Есть в живописи такое понятие “активный фон”. В приложении к архитектуре фоном является природа. К сожалению, многим проектантам свойственно фронтальное, одноплоскостное мышление. Ландшафт они воспринимают как элемент декоративной отделки фасада. Ошибаетесь, господа хорошие! Это игра эфемерных облаков и недолговечной изменчивой флоры способна выгодно оттенить, подчеркнуть вашу застывшую какофонию. Если вы вообще обращаете внимание на то, куда и как бросаете камни.

Иное дело - горы. Они тот самый фон, который не только активнее картины, но и определяет ее сюжет, композицию и манеру исполнения. Горы могут рассыпать карточным домиком самое помпезное сооружение и облагородить, одушевить самые убогие строения лишь обозначив свое присутствие.

Ржавое марево смога выжигает закатом и на юге медленно появляются горы. Бесконечно далекие сизые пики рвут остывающее небо до звезд. По мутнозеленым прилавкам плывет багровая полоса пламени, оставляя за собой обугленные густочерные остовы. Кинутся на восток фиолетовые облака, спасаясь от красной капли солнца. Вспыхнут отраженным светом ледники и последние стекла домов, и вдруг, без предупреждения, обрушивается темнота.

И как всегда она застает врасплох городские электросети. Понемногу оправившись от шока начинают зажигать лампионы. Потом, наверное заглянув в календарь и прочитав, что утвержденный час захода солнца еще не наступил, отключают рубильник. “Черт, темно, однако!” - и наплевав на инструкции заливают город канделлами.

Гор больше не видно. До утра люди оставлены во власти домов и деревьев. Тянь-Шань сделал свое дело, Тянь-Шань может уходить. Впрочем, иногда он напоминает о себе землетрясениями. Я где-то читал, что большинство подобных катаклизмов случается именно по ночам. Как тут не поверить в темные силы?

Из трещин в асфальте выбираются они на поверхность планеты, скользят из мрака в мрак, все ближе подкрадываются к ничего не подозревающим прохожим. А те беспечно гуляют по затихающим улицам Алма-Аты, мелят языком о возвышенных чувствах, рассказывают анекдоты или просто бредут, углубившись в воспоминания.

***

Это ворота школьного двора, от коих осталась лишь ржавая железная арка на четырех кирпичных столбах. Кто-то добрый написал на них: “Все.. будет.. хорошо..!”. Перед каждым важным событием или экзаменом я проходил мимо этой колоннады. Обрести уверенность.

Это знакомые со школы пронзительные звонки в институтских коридорах. Раздражают. Особенно противно звучат они в гулких пространствах лабораторного корпуса. Раздобыли лестницу, задумав оборвать к чертям собачим провода, и сняв крышку с изумлением узнали, что эти заразы согласно ТУ называются “Колокол Громкого Боя”. После шутили: “КГБ зовет на пару”.

Это мой любимый политехнический, построенный на геологическом разломе, а потому обязанный провалиться в тартарары при подвижках почвы.

Это моя квартира в двухэтажном доме времен хрущевской оттепели с потолками 320 сантиметров, в которой я спокойно проспал самое сильное алма-атинское землетрясение за последние сорок лет.

Это глиняный внутри холм Кок-Тюбе, на котором нельзя и все же построили телевышку; а когда она начала заваливаться набок, не оставили восточным вариантом Пизанской башни, а накачали холм бетоном так, что засохли яблони на склонах.

Это столетний бревенчатый замок офицерского собрания зодчего Зенкова, доживающий на иждивении ОДО. Его перекосило время и из Ленинграда пригласили бригаду архитекторов, поднаторевших в Кижах. Ученые мужи долго шелестели чертежами в архивах и ползали по строению, а потом пришли к генералу. “Сколько? Не стесняйтесь. Сколько?” - “Два бревна, десять солдат и полчаса времени”. Спустились в подвал, вставили бревна в очищенные от мусора специальные пазы. Солдатушки навалились и двадцатиметровый полутороэтажный домина с башенками и прибамбасами крякнул и встал во фрунт. Только штукатурка посыпалась на погоны. Предварительно-напряженный каркас. Для сейсмоустойчивости. Открытый миром через полвека после Зенкова.

***

Некоторые мои знакомые считают, что современная Алма-Ата всем обязана эвакуации в период Великой Отечественной Войны. Не спорю. Ной тоже причалил к верхушке Арарата, чем обеспечил ему великую славу. Правда, когда вода всемирного потопа вернулась в русла берегов, обитатели ковчега навсегда покинули склоны приютившей их горы. Ибо были там голые камни.

С Алма-Атой другая история. За прошедшие тысячелетия не раз и не два на месте нынешней Алма-Аты возникал город. Но случались землетрясения и сели, проносились дикие орды и железные фаланги захватчиков, и вновь на века замирала безжизненная долина. Мне кажется, есть в человечестве надгенетическая память, подобная шестому кошачьему чувству. Иначе не объяснить, почему за каких-то сто лет небольшая станица-крепость Верный опять превратилась в бурлящий котел: казахи и казаки, чеченцы и немцы, узбеки и греки, русские и белорусские, хохлы и евреи, и многие, многие, многие. Все.

Разные пути привели их в живописные предгорья Алатау, к отрогам Тянь-Шаньского хребта, но попробуйте предложить их вернуться в места компактного проживания.

Был у нас в ходу анекдот. Тогда как раз перестали распевать песни про братьев-китайцев. Я имею в виду официально одобренные песни.

Мелкими двухмиллионными группировками хлынули соседи на захват северных территорий. При мощной огневой поддержке всех трех самолетов и почти целого танка. Бои на улицах столицы. В штабе миролюбивой народной армии висит на стене громадная карта. Одна за другой гаснут лампочки, отмечающие очаги сопротивления. Наконец, вся Алма-Ата погрузилась во тьму. Только единственный огонек нагло светиться в верхнем углу. Раздраженный генерал вызывает адъютанта. “Это узбеки Зеленый базар не отдают.”

Ха, узбеки! А корейских партизан вы забыли? С их тайным оружием: фунчозой и хе? А сети дунганской лапши? А бешбармак, самса, манты... Враг не пройдет! Сомкнуться от сытости узкие глазки. Алчный блеск сменится сонной поволокой. Захлебнется атака айраком. Не допив пиалу кумыса падут агрессоры у дастархана и захрапят блаженным сном обожравшегося человека.

От культуры питания плавно перейдем к культуре вообще. Тем более, что влияние первой на вторую несомненно. Замечательные открытия ждут исследователей на стыке с гастрономией.

Должен сказать, что в моем культурном образовании велика и неоднозначна роль женщин. Организуем сбор мужских подписей за данную сентенцию?

Под непосредственным участием лучшей половины человечества я научился пить, курить, любить театр, осмысленно разглядывать картины и с удовольствием слушать классическую музыку. Про такие мелочи, как бриться и подавать руку при выходе из транспорта я не говорю.

С некоторым страхом вступил я в неизвестный мир и с облегчением обнаружил, что и там на сцене, по большей части, такие же двуногие без перьев, с широкими нечищенными ногтями.

***

Это театр драмы имени Лермонтова, куда я сознательно пришел первый раз для рекогносцировки. Ибо, уступая настойчивым просьбам, решился сводить свою любимую на спектакль, а сам не отличал вестибюль от партера.

Это библиотека имени Пушкина. Там, в отделе редких книг и рукописей, я зубрил поэзы Игоря Северянина, не выдержав снисходительного взора милых глаз. Скоро узнал, что ананасы в шампанском гораздо лучше на слух, чем на вкус, а из отдела РКиР был изгнан за громкое ржание при чтении раритетного издания Сухово-Кобылина.

Это картинная галерея имени Абылхана Кастеева (Кащеевка). Туда я попал под патронажем - скорее, под конвоем - моей неугомонной бабушки. Разделил ее восторги Федором Васильевым и Коро, но был за уши оттянут от акварелей Гения I ранга Земли и Галактики, декоратора-исполнителя балета им. Абая Сергея Ивановича Калмыкова. “Я его помню. Он рядом жил. Вечно ходил в каких-то лохмотьях”. Ой, не права бабушка!

Это артист лермонтовского, щукинец Миша Крылов. Через него я понял, что актер не только произносит ненатуральным голосом чужие слова. Я ощутил вкусность сценического хулиганства. (За кое Крылова и выперли с треском)

Высказаться?