Прежде, проходя по Брайтону, я часто ловила себя на мысли и застывала, пойманная, мелко дрожа и не зная, что сказать. Это прошло. - Уважаемая, вы в карты играете? А иногда я даже видела Кеннеди. Он тоже прошел, не помню который. Ну и что такого особенного? Так говорила Машка. - Как пройти к метро, не подскажете? На перекрестке, в самой середине, сидит мужчина в красной рубахе, кажется, он играл в "Зите и Гите". - Вам плохо? - Нет, это вам плохо, - смотрит вверх, на спутники Юпитера. Но ведь не видно, день. Не прост наблюдатель. Вот и верь красным рубашкам. - Вы хотите заработать? Конечно, хочу! Или это я спросила? Неважно, сама спросила, сама и отвечу. Вот говорящая собака, ей можно все ответить, все шекспировские ответы, и она задаст. Собака, друг, у меня нет ничего, кроме мобилы, но ты грызи. Вы любите, твари, пульты и мобилы, пошли в тенек. - Анна, вы не в форме, - сказала собака и поковырялась антенной в зубах. - Пойдемте чего-нибудь выпьем, у меня к вам дело. Кого-то эта собака с антенной мне напоминает... Еще раньше, до Брайтона, у меня был знакомый друг, точнее малознакомый френд, его звали... - Девушка, вас зовут. Если бы этот, в красной рубахе, если бы он играл в Зите и Гите, он не был бы сегодня так похож на террориста, однозначно. Однозначно нет. Однозначно это не мое слово. Однозначно - я так никогда не говорю. Я сказала бы: ну, то есть... - Это вы меня звали? - Нет, я никогда никого не зову. Хотите вина или пойдемте в тенек? Можно мне воспользоваться вашим целфоном? Ну, да, "мобила" - говорят в Москве. Здесь говорят - "Моня, клозни дору..." Значит, это другой кто-то... кто-то другой... - Это не вы меня звали? Не вы?.. Не вы?.. Ну, почему меня никто не зовет! Только собака с антенной в зубах. Но собака - это не человек. - Анна! Анна, вас! - собака настойчива, поднимаю голову, принимаю из лапок трубку. - Анна! Я же предлагала пойти выпить! Хорошо, говорим здесь. Вы хотите заработать? - Сколько? - вообще надо бы спросить что-то другое... - Сколько времени? - Собаки столько не живут, Аня, давайте быстрее соображать. Никакого криминала, никакого насилия, никто ничего не узнает. Да? - Нет. Как это? - сажусь, красная рубашка где-то справа. Все вроде на месте. - Как заработать так легко, спрашиваете вы? Аня, мир не так жесток, как вам кажется. И сегодняшние неприятности покажутся вам завтра ночным кошмаром, не больше. Кофе - и нет их. Или еще кофе. Я почешусь, а вы подумайте. Собака. Говорит со мной по телефону. Я, конечно, дура, но иногда просыпается что-то мамино, и хочется простоты. Я хотела выключить мобилу, но она была не включена. Придется встать. - Собачка, а куда ты меня приглашала? Ты, вообще, она? - Она самая. Идем, тормоз политкорректности, не потеряйся только. Я видела, что мужик в красной рубашке пошел за мной, или так просто показалось? Машка, дура. Я теперь одна. - Нужно отвечать на телефонные звонки. - Так просто? - Так просто. Тебе будут звонить. Ты - отвечать. Деньги потом. А, ну да... На бледном лице человека в красной рубашке лежит полуденная тень от верблюжьей колючки. Я попробую. В конце концов, действительно никто не узнает. Что я теряю?.. - Алё, деушка? - Деушка, деушка... - по телефону все равно не видно. - Да-да, алё, я слушаю, да. - А как тебя зовут, красавица? - Аня... - дура, надо было сказать - Анжелика. Но все равно. - Але? Але? Вы где? - Все, спасибо, красавица, я уже. ...Ту-ту-ту... Не так и страшно. Подумаешь. Подумаешь... подумаешь... Надо думать про того парня в метро - тогда совсем нормально. - Аллоу!.. Здравствуйте. - Здравствуйте. Меня зовут Анжелика. Одна тысяча девятьсот восьмидесятого года рождения. Русская. Брюнетка. А... Хм... - Продолжайте, продолжайте, я мастурбирую! Мамочка, мамочка, мамочка... как я боюсь и ненавижу маньяков! Парень из метро, что ж ты такой гад? Ну, не могу я про него думать, когда слышу, как они сопят. Он - сопеть не может. Хотя, вообще-то... все всегда сопят. Но не так же! - Мисс, вы здесь выходите? - Анжелика, одна тысяча девятьсот... Ой, простите, да, я выхожу. Где тут выход? Нет, ну, совершенно незнакомая станция. На моей росли китайские палочки, а здесь только верблюжья колючка. Пахнет... гарью и асбестом. А, все, я поняла, как его зовут!.. - Алё, милая, вы что там, уснули? - Нет... я... это... ну, то есть... - так нельзя, сейчас трубку бросит, а это деньги, - да, я здесь! на мне... - что же на мне надето? а, да! - на мне чулки и пояс с подвязками... Я его сейчас сниму. - Алё, алё, снимай уже, наконец, сколько можно тянуть! Я уже таки завелся по самое не боюсь... а откуда ты?... а сколько тебе лет?.. а тут по политике или так?.. а тебе не стыдно? Нет, ну, я серьезно, тебе не стыдно раздеваться перед чужими мужиками? Парень из метро стоит прямо посреди платформы. Если в профиль, он улыбается. Анфас - нет. Я же не могу снимать чулки и пояс у него на глазах! - Алё, алё, ты сняла там что надо? давай уже снимай, мне некогда... а попка у тебя... ты говоришь - ты брю... брю... нет... ка-а-а-а... ёкалэмэнэ... о... Отбой. Парень из метро поворачивается и уходит. Я стою с чулками в руках, платье расстегнуто на груди, туфли валяются у края платформы, когда я успела раздеться? толпа обтекает меня, как камень, и, может быть, я уже окаменела, как жена Лота, и, чтоб они все сдохли, как соляной столп, Содом и Гоморра, два близнеца, чулки пахнут асбестом и гарью, я его ненавижу, этот город, зачем я сюда прихожу, если он меня все равно не любит и никогда не полюбит, зачем я разделась, это все телефон, говорящий на разные голоса одно и то же... - Але, ты сегодня в чем? Если у тебя месячные, я буду разговаривать, а если нет - позвоню потом. Я люблю, когда у женщин месячные. Я, вообще-то, врач, ты знаешь... сюда приехал в девяносто восьмом... но не защитился. Теперь работаю в пекарне, но там жарко. А ты где живешь? Я живу хорошо. У меня свой дом, бассейн, машина мерседес. Если будешь хорошей девочкой, я тебя покатаю. А ты в рот берешь? Если нет, тогда не надо. Я вообще неприхотлив. И в еде, и вообще. А сколько тебе лет? Мне сорок два. У меня есть дети от первого брака и вторая жена тоже вчера... А как-нибудь по-другому ты умеешь?.. Верблюжья колючка обдирает мне лодыжки. Впереди я вижу знакомую спину, но парень из метро не оборачивается, потому что голая женщина в метро - это неприлично. - Мисс, с вами все о кей? - Да, спасибо. - Представляешь, он начал грузить, что полуденная тень от спутников Сатурна ближе всего к нирване по направлению кармических линий... или как-то так. Урод. Просто урод. Или больной. Ешь мороженое. - Не хочу. Я и так замерзла. - Ты чего?! Машка таращит глаза и обмахивается полой распахнутого халата, на узенькой переносице капельки пота, похожие на боди-арт, смуглые ноги вытянуты и прижаты босыми ступнями к линолеуму, чтобы похолоднее. - Я тебя предупреждала... Только дуры знакомятся в общественном транспорте. Посмотри на себя! С кем ты сегодня познакомилась в метро? - С дедом Морозом. - Дура. - Сама. - Слушай, почему у тебя такая дурацкая фамилия? - Фамилия как фамилия. Ты что - в скины засобиралась? - вяло огрызаюсь я и пробую на язык растаявшее мороженое. У него отвратительный вкус лежалого асбеста и подслащенного маргарина. Фамилия. Видела бы она нашего тренера!.. - Плавнее, Аня, плавнее!.. Превращайся в рыбу! В рыбу, я сказал, а не в... а не в... в пизду вас всех, уроды безрукие! Вытирает кровь. Посасывает разбитую губу. Я не умею быть рыбой. Никогда не научусь. - Засунь свой темперамент себе в... Блестящая капелька крови на его подбородке похожа на клюкву. Я подхожу поближе и слизываю ее языком. - Алё, Аня! Что такое, Анна! Почему мобильник выключен?! Я тебе говорю - трррр-трррр-чшшшш-щелчок - если вы хотите сделать звонок, повесьте, пожалуйста, трубку... ту-ту-ту... Он стоит на самом краю платформы. Потная толпа огибает островки скамеек, под сводами висит влажная жара, мороженое тает. Я стою босиком, и тихий подросток в очках жадно заглядывает в вырез, потому что ему жарко и душно, ладони вспотели и намокла спина, а моя кожа выглядит такой прохладной. Позвони мне на мобильник, мальчик, я скажу тебе, что меня зовут Анжелика. Он стоит прямо на желтой линии - а это очень опасно. - Мисс, у вас есть время? - Да, сейчас двадцать семь пятнадцать. И тридцать секунд. - Спасибо. - О кей. - Але, але, у тебя клиент, сделай ему как надо и подольше! - Пошла ты... Я иду к нему, на ходу превращаясь в рыбу. Его глаза смотрят сквозь меня, потому что я стала прозрачной для любых глаз. Мне не нужно смотреть в его глаза - и я смотрю на его руки, опущенные вдоль тела. Сейчас мне уже можно будет уйти... Еще чуть-чуть. Мобильник разрывается, похотливые крики глупых самцов звучат под сводами метро и разносятся эхом по тоннелям. Толпа мерно колышетя под эти крики, сладко содрогается и рычит. У меня внутри все болит и царапает, как будто там завелся жук. Жук в муравейнике. - Плавнее, Аня, плавнее!.. Моя ступня взлетает стремительно и плавно, почти незаметно глазу - плавнее, Аня, плавнее! - и на короткое мгновение касается его подбородка. Взмах вырванных из времени рук - я провожаю глазами его ладони, целую их глазами, пока они летят назад и вниз - пока у меня еще есть время - моя нога плавно и красиво опускается на кафель платформы - стоп - сделано. Он еще не знает, что умер, но уже мертв. Вагоны с грохотом проносятся мимо, заслоняя от корчащейся толпы полуденную тень верблюжьей колючки. "Банзай", - говорю я шепотом. Нежно, нежно, нежно. Нагибаюсь и поднимаю его отлетевшую в сторону записную книжку, в которой на каждой странице записан номер моего мобильника. На разные голоса... Ту-ту-ту... - Теперь о деле. Довольно высок, смешно шепелявит, и улыбается смешно, очень мило, фыркает в нос, встряхивает головой. Брюнет со смуглой кожей и добрыми карими глазами. - Юрий. Ему можно верить, он если и пристрелит, то жалеючи, уж если совсем не будет другого выхода. И всегда будет видно, когда соврет, и он об этом знает и соглашается. Он добрый и честный. - А я ведь просил тебя тогда быть осторожнее, помнишь? Нет? - Не помню, - и смотрю в глаза. Тихо и заразительно смеется, опускает взгляд… Ты запоминающийся. Помню, конечно. А лучше бы наверное забыть. - Понимаешь, все это своего рода игра. Именно так и надо относиться, проблема только в том, что это невозможно… - Для Машки это не было игрой. Машка мертвая. - Бывают и такие игры, что тут поделать? - Юра смотрит ласково, я вспоминаю. Юрка, ну что же ты такое говоришь? - Видишь ли… Иначе было бы просто скучно. Ты не поверишь, но я провал. Скучно… - смеется, забавно морщась, «скуфно», шепелявик ты мой аристократический. - У Машки была толстая задница. Мне врач сказал - она сразу шею сломала, не задыхалась. Юра, тебе ее совсем не жалко? - Жалко. - «шалко!» - Но ничего же от этого не меняется, понимаешь? - и собака чихает, и смотрит на меня: «Ничего же не поделаешь!» - Даже если теперь все бросить - все равно ничего не поделаешь. А ведь уже все. - Все? - Все. Завтра они придут к тебе. - После того, что случилось вчера в метро? - В сабвее. Именно после этого. Этого и не хватало. Он пошел прочь, хмурясь, шагов с двадцати свистнул собаке. Шепеляво свистнул, а собака смотрела на меня. - Я умру, собака? - Откуда же я знаю, что ты сделаешь? Ты сама еще не решила. Ну, мы пошли. - Даже в последний вечер оставите меня одну? Не задержитесь? - А чего задерживаться? Палку тебе бросить? - и побежала за Юрой, тявкнув от счастливо реализованной возможности нахамить. Дворняга. Мутант. Я так не хочу… Но оно возвращается. Директор наш черен, крепок и наголо брит. Наверняка весь наш хилый секс - прикрытие для пушеров. Или как правильно? Не важно. И еще наш директор весь в значках. А может быть, он приличный человек, просто бывший боксер. А цацки они все любят. Или нет, не станет приличный человек держать такую странную контору. - Мисиз Чен? - что за дурацкое обращение? - Ваш конверт на табурете, и поэтому гораздо толще, вы понимаете? Не понимаю. Он ведет меня по коридору, мы входим в комнату без мебели, с грязным полом и торчащим посередине табуретом. И верблюжьи колючки, только я их очень не хочу, как капельку крови. Конверт очень горячий, а в нем понапихано колбасы и сыра для машкиной матери, и еще пистолет, который купит Фредди тогда. Купил бы. Но можно послать по почте, или лучше на метро. Как же я не хочу… - Вы похожи на террориста. - Из-за рубашки? Здесь можно курить. Вы сегодня работаете здесь, дверь будет заперта по соображениям. - Миста? - У нас растущий бизнес, мисиз Чен! - зубы как кирпичики, зачем их еще прикрывать дверью? - Але? Брюнетка. Русская. Анжелика. Ты еще не кончил? - отбой. - Але? Брю… - отбой. - Брю-нет-ка. Але? А почему вы не сопите? Я не ношу чулок, я сняла их в метро. - отбой. - Але? Расскажите о себе. Вы брюнетка? Анжелика? Нерусская? Вы хорошо моете полы? Мне нужна ваша помощь, тут все в верблюжьей колючке. Не вешайте так часто трубку, я мастурбирую, это трудно делать в туфлях, но здесь колко. У вас там колко? Расскажите, как. - Это вы продаете палас? - Идите на хер, я отдамся вам за коврик резиновый! Расскажите о себе. Вы - брюнетка? Я - уже без чулок. - Ну… Тогда я проведу пальцем по вашей ноге. - Проведите пальцем себе по горлу. Там, где много верблюжьей колючки, иногда попадаются паласы, самые разные. И если бы вы попались мне в таком паласе, я бы наступила вам каблуком на глазное яблоко, потому что не могу снять здесь туфель. Хотите, я зажму ненадолго телефон между ног? - Можно, я перезвоню еще раз попозже? - Можно задолбать меня звонками. Але? Сколько дней я уже здесь на табурете? Уже? А почему так сразу? Але? Але? Собака, это ты? Не дыши так, животное, ты не похожа. Дай трубку Юрику. - Хрен тебе, - и трубка умерла. Кончились. Я действительно здесь шестнадцать часов, я действительно рыба? Я смогла? Пип. Это сообщение? «Расскажи о себе.» «Узкая Блондинка Верблюжья Колючка.» «Ты меня ненавидишь?» «Да.» «Да.» «Да.» «Да.» «Да.» «Да.» «Да.» «Да.» «Да.» «Да.» «Да.» «Да.» «Да.» «Да.» «Как хорошо.» |