды даже принять участие в конкурсе на лучший поцелуй главного редактора в жопу с разбега.

Было это так. Я как раз устроился наконец-то в малотиражную, но общероссийскую газетенку старшим помощником младшего дворника. Молниеносно сориентировавшись на местности, я совершил неожиданную рекогносцировку, в результате которой поимел статус жениха тетки начальника моего начальника. Подсидев таким нехитрым образом того, кто восседал сверху меня, я порвал отношения с пожилой шалавой и завел новую связь. Это была мать главного редактора. Женщина престарелая, она хотела ебаться редко, и меня это вполне устраивало. В тот период жизни мне хватало времени на все. Я много таскался по всяким тупорылым вечеринкам, на которых собиралось все клубное столичное блядво. Трахать приходилось много. Самые теплые воспоминания остались о племяннице одного выдающегося деятеля отечественного кинематографа. Возможно, коллеги меня осудят, но я чуть было не дал Слабину - очень хотелось делать кино. Андрей Дмитриевич Слабин оказался мужиком нормальным. Он рассчитывал вздрючить меня вовсе не из-за того, что сильно хотел. Просто, так принято в высшем обществе. Если ты не унаследовал известную фамилию или хотя бы отчество по материнской линии, тебя проверяют на верность. Иными словами - ебут разок в жопу. Делается это для того, чтобы после ты не слишком задирал нос. Как только задерешь - тебе тут же напомнят о том, что ты уже поебан. Женщинам в этом смысле проще. В жопу их, конечно, ебут тоже, но при этом, по крайней мере, не обзывают гомосеками.

В общем, взвесив все "за" и "против" предстоящей инициации, я решил выбранной линии поведения не менять. Получалось ведь как? Я давал на растерзание свой анус, а взамен получал весьма сомнительный шанс на взлет. Несмотря на минутные колебания, я вовремя остановился. Такой расклад меня не устраивал. Мне нужен был мир. И желательно - весь. Проспавшись после блядской вечеринки с участием выдающихся кинематографистов, я вернулся на свое рабочее место как раз к началу конкурса "поцелуй шефа в жопу". Правильнее, конечно, будет сказать, что конкурс начался давно. Но сегодня настала моя очередь лобзать начальственные гениталии. Понял я это сразу же, как переступил порог редакции. На доске объявлений висел транспарант, в котором содержалась следующая ложь. Некий доброжелатель из числа моих коллег написал фельетон, в котором изобразил меня человеком, прокладывающим себе дорогу к успеху при помощи необыкновенно подвижного хуя. Для пущей убедительности внизу текста располагалась карикатура, на которой я, улыбаясь почему-то беззубым ртом, заплетал довольно-таки корявыми руками в косы конскую гриву, растущую из пизды полноватой дамы неопределенного возраста. Мать главного редактора в нашей газете ебли многие. Судя по всему, горе-карикатурист когда-то тоже взбирался на сей необходимый для карьерного роста холм. Изображенные гениталии настолько походили на оригинал, что мне стало не по себе. Дело пахло увольнением. Надо было срочно хуячить в кабинет шефа с поклоном. Иными словами, мне предстояло умело подвернуть закоренелому мужененавистнику, всю свою сознательную жизнь потратившему на унижение себеподобных - то есть, мужчин.

В приемной на меня хитро посмотрела секретарша. Улыбаясь непонятно чему, она подняла трубку внутренней "вертушки" и доложила, что я прибыл.

- Проходите, - лукаво подмигнув, она указала костлявой рукой в сторону массивной двери.

В который раз за жизнь со мной случился шок. Смотреть на то, как пожилая мать делает минет сорокалетнему сынку, невозможно. Становится жалко обоих. Особенно при условии того, что сынок в мужеском смысле ни на что не годен. Сморщенный хуй во рту кроме сожаления никаких эмоций вызывать не может. Толи однополая солидарность играет свою паскудную роль, толи еще какие причины. Не анализировал. И не собираюсь. Я не сразу допер, зачем им понадобился в такой пикантный момент выяснения семейных отношений кто-то третий.

- Поцелуй-ка моего сына в кожаную вену, - сказала бабища, требовательно глядя на меня. - И побыстрее. Видишь, у него не встает.

Делать было нечего. Когда выбирать не из чего, то выбирать не приходится. Разрываясь между увольнением и унижением, я предпочел безденежью позор. Шеф стоял голый и дряблый посреди кабинета. С одной стороны от него расположилась на коленях насасывающая мать. Она жестом предложила мне зайти с тылу к ее ближайшему родственнику и прямому наследнику. Я повиновался. Иногда обстоятельства сильнее нас. Это был именно тот случай. Слава Богу, в самые критические минуты к нам на помощь приходят инстинкты. Как я взял в руку массивную пепельницу, всегда стоящую на столе главреда - не помню. Но я ее взял. И понеслось дерьмо по трубам. Я не просто бил куда попало. Нет. Я прицельно мочил в зубы. Выбив все до одного, включая коренные, я собрал их в одну кучу, аккуратно завернул в свежий номер только что доставленной из типографии газеты и спрятал за пазуху. На шум прибежала секретарша. Обнаружив валяющиеся без сознания, беззубые тела, она завизжала и упала на колени, умоляюще глядя мне в глаза. Неверно истолковав ее поведение, я подошел к ней вплотную, приспустил штаны и пару раз стукнул хуем по трясущимся губам. Это была роковая ошибка, впоследствии приведшая к свадьбе.

Высказаться?