Успех с трудоустройством настолько вдохновил родителей Розы, что они решились на очередной шаг в сторону самостоятельного развития дочери и затеяли разъезд. Искали долго, пока подходящий вариант не удовлетворил всем требованиям. Комнатка в двухкомнатной квартире на Васильевском острове доставалась Розе со всей “обстановкой”, находилась недалеко от метро, и главное, во второй комнате уже лет пять никто не жил и, по уверению бывших хозяев, не собирался.

Валентина Ивановна с первого же взгляда была очарована царившим здесь патриархальным уютом. На полу по основным маршрутам прежнего жильца пролегали разноцветные самовязанные “дорожки”. Самая длинная пересекала комнату по диагонали, начинаясь от двери, проходила под круглым столом, покрытым желтой бахромчатой скатертью, и оканчивалась у телевизора, увенчанного композицией из семи слонов. От нее ответвлялись две покороче, одна вела к диванчику у окна, другая к буфету, перекликаясь с ажурными белыми салфеточками на его темной поверхности. Словом, все весьма мило, помыть-подмести и можно жить. Пока мама суетилась с ведром и тряпкой, Роза подошла к окну, отогнула пыльную занавеску и замерла от восторга. Прямо от ее колен начиналась и убегала к горизонту во все стороны лоскутная многомерная панорама из сияющих на солнце крыш, ржавых козырьков, кирпичных дымоходных труб и телевизионных антенн, перемешанная с запыленной зеленью городских тополей. Вдалеке поблескивал тусклым золотом купол Иссакиевского собора, и горела, отражая солнце, Адмиралтейская игла. А выше - только низкое питерское небо, и вокруг ни души, как во сне. Впрочем, ближайший чердак не выглядел необитаемым, в глубине оконного проема просматривалась натянутая поперек веревка с линялыми лохмотьями, отдаленно напоминавшими предметы гардероба.

Валентина Ивановна сполоснула тряпку, убрала ведро и с некоторым беспокойством оставила свою непутевую дочь одну до вечера. Едва за мамой захлопнулась дверь, Роза с жаром принялась за уборку. Первым делом выбросила всю “обстановку”. Добычей помойных баков стало убогое кресло и торшер с зеленым абажуром, туда же отправились колченогие стулья с обшарпанным столом и скатертью. Диван Роза вытаскивала в три приема, разобрав предварительно на части. Занавески перекочевали на помойку вместе с карнизом. Весь процесс занял часа четыре. Пришедшая вечером с готовым ужином мама застала Розу за отдиранием со стен обоев и ужаснулась. Еще утром милая и обжитая комната выглядела так, словно в ней пробушевал небольшой торнадо. Клочья бумаги свисали со стен и валялись серой грудой на полу. Голое окно нелепо подчеркивало ржавый пейзаж, а ее дочь, густо присыпанная побелкой, висела под потолком и с тупым упорством уничтожала последние признаки жилой обстановки. “Ну, ремонт так ремонт, - решила Валентина Ивановна и подключилась к трудовому процессу.

Вечером на кухне пили чай. Белая ночь близилась к недолгому закату. Крыши погрузились в мягкие полутени, общую серо-коричневую цветовую гамму освежало темно-желтое пятно бывшей скатерти из комнаты Розы, преобразившейся в полог чердачного окна напротив. Порывы ветра раздували ткань как парус и трепали бахрому, что бередило в душе самые романтические ассоциации. Казалось, будто комната, как каюта корабля, плывет по железному океану, настолько бескрайнему, что не видна даже линия горизонта, только светлое небо с призрачной луной и редкими звездами.

Валентина Ивановна полудремала, сомлев то ли от горячего чая, то ли от ощущения тихого счастья, заполнявшего ее сейчас до самой макушки. Неужели все это ей не сниться? И этот нежный вечер, и Роза, непривычно спокойная, домашняя и родная в этом стареньком халате, слегка распахнувшемся на груди. Господи, как же она вся хрупкая от острых коленок до кончика тонкого с благородной горбинкой носа: ключицы, как у цыпленка, длинная беззащитная шея, руки-веточки греет о чашку, пальцы почти прозрачные, розовеют от тепла. Бьется на виске сиреневая жилка, убегая под выбившуюся прядь. Она хоть и молчит как всегда, но уже не дичится, не смотрит затравленным зверем. Напряженная складка на лбу разгладилась, взгляд безмятежный и мягкий. Даст бог, все наладится, появится у Розочки круг общения, друзья, познакомится с приличным молодым человеком...

Витавшая в облаках Валентина Ивановна была сдернута в реальность самым бесцеремонным образом: лунный диск перед ее глазами вдруг исчез, а в окне появилась косматая рожа, отдаленно напоминающая человеческое лицо. Валентина Ивановна уронила чашку и схватилась одной рукой за сердце, а другой в ужасе закрыла себе рот. Рожа смущенно откашлялась:

- Я извиняюсь, дамочки. Не хотел вас пугать. Вы только сегодня въехали? А я буду сосед ваш, Савелич меня зовут. У меня просьба к вам. Если не сложно, вы ежели чего впредь выбрасывать надумаете, так выставляйте в окошко, а я прямо с крыши подберу. А то я сегодня снизу наверх ваше имущество таскать замучился, у меня все ж таки не апартаменты “люкс” - лифта нету! - с неожиданной злостью закончил Савелич и, галантным жестом приподняв обвислую шляпу, исчез.

С ремонтом Роза управилась быстро - выкрасила стены в белый цвет и побелила потолок. Дощатый пол из традиционно коричневого превратился в небесно-синий. Родители пришли в ужас, но все попытки привнести уют в эту больницу для умалишенных Розой молчаливо, и от того не менее яростно, отвергались. Купленные мамой занавески в цветочек перекочевали к Савеличу, а трехрожковая люстра – на антресоли. В белой комнате сами собой нарушались законы пространства, в пустом окне замер железный пейзаж питерских крыш. Только изредка на крышу садились птицы, да прогуливался вечерами косматый Савелич в желтом пончо с бахромой, словно одинокий мексиканец в каменистой пустыне. В этой странной квартире Роза была единственной ломаной линией, сгустком жизни и центром мироздания, и только здесь Роза чувствовала себя защищенной.

Жизнь вошла в накатанную колею. Роза разработала экономичный маршрут от дома до работы и обратно и практически никогда от него не уклонялась. И если бы не родительская забота, она, вероятнее всего, довела бы себя до физического истощения, поскольку аутизм скидок на продовольственные магазины не делает. Раз в неделю Валентина Ивановна заполняла холодильник, пополняла запасы мыла и спичек, варила огромную кастрюлю супа, но ко всем этим трогательным домашним хлопотам Роза оставалась абсолютно равнодушной. Помимо регулярных родительских визитов, два года никто и ничто не беспокоило ее. За это время Роза здорово преуспела с искусстве абстрагирования и фактически погрузилась в замысловатый сон, или, если так можно выразиться, в отсутствующее дремотное состояние. Дни сливались с ночами, сны с явью. Реальность воспринималась исключительно как набор ярких картинок - весеннее солнце дробиться в лужах, трусит лохматая собака, брюхо и кривые ноги заляпаны грязью, шерсть висит бурыми сосульками; или - эскалатор метро, белая ребристая труба, навстречу текут люди, впереди - низенькая женщина, сальные волосы сколоты шпилькой. Легко и незаметно скользила Роза сквозь жизнь, никем не востребованная, никому не интересная и этим по-своему счастливая. Ее дом, не крепость, а скорее одинокий корабль, приставший к необитаемому острову, заботливо скрывал Розу от постороннего внимания два блаженных года, пока однажды воскресным утром ее не разбудил настойчивый звонок в дверь.

Такое случалось и раньше, старый звонок вдруг разражался тревожным звоном, оповещая Розу о визитерах. Кто звонил в ее дверь и по какой надобности, Роза никогда не интересовалась, зная по опыту, что у нее терпения больше, чем у кого бы то ни было, и самое большее минут через десять непрошенные гости удалятся. Но на этот раз испытанный прием не сработал – заливистый звон терзал уши минут двадцать и замолкать не собирался. Пришлось открыть. На пороге стояла неизвестная женщина лет шестидесяти с лицом неровным, как топографическая карта, и уходить не собиралась.

- Здравствуйте, вы - Роза? А я Зоя Федоровна, ваша соседка. Я к вам уже четыре раза заходила, все никак застать не могла. А сегодня старушки у подъезда сказали, что вы дома, - топографическая карта разъехалась во множестве продольных полосок, что, должно быть, имитировало улыбку. Не переставая тарахтеть, незнакомка оттеснила Розу в глубь коридора. - Так я войду, я по делу к вам.

Высказаться?