Ратьер


Скит (с)

Бормоталка нумер два

 ЕЕ

Ни лаврового венка,
Ни тернового венца-
Ты налей себе пивка,
Я налью себе винца...

Примерещится, легка,
Путь-дорога в два конца
Мимо красного словца,
Голубого колпака...

Тихо едем ...по часам-
Слово- в стук... и души-встык.
Небо наши голоса
Пишет в желтые листы...


***

К моему смешному языку 
Ты не будь жестока и придирчива... 
(с)Светлов 

Мне нашептывает полночь про то, 
Что воронкою затянут в игру, 
Что написано "И это пройдет", 
Что довольно и того, что вокруг, 
Что расселину в себе залечу, 
Упражняясь до утра в падежах... 
Что когда-нибудь к тебе прилечу- 
Просто- воздухом одним подышать. 

Я, наверно, стану сед, но ума 
Не прибавит шевелюра, бела. 
Будет встречи коротка кутерьма- 
И усядемся вдвоем у стола 
Разговаривать- совсем о другом, 
Не считаясь ни судьбой, ни виной, 
И закусывать твоим пирогом 
Откупоренное мною вино. 

Как в спасительное это "пока", 
Уходящее мгновение для, 
Я вцеплюсь двумя руками в бокал- 
И забудет повернуться земля, 
И застынет, цепенея, игра, 
На секунду остановится пульс- 
И потянет за небесную грань 
Навсегда уже непройденный путь


Вероника Батхен (с)

Безмазовый блюз

Ты сотню раз твердила мне «Уходи»,
А я упрямо возвращался назад.
Но каждый выход - это шрам на груди.
Мне опостылел записной зоосад.
Я капитан дырявой лодки «Люблю»,
Портной без порта, Черный Плащ без плаща.
Торпедным залпом моему кораблю
Твое «Прощай».
Вино неволит, анаша гоношит,
Иду по водке, соблюдая кашрут.
Седьмые сутки беспробудной души
Я выбираю непутевый маршрут.
В кабине МАЗа, на краю колеи,
Один на трассе под дождем до утра,
Я вспоминаю злые руки твои,
Твое «Пора!»
Лежит на сердце неоконченный груз.
Минуя мины маяков и оград,
За двести двадцать мой стремительный блюз
Летит по трассе Петербург-Ленинград.
Направлю лодку к никаким берегам,
Волшебной скрипкой паруса окрылю!
Витым канатом по обеим щекам
Твое «Люблю…»



Зайчык (с)

Память

Просыпаюсь по залпу Авроры,
В душ бегу из сонливой дыры.
Грязь катаю, потею сквозь поры,
И внушаюсь, что чист до поры.

Мир гуманен, свободны холопья,
Благодать притащили силком.
Я люблю кукурузные хлопья,
Если их запивать молоком.

Солнце ль нежит младую щетину,
Дождь слепой ли – струей по стене,
Все знакомо и Папе, и Сыну,
Как знакомо и Духу, и мне.

Это счастье, козырная карта,
Не любому, вестимо, дано.
Я играю давно – без азарта:
Без азарта, поскольку давно.

Так я счастлив подаренным дивом,
Что не ведаю чувств или слов.
Навяжу - мол, бывал я счастливым,
Покрупнее, потуже узлов.



Лошадиное 

"любовь?(...)ключица, выпирающая косо,
прыщи, обмазанный селедкой рот,
да шеи лошадиный поворот"


Телегу с девкой по глухой дороге
тащу, киваю пыльным василькам,
и чувствую, как нравится дурехе
хлестать меня по преющим бокам.
В зените солнце, и в разгаре - лето:
кого ласкает, но меня лишь жжет,
и заедая чай куском рулета,
ее папаша, мой хозяин, ждет.
И мы спешим в очаг людского быта,
но вопреки вознице и судьбе -
моя душа бежит во все копыта
к единственной моей любви - к тебе.
И нет узды ни чувству, ни порыву:
не различая стати и пород,
я полюбил тебя - и хвост, и гриву,
и шеи лошадиный поворот.



Карамультук (с)


Научиться бы мужеству быть похожим на всех
Я бледнею от ужаса перед этим шоссе
Словно главную истину зубом крепко прижав
Руку правую выставил поперек виража

И почудится - вот оно - загудела земля
Мчатся ловчие Вотана по российским полям
И как конница Одина стременами звеня
Следом катится родина несмотря на меня

И морзянкой отчаянно застучит в голове
Я походкой датчанина ковыляю в кювет
Путь размеченный вешками от моста до сельпо
Ох ты гордость норвежская, не упрячешь в сапог

Поднимается зарево за лесистым бугром
То ли к празднику ... лампочки, то ли все же погром
Пепелище-пожарище в этот раз не мое
До свиданья товарищи, мне в соседний район

***

Всю жизнь до скорбного стола
От выполза на свет
(Вчера она еще была
Сегодня больше нет)
В нас ковыряется игла 
Копается пинцет
(Вчера она еще была 
Сегодня больше нет)

Я буду истов как мулла
И стоек как корнет
И верен песне ла-ла-ла
Куплет-припев-куплет
И закусивши удила
Продолжу тет-а-тет
С той что надежна как пила
Топор и пистолет

Но роза томна и бела
Теряет блеск и цвет
(Вчера она еще была
Сегодня больше нет)
В бутылке темного стекла
Как говорил поэт
(Вчера она еще была 
Сегодня больше нет)

"Здесь рыба пучила свой глаз
Давай ее в пакет
Вчера она еще была...
Ужель сегодя нет?"
Но из подсобного угла
Мне скажет продавец
Вчера она еще была
Сегодня все. Пиздец.


***

Не спи одна когда в округе тишь
И призрак боли бродит по паркету
Летят в ночи крылатые ракеты
Летят химеры с черепичных крыш
Когда в округе тишь не спи одна
Дыханье может - вдруг - остановиться
Скрипит замерзшей елью половица
И лодки поднимаются со дна

Фасады спят, карнизы, витражи
Достань блокнот, слегка поворожи
Найди себе - не друга, так котенка
Того с которым сможешь быть нежна
Пока по всей округе тишина 
И призрак спотыкается в потемках



Серхио Бойченко (с)


а я пойду спокойно, с расстановочкой,
с берданочкою, с девочкой, с винтовочкой,
а жить и помирать уже потом,
сначала делать нарезным винтом.

мы знаем толк, нам толковали правила,
и резали винты и дело ставили,
болты крутили, правили глаза,
пока из них не выпадет слеза.

мы будем целиться, пока в обрат приказ
не сдаст, не съест последнего из нас,
а до тех пор мы - так, а вы там сами
делитесь сахаром, махоркой и винтами.

05 окт 01



Олег Горшков (с)

***

По-над великою Рекой,
В закатном свете,
Такой возвышенный покой 
Тысячелетий.
И пленка времени густа –
Недвижно время.
И Слово в медленных устах
Неспешно зреет.
И лишь когда всей сути сок
Впитает форма,
Оно из уст слетает в срок,
Легко, покорно.
И в этом претвореньи слов, 
В изустных песнях,
История былых флотов 
И царств окрестных. 
И здесь, где вяжет грудь простор, 
Не могут люди
Припомнить личных возрастов,
Имен и судеб.
А вечный, выпуклый закат
Сгорает ало
У Митрополичьих Палат
И Арсенала…



figushka (с)

***

Под жаркий стрекот тарантеллы
Играют слабенькую пьеску - 
Не то чумного пиранделлу, 
Не то кошмарного ионеску.
Дымится кофе с шоколадом, 
Вздыхают булочки с корицей,
И льется сладкая баллада
Из окон с запахом больницы.
Контраст вообще принципиален -
На пьяццо пьют, играя в нарды,
Матрона с шармом этуали, 
Нарцисс с улыбкой Леонардо.
И все бесстыдно врут зачем-то, 
И накачавшись кока-колой,
Ползут, ползут из кватроченто
К телеприемникам с футболом.


Андрей Борейко (с)

Два стихотворения в честь Алексея Цветкова

Я – наследник эпохи модерна,
человеческих дум властелин.
Не дешевый портвейн, а мадера,
не совковых костей пластилин,
а слеза на синюшном запястье,
Имя Божие в жадной горсти,
разночинца плебейские страсти
и гнильца в желтоватой кости.
Не селедка в дырявой кошелке –
рыба чир за полярный чертой
и седые сибирские волки
в полуночной тайге под Читой,
или в грязных лесах под Челябой.
В Чебоксарах рябая родня.
И горячей красивою бабой
одаряет Создатель меня.


Телесная баллада

Беснуется магма в земном позвонке,
Алмазная месса звенит перед Богом,
Поющие камни идут по дорогам –
А мы говорим на своем языке.
/Алексей Цветков/

Морена кромсала ступени
в гранитных поджилках земли,
и предков утробные тени
во мне перекличку вели,

когда я былинным Микулой
вминался в текучий Аид,
где время тигровой акулой
себе бесперечь говорит.

Я видел сквозь грани и рамки,
генетикой темной несом,
чертей чернокожие танки
в железах ежей-хромосом.

Но глубже подкожного жира,
чуть кромку его надорви,
я видел ничтожество мира
в отравленной Змеем крови.

Что думал Создатель природы
всесильный всезнающий Бог,
когда быстротечные годы
из мертвой породы извлек?

Чужда изыскательской дури
стремительных нервов тесьма –
мне голос ответил из бури, 
что мир велелепен весьма.

Гляди, как божественной лаской
в огне межпланетных страстей
завязаны крепкие связки
на кальции влажных костей,

руки пятипалая правда
спины многожильной стена,
и плоти стальная услада
в межбедерный уд вплетена.

Под прессом тягучего вдоха
сердечная блажь ишемит,
кровей амазонская охра
в протоках венозных шумит.

Как жалобно, томно и жутко
в мешке из упругих морщин
урчит бегемотство желудка
мощней рукотворных машин.

Трепещут сухим опереньем
хрустальные голуби глаз,
и пышет густым испареньем
отверстий дыхательных лаз.

Все члены мои поименно
в согласии сочленены,
и ребра колышутся скромно
(опричь извлеченной жены).

К суровой среде привыкая,
телесный блюдет интерес
извилин кудлатая стая
мозгов кучерявый замес.

………………………………..

Господь призывает к ответу,
и в землю положат ее –
всю роскошь чудесную эту
все тело родное мое,

но в сердце глубоко-глубоко
не дремлет живая вода,
и скрытое гробом до срока
воскреснет оно навсегда.



по мотивам Карамультука

***

Не спи одна, а лучше спи вдвоем.
В округе тишь, и ходит призрак боли
Достань стакан, бутылку – выпьем что ли
И призраку болезному нальем.

Крылатые ракеты бороздят
Просторы азиатской атмосферы
Политиков бескрылые химеры
В экране телевизора пиздят.

Высотки спят, коттеджи, гаражи.
Достань прибор и тихо положи
На это все как руку на котенка.
А друг паркетом скрипнул и затих,
В движеньях гомерически слепых
Нащупывая тапочки в потемках.



Иван Кузьмич Роботов (с)

***

Осенний день... Летят ракеты,
Как стаи перелётных птиц.
Дрожит земля и гибнут где-то
Кварталы западных столиц.
Вот мелкий дождь радиактивный
Струится с почерневших крыш,
В потоках быстрого нейтрино
Застыли Лондон и Париж.
Люблю ненастною порою
Бродить один по мостовой -
Но что-то грустное такое
В картинах Третьей Мировой.