Ладно. Светает уже. Там, с другой стороны привокзальной площади есть забегаловка, куда к семи приходит уборщица. Тетя Люся. Она пожалеет меня - вынесет тридцать капель, и боль из висков уйдет. И тогда мне станет еще лучше..

...Ее я никогда больше не встречал. Да и зачем? Она не нужна мне...

???

Потом, вечером, когда пассажиры затихли, и яркий свет сменился тусклым молочно-фиолетовым свечением, я сидела на мусорном ящике и делала вид, что жду очереди в давно освободившийся туалет. Из тамбура доносился сбивчивый, прерываемый вздохами, лепет. Девица упрашивала Юру пожить у нее, пока муж в море.

Перенести это не было никаких сил. Вернувшись в купе, я забралась на полку и уткнулась в подушку, сдерживая слезы. Хотелось поскорее заснуть, чтобы там - во сне - все было иначе. Но стоило на один черный миг сомкнуть веки, как разбудил голос проводника, собирающего белье...

От Варшавского до Балтийского Юра тащил ее громадный баул, меняя руки. А девица тут же перебегала на другую сторону и цеплялась за освободившуюся, склоняя голову к надежному плечу, прижимаясь всем телом и что-то щебеча на ухо. У стоянки такси он отрицательно мотнул головой, усадил девицу в машину, а сам дернул плечом, поправляя сумку, и быстро зашагал в сторону метро.

Господи! Как мало нужно для счастья. Он чист. Он устоял. Он не захотел развлекаться с этой замужней стервой. Он просто молодец! И теперь он - мой!

Я настигла его на эскалаторе, забежала на две ступеньки вперед, а на выходе замешкалась так, чтобы он уткнулся мне в спину.

- Простите, пожалуйста!

Обернувшись, я впервые близко вижу его лицо и сразу же тону в ярких голубых глазах...

- Ничего. Это я сама виновата. - И улыбаюсь. Не застенчиво, как обычно, а весело - во весь рот, от невесть откуда взявшейся радости.

- А вы не скажете, как добраться до Сосновой Поляны?

- Вы приезжий? Идемте. Покажу. Мне в ту же сторону...

Лежу, смаргивая слезы. Я редко плачу. Но сегодня за плотными шторами, за оконным стеклом и серыми тучами спрятался огромный желтый диск, который не дает заснуть. Лезут в голову воспоминания, бередящие душу. Они мешаются с фантазиями о несбывшемся, о невозможном. И мне кажется, что вчера, возвращаясь с дачи, я встретила на Удельной именно Юру.

Этого не может быть никогда. С ним, конечно же, что-то случилось после госпиталя. Он не мог просто исчезнуть, не вернувшись домой, не попытавшись встретиться со мной...

Но эти глаза, эти бездонные голубые глаза, хоть и подернутые белесой алкогольной дымкой...

Я почти столкнулась с ними на перроне, выскочив из уже закрывающихся дверей электрички. Он едва волочил заплетающиеся ноги, опершись на оборванку с заплывшим фиолетовым лицом. Он обвивал ее шею обеими руками, а его нечесанная борода клочками топорщилась над ее плечом. Они шли, не разбирая дороги, расталкивая плотную толпу пассажиров. Я вылетела им навстречу, нос к носу, и словно споткнулась о его глаза.

Коленки ослабли. Почудилось: спросит сейчас, как добраться до Сосновой Поляны.

Не спросил. Поверхность голубого омута осталась абсолютно безмятежной, ничто не дрогнуло и в глубине. Он вообще не заметил меня.

Его спутница нехорошо выругалась и двинулась дальше, к ведомой только им цели, цепко сжимая в грязном кулаке пузырек аптечного спирта. Я едва успела увернуться.

...Сто лет назад, памятным летом, мы встречались в центре. Юра ехал от знакомых с Юго-Запада, я - странно, если бы не так - с другого конца города, с Гражданки. Я ведь угадала про него все: он действительно месяц отработал на каникулах и приехал из Латвии взглянуть на Питер. Остановился у старых друзей отца, с которыми тот, профессиональный военный, служил когда-то на Дальнем Востоке.

У нас было десять незабываемых дней. А на следующий год мы снова встретились в Питере. Оба поступили - он на физический , а я - на филфак.

Мы очень любили. Настолько, что не решались долго даже поцеловать друг друга.

С первого курса он ушел в армию. В Афган. Можно было просить отсрочки, но он сказал: это мой долг. Сын офицера, он верил, что должен быть на войне.

Два года мы переписывались. Потом еще два года я ждала, что он вернется. Он - не вернулся. Не написал. Исчез.

Бросил - говорили мне все, предал - говорили подруги, не надо ждать - говорила мама - он не вернется.

Я вышла замуж. За Игоря, аспиранта отца, перспективного ученого, успевшего к тому времени защитить кандидатскую, готовившегося к защите докторской. Он был старше меня, сильнее, мудрее. И очень меня любил...

Теперь, спустя четверть века, я точно знаю, что поступила правильно. Он спит рядом, он все знает и ничего не боится. Он защитит меня от всего. Я верна ему. Так спокойней. Никакой больше любви, никаких страстей.

Поверьте, я знаю, что говорю. Спросите знакомых - они не видели семьи счастливее.

Немного беспокоит новая война в Афганистане. Правда, теперь там, слава Богу, американцы. Но неизвестно, что из этого выйдет. Впрочем, наш Юрочка поступил в аспирантуру, по отцовским следам. Его призвать не должны.

Так что у нас все хорошо. У меня все хорошо. Все отлично. Замечательно.

Отчего же так хочется сдохнуть?..

Высказаться?