CЕРХИО БОЙЧЕНКО (с)

***

В специально отведенных для любви местах,
Так называемых эрогенных зонах,
На губах мал мала меньше да на устах
Все усмешки да смехуечки. Ночей бессонных

Я копну уже с гору наскирдовал,
Переваривая твой смех грудастый.
Но учти, если я тебе и давал,
То серьезней, чем кто-либо в жизни даст мне.

Я копну это глубже. Звериный стон
Издавал твой по-баховски сшитый орган.
Я на сорок делил это все, на сто,
Ощущая печенками сырость морга.

Хули толку от этой твоей пизды,-
До меня эту яму века копали.
И упали туда, все они упали.
Только я уцелел. И пока что ты.


АЛЕКСЕЙ РАФИЕВ (с)

***

Я ребенок башенного крана
и почти умершего трамвая.
На меня сошли с телеэкрана
первая, вторая мировая.

Я учился музыке у Блока,
я читал про то, как плачет Таня.
Но двадцатый век уже отклокал.
До свиданья, друг мой, до свиданья.

Память, ты слабее год от году.
Это не причина, только повод
лишний раз убить свою свободу,
замотаться в телефонный провод

и хрипеть в осипшую мембрану,
одурев от кофе и амбиций -
я ребенок башенного крана,
я случайно выживший патриций.

Тихо ходят стрелки по запястью,
время перемешивая с ленью.
Слишком мало было в жизни счастья,
если брать на душу населенья.