ПОЛОТНА АВАНГАРДИСТОВ

Но – не удастся ниспровергнуть!
Пускай рука ломает кисть,
пускай мутнеет в банке вермут
и снова предъявляют иск,
пускай в уплату зеленщице
швыряет он свои холсты,
пусть каста рада опуститься
до снисходительного "ты",
пусть ни поклона, ни похлебки
левкас дерьмовый не сулит,
и голос состраданья робкий
бросать всю эту чушь велит, –
а он, бездумный и упорный,
не пряча глаз голодный блеск,
меняет наш успех бесспорный
на свой жестокий, странный блеф,
он пишет, выдоха не зная,
один, еще живой – пока,
одним мазком ниспровергая...
Но ниспровергнуть?! – черта с два!
Ведь временам не истощиться,
еще начнутся времена,
еще иссохшие ключицы
поименуют – "рамена!",
и корку крови на полотнах
перенесут на алтари,
и побредут тропой народной,
и бич засвищет до зари,
и каждого, кто отклонится
на полмазка, на полчерты –
швырнут в уплату зеленщице
за снисходительное "ты"!


Виктория Русскова

ГАМЛЕТ

1.

Из глубины веков, из тьмы суровой,
Придворных игрищ нахлебавшись всласть,
Печально смотрит мальчик темнобровый,
Застрявший в шестернях борьбы за власть.

В пыли миров, среди скоплений звездных
Летит тоска, чтоб в тягостном бреду
Высиживать в преступных, тесных гнездах
Слепую ревность, горькую беду.

Мой мертвый принц, ты счастлив, ты доволен?
Ты сам нарисовал такой узор,
Ведь в этой грустной жизни каждый волен
Не отвечать позором на позор.

2.

Ax, где же вас искать теперь, любимый,
Куда вас страсти злые завели?
Вы с посохом и в шляпе пилигрима
Растаяли в неведомой дали.

Холодный выбор вместо губ горячих:
Тюрьма монастыря иль муж-кретин,
Мой добрый принц, прислушайтесь, как плачет
Во мне - негромко - нерожденный сын.

И погружаясь в сонный мир видений,
Вплетаю я в безумный свой венок
Увядшие фиалки наслаждений,
Прозрачный лютик, призрачный вьюнок.

3.

Опущен занавес, слова ролей забыты,
Окончен, наконец, кровавый спор,
Хрипит надрывно колокол разбитый,
Холодным светом залит Эльсинор.
Мой бедный Гамлет, пусть рыдают трубы,
Тебя оплакать некому, увы,
Офелия уснула, спит Гертруда,
И Розенкранц, и Гильденстерн мертвы.


Яшка Каzанова

the unbearable lightness of being

конечно, ты знаешь сама,
моя безумная Грета,
что скоро вернется март.
и наш воровской роман,
начирканный в стиле ретро,

растает. стечёт в ручей
под звяканье свежих почек
а ты удивишься: чем
навеяны зуд в плече
и столь педантичный почерк?

мы сможем любить других
и вновь начинать с ладоней.
снег сер и вязок, как гипс.
пока не поздно - беги!
утонем, боюсь, утонем.

подснежником завизжит
дописанный меморандум...
смертельно хочется жить
с весёлостью анаши,
вверяясь полунеправдам.

ты все это знаешь сама,
моя безумная Грета.
а смелый ребёнок - зима
играет то вальс, то марш
и тихо слезится от ветра.



grigorov

Альфред не альфонс...

***
Альфред не альфонс, не параноик, не педик,
Выпивает за раз 0.75 литра водки,
А затем читает стихи, или бредит,
Но дозу алкоголя не определишь по походке.

Идет по городу ровненько, как по карнизу,
Птицы завидуют его взгляду.
Девки заглядываются на него. Снизу.
А также те, что плывут рядом.

Альфред гуляет по берегу речки-вонючки,
В одной руке розы, в другой - голова друга,
Убитого из-за одной непутевой сучки,
С выпученными глазами, застывшими от испуга.

Идет Альфред, величественный и странный,
Словно по Большому театру или по Красной площади.
А розы такие спелые, такие алые,
А голова безумная. Спаси его Господи.

Завтра на каторгу отправят его безвременно,
Город забудет великого горожанина,
Нелепого, лохматого, сумасшедшего гения,
Не успевшего сказать: "До свидания".

Высказаться?