Проходя мимо квартиры Игнатова, можно было заподозрить что-то неладное. Из щелей дверного проёма доносился запах пыли и прелости. Животных у Игнатова не было, сам он, в свои 33 года, был красив, аккуратен и подтянут и, хотя жил один, всегда носил свежевыстиранные рубашки и вычищенные брюки. В квартиру Игнатова иногда допускалась только живущая с ним по соседству Маша, в квартале известная, между прочим, своей незакомплексованностью и лёгким поведением. Маша только что закончила швейную профтехшколу, но работать по профессии не пошла, почувствовав в себе способности идти по более древней стезе. О том, что она видела у Игнатова, Маша никому не рассказывала. О том, чем они занимались, мудрый народ её не расспрашивал. Красивый Игнатов, тёмный шатен с небольшой бородкой, и пальцем не прикоснулся к Марии. Он был аскет и свято соблюдал заповеди - так свято, будто первым их огласил и теперь служит примером их соблюдения. Люди, понятно, не верили в его святость. Игнатов и не стремился к тому, чтобы его считали святым. Он знал цену людям и прощал им всё и сразу. Через два месяца после знакомства с Игнатовым Маша оставила суровую тропу проститутки и побывала на бирже труда. Ей предложили место швеи-мотористки в ателье, находящемся на другом конце города. Из дома на работу ехать пришлось бы почти два часа, и столько же обратно. Маша пожаловалась Игнатову. Игнатов погладил её по голове и предложил стать его женой - завтра же, в день его рождения, пойти и подать заявление в загс. Маша уставилась на него во все глаза. Её потрясло не столько предложение стать его женой, что само по себе было непостижимо, но больше тот факт, что Игнатову завтра исполнится 34 года. Маша была уверена, что Игнатов - замаскированный Христос, и надеялась на ближайшее чудо. Будь она чуть меньшей невеждой, она бы и себе отвела роль Марии Магдалины в предстоящем священнодействии. Но Маша была невеждой, хоть и очень хорошенькой. Когда белые, не знавшие женщины руки Игнатова прикоснулись к белым Машиным плечам, изведавшим ласки не одной дюжины мужчин, грянул гром. В дверь громко постучали, Игнатов открыл и тут же был схвачен нарядом полиции. На утро его тело было доставлено в ближайший от полиции морг. Игнатов, наверное, не выдержал изощрённых пыток, которые к нему применили. Плачущая от горя Маша едва осознавала, что чуть не стала женой Христа. Они бы родили ещё одного маленького божика, и уж он точно спас бы человечество от греха, и не только первородного, добавила бы Маша, будь чуточку образованнее. И своим абсолютным добром новый Бог заставил бы всех прочувствовать вину перед Богом Дедом, Богом Отцом и вдовствующей матерью. Была бы Мария начитаннее, она бы, конечно, осознала еретическую направленность своих мыслей, но она, увы, закончила только профтехшколу. Тут Маша открыла глаза и увидела Игнатова, мирно спящего подле неё. Она вскрикнула и поняла: воистину воскресе! Он спал так мирно и так был похож на воскресшего Бога, что Маша вновь заплакала, но теперь уже от умиления, и ласково прижалась к своему Иисусу. Игнатов открыл огромные карие глаза, увидел ластящуюся к нему девушку и сказал: - Ну что, Машенька, сегодня мы идем в загс, ты не забыла? - О, разве у Тебя нет других, более важных дел? - Сейчас ты моё самое важное дело. Вчера, когда началась гроза, ты так быстро уснула, что я ничего не успел рассказать о своих чувствах к тебе. Я люблю тебя и хочу на тебе жениться. - Так не бывает. Я не читала Библии, но по рассказам людей знаю, что так не бывает. Иисус не женился после воскресения, а вознёсся на небо. - Что-что? - Игнатов распахнутыми глазами уставился в хорошенькое личико Марии. Она рассказала ему обо всём, только о божике не рассказала, мудро расценив это как прямое приглашение мужчины к сексу. Игнатов внимательно выслушал, напрягая свой бархатный, ровный лоб, и вдруг расхохотался. - Машенька, девочка, это чушь! Я был здесь, с тобой. Ты уснула, в дверь никто не звонил, я не был ни в какой полиции. - Неправда! Ты Иисус! Тебя убили, Ты воскрес! Ты весь такой загадочный, Ты не такой, как все. Ты такой красивый! - Ты тоже очень красивая. Но ты же не дева Мария! - Я просто Мария, а Ты - Бог! У тебя в квартире необычный запах. Я не могу сказать, что это приятный запах, но этот запах какой-то неземной, я даже не знаю, какой он, но это волшебный запах. - Ты права, Маша! Этот запах волшебный. У тебя чистая, чуткая душа! Именно за это я тебя полюбил. Я не Бог, но я совершу чудо. Иди вон в ту большую комнату, где ты ни разу не была. Это надолго. Там произойдёт чудо. Поженимся мы с тобой, как бы я ни хотел ускорить это событие, после совершения чуда. Маша ушла в комнату, из которой источалось зловонное благовоние… Игнатов готовил еду, кормил Машу, вечером укутывал её в плед, и она спала на его плече, умиротворённая, повзрослевшая, мудрая. Она о многом спрашивала у Игнатова, и он разъяснял интересующие её вопросы, жарко делился знанием, спрессованным в его душе. Так прошёл год. Запах стал заметно слабее, он почти улетучился. А может быть, Игнатов и Маша просто привыкли к этому запаху и перестали его ощущать. Что же было источником странного запаха, откуда исходило это волшебное амбре? Это был запах книг. Игнатов был создателем кунсткамеры книг. Он собрал многотысячный музей книг, искалеченных людьми. Обожжённых, залитых водой, забрызганных грязью, растоптанных ногами в грязной обуви. Забытых на чердаках, в подвалах и там полуистлевших. Брошенных на произвол судьбы и обточенных грызунами и насекомыми. Жестокосердно разорванных, изрезанных, исковерканных. Страшные судьбы этих книг были сродни человеческим - книга-утопленница, книга-Жанна д'Арк, книга-калека. Запах, исходивший от умирающих книг, был сигналом SOS, умоляющим спасти ещё живые книжные души. Это был утробный, звериный зов к спасению, и Игнатов умел слышать его. Он был спасителем книжных душ. Он реставрировал книжные тела. Умирающая книга обретала способность к мощному энергетическому воздействию. Она собирала все свои знания в энергетический пучок и взрывала его в мозгу читателя, считая его последним, готовящим её к погребению. Лакуны, зияющие на месте уничтоженных страниц, заполнялись высшей внечеловеческой мудростью. Обогащение знанием через агонию книги - сильнейший творческий акт, но только для чистых и чутких душ, для тех, кому книга хочет подарить самоё себя. Мария прочла не один десяток умирающих книг. Библия в дырявом кожаном переплёте, как ветхая странница в изношенном плаще, жадно дышала в раскрытые глаза Марии и впитывала в её сетчатку священные картины. Наивно-примитивное знание библейских образов и фабул сменилось в душе Марии блеском истинного видения. Слово Божественное подготовило мозг к верному пониманию Художественной правды. Мощным шпилем в небо взвился Илион. В туннеле жизненного пути ярко осветилась итоговая Итака. Легенды о Нибелунгах, Фаусте, Дон-Жуане, Кармен, Великом Инквизиторе сплавились в сером веществе девственной читательницы в единый сгусток человеческих ценностей. Данте провёл Марию по всем кругам ада и вывел к раю. Отношения Гектора и Андромахи, Петра и Февронии, Игоря и Ярославны, Ромео и Джульетты доказали существование истинной взаимной любви. Подлинная жертвенность в чувствах пришла с болью Дидоны, Гретхен, Офелии, гончаровской Веры. Мефистофель и Воланд раздвинули завесу в Царство Тьмы, куда Мария с болью не отпускала Фауста и Мастера. Лермонтовский Демон поцелуем обжёг губы. Байрон и Блок качнули маятник вселенской скорби. Порвалась звенящая струна Лорки. Цветаева брызнула кипятком экспрессии, Рильке затянул эту рану рубцом сердечной, идущей изнутри вещей, чистоты, Пастернак набросил на гремучую смесь сердца словесную сеть высокой правды. И непепелящим солнцем разлилась над Словом гармония пушкинского письма. Игнатов счастливо наблюдал за преображением Марии. Её хорошенькое лицо стало красивейшим. Милая блондинка превратилась в светлую мадонну. Она захотела учиться и выбрала для поступления иногородний институт. Игнатовы, переполненные семейным счастьем, уехали в другой город. В заколоченной квартире остался музей - кунсткамера книг. Он ждёт своих посетителей. Если даже он не даст посетителю своих глубинных знаний, то навек научит сердце уважению и любви к книге - как к матери, сестре, Богу, ближнему своему. Счастье не бывает долгим. Так же, как боль - она либо слабая, но продолжительная, либо резкая, но кратковременная. Прошло пять лет безоблачного семейного счастья - немыслимо долгая для счастья жизнь. Игнатов шёл по дороге, засмотрелся в небо и погиб, сбитый несущимся на полной скорости легковым автомобилем. Нетрезвый водитель, приложив все усилия, жал на тормоза, но тщетно: машина, смяв Игнатова и выбросив из дверцы своего хозяина, изящным бампером вонзилась в растущий на обочине дуб. Теперь с этой машины можно начинать собирать кунсткамеру автомобилей. Сын Игнатова, четырёхлетний малыш, точная копия отца, часто глядит в небо. Его голубые глаза растворяются в синеве воздуха и наполняются слезами. Мария тоже плачет, вспоминая горячо любимого мужа, и прижимает к груди сына, маленького божика, вошедшего в небесный контакт со своими первопредками. Своё главное образование маленький Игнатов, безусловно, получит в кунсткамере книг. |