Александр Пименов

Зима как национальное достояние

Сколько было вождей и гениальных теоретиков, под что только ни подводили они отвечающее тем или иным целям умственное обоснование - а так никто и не рассмотрел в социальном аспекте наши родные и любимые времена года. Дальше переименования месяцев ни у цезарей, ни у монтаньяров дело не зашло. На том, представляется нам, и прокололись все преобразователи, революционеры, спасители человечества, идеологи классовой борьбы и экономические реформаторы. А ведь изучение глубинной взаимосвязи сезонных условий с потаенным механизмом общественных пертурбаций может весьма приблизить нас к единственно верным решениям всех так называемых вопросов - от полового до, совершенно верно, национального.

1.Классовая борьба времен года

Очевидно и бесспорно даже для какого там ни есть идеалиста и метафизика четкое классовое расслоение выделенных самой природой и составителями календарей годовых сезонов. Лето, скажем, однозначно - время аристократии и крупной финансовой олигархии с одной стороны и деклассированного элемента - с другой. То есть принадлежит в основном тем, кто не работает, но ест. В качестве простого доказательства примите хотя бы тот общеизвестный факт, что и набобы с нуворишами, предводительствуемые потомственными графьями, тянутся в края вечного лета, чая привилегированно обойти установленный Богом сезонный расклад, и люмпен-пролетариат от бомжей до хипья кочует помаленьку поближе к местам, где "каждый кустик примет". Другое дело, что нищий народ в массе своей не добирается далее плебейских субтропиков, а в фешенебельных тропиках им достается сезон дождей - ворота в Эдем охраняются угнетателями с каждым годом все более изощренно. А в наших сирых палестинах означенный знойный период завсегда характеризуется повышением специфической активности работодателей - сиречь кознями против трудящихся масс. Не говоря уж о том, что, благодаря баснописцу Крылову и его литературным предшественникам, есть у нас в мозгу зарубка на сознательном и подсознательном уровнях, что-де лето - время чуждой трудовых подвигов стрекозы, а... но об этом позже.

Весна, вне всякого сомнения, есть сезон среднего класса, то есть мелкой буржуазии, государственных клерков, пристроенных к делу интеллигентов, "белых воротничков" и т. п. Не кто иной как эта братия с чрезмерным восторгом приветствует социальные "оттепели", мысля обрести на гребне новых течений, веяний и "свобод" нечаянные выгоды. Этот общественный слой пребывает в непрерывной активности, направленной на продвижение вверх по той или иной иерархической лестнице. Весной же оживляются и мошенники - недаром любимым рефреном Бендера было "лед тронулся!"

Как вы сами понимаете, весна с чисто марксистской естественностью, непосредственностью и неотвратимостью закономерно переходит в лето.

Осень, само собой, - нарочито крестьянское время года, тут и комментарии ни к чему. По легенде, земледельцы и свадьбы играют по осени, опосля уборочной страды - этакий классовый брачный сезон. И название-то упомянутого брачного периода, или, если угодно, "подсезона" выдает его классовую сущность: "бабье лето". То есть не какое-нибудь буржуазно-либеральное "дамское".

Ну, как мелкая буржуазия имеет тенденцию становиться крупной, а обнищавшее крестьянство - трансформироваться в сознательный пролетариат, так и весна, мы об этом уже сказали, переходит в лето, а осень - соответственно, в зиму, каковая и является конечным пунктом наших логических построений. Самое гегемонское времечко. Торжествует, или думает, что торжествует, басенный муравей, изначально и на всю жизнь запрограммированный на много-много общественно-полезного труда и здоровый минимум естественных потребностей (включая не самые тонкие удовольствия). Простой трудящийся народ летом как будто и не пел, не плясал, не резвился в мягких муравах, а работал: готовил, как говорится, пресловутые сани.

И вот, наконец, начало декабря: все предельно лирично и глубоко символично. Ночи длинные: стало быть, на работу - впотьмах и с работы - впотьмах. Идешь на родной завод - ветер свищет, пришел в цех - отогрелся, оживился, закурил, тары-бары, жизнь хороша. А сверхурочные? Это ж прелесть! Бредешь домой с работы... ветер свищет... Любимый напиток водка - откровенно зимний и пролетарский. После праведных трудов'... а хоть бы и вместо. Из песни слова не выкинешь. И к сему - честно заквашенная на зиму капуста и честно выкопанная картошка: "это будет закуска и вместе обед", как у Козьмы Пруткова. Суровый муравей жарит на честно засоленном сале картошечку, хватает из граненого стакана первую дозу, ждет, когда от нее "зажжется в животе лампочка" и ласково кроет матом отлетавшую свое стрекозу.

Легко заметить научно обоснованный антагонизм весны и лета с одной стороны - и зимы с осенью с другой. Вот она где, диалектика-то с отрицанием отрицания. Одно неизбежно приходит на смену другому, и это есть бесконечный круговорот. Надо полагать, когда мы станем цивилизованными, столь же органично будет выглядеть наша политическая жизнь: постоят у руля коммунисты, всех достанут, им на смену придут коррумпированные буржуа, всех замучают, на выборах опять победят комми... Обмануть матушку-природу нечего и пытаться. Закон Природы верен, потому что он всесилен.

2.Сезонный психоанализ

Если спроецировать немудреную структуру годового цикла на бездонные глубины человеческого подсознания, то грубо, в популярном изложении дело предстанет следующим образом.

Когда либидоносная весна трубит - известно, инстинкт гуляет. У отдельных закомплексованных индивидуумов, конечно, проблемы в связи с этим обостряются, но мы-то сейчас будем рассматривать общество как единый организм и рискнем сделать отвлеченный вывод, что в изучаемом сезоне подсознание общества гармонично раскрепо- щено вплоть до некой первобытности. Весной уместно ждать либо начала cекcуальной революции, либо более опосредованных сдвигов массового сознания в сторону вольнодумства, простоты нравов, того, что пуритане аттестуют как "вседозволенность"; общественная мораль становится гибче, неписаные законы (да почему бы и не писаные?) - мягче, взгляды - шире. А всего-то пташечки запели.

Лето в этом смысле - что-то вроде отдыха в фешенебельном, привилегированном отделении дурдома или регулярных, с жиру и для порядка, визитов к модному психоаналитику, а то и экстрасенсу. Общество полагает себя настолько здоровым нервно и психически, что может себе позволить и даже обожает покопаться для остроты ощущений в темных потаенных глубинах собственного менталитета, изысканно посмаковать солидно звучащий диагноз, полюбоваться извлеченными на свет божий чудовищами, уродца- ми, кошмариками массового подсознания. Философы и политики, претендующие на роль социальных психотерапевтов, склонны в этот благословенный период самонадеянно полагать и авторитетно заявлять, что болезни не запущены и общество излечимо. Подобно отдельным легкомысленным господам, обожающим прикидываться несколько ненормальными, дабы выделиться из толпы, ведут себя летом довольно обширные группы единомышленников, нарочито шокирующие сограждан продуманной симуляцией коллективной шизы: их веселые и безобидные "протесты" против Бог весть чего, имитации "потрясения устоев" не имеют ничего общего ни с весенними, ни тем паче, как увидим ниже, осенними социальными катаклизмами.

Осень - пора сублимаций, в том числе чреватых самыми опасными последствиями. Группы и толпы ущемленных, неудовлетворенных, зажатых, ущербных граждан и гражданок компенсируют все свои потаенные заморочки: эдипов и электрин комплексы в массе порождают самый кровосмесительный подход к Родине и народу, подавленное стремление ко групповухе переходит в религиозный фанатизм толп, а навечно заложенная в подкорку склонность к насилию и каннибализму трансформируется в воинственный патриотизм. Кто после этого удивится, что именно на осень приходится больше всего событий, кладущих начало революциям, войнам, смутам, мятежам, голоду, эпидемиям, разгулу терроризма, вплоть до ядерного, и повсеместному бытовому мордобою и cекcуальному принуждению. Связано все это, разумеется, во-первых, с вызывающей плодоносностью матери-земли, постоянно напоминающей многим об их не самых блестящих способностях к размножению. В конце концов, не после праздника ли урожая, где не менее десятка фаллофоров торжественно несли огромный гипсовый орган Приапа, некий ставший впоследствии знаменитым террорист Герострат поджег храм Артемиды Эфесской?