Андрей Геласимов

Хома (по мотивам повести Н.В. Гоголя "Вий")

Он сам не понимал – откуда он это знает, но чувствовал, что это связано с его сном.

С тем, что на глазах у нее были слезы.

Гроб оставался неподвижным почти до утра. Наконец небо за окнами стало серым, и Виктор понял, что все произойдет сейчас.

Со страшным визгом панночка вылетела из гроба и стала носиться в воздухе прямо у него над головой. Она пролетала на огромной скорости мимо него, кричала что-то совсем непонятное, исчезала под куполом и тут же камнем падала вниз. Чудовища по всей церкви стали бросаться на стены, разбиваясь о них и пожирая друг друга.

Неожиданно панночка замерла, уставилась на Виктора белыми невидящими глазами и закричала безумным голосом:

- Позовите Вия!

Все остановилось на секунду, потом шевельнулось и застонало от ужаса. Виктор чувствовал как от всех этих тварей на него хлынула волна страха. Он вдруг понял, что они боятся больше, чем он.

В окна, в щели под дверью заструился черный туман. Из каждой дыры в церковь начала просачиваться темнота. Черная, абсолютно непроницаемая для взгляда.

Тонкими вихрями она заклубилась сначала на полу, а потом стала подниматься все выше. В попытках спастись от нее, твари, переполнявшие церковь, сбивались в кучи и жались по стенам, но она проглатывала их одного за другим, заливая густой чернотой все, кроме того круга, в котором стоял Виктор. Панночка металась где-то вверху, и он теперь отчетливо слышал в ее крике только ужас. В церковь вошел страх.

Внезапно панночка упала вниз и погрузилась в черную тьму почти до подбородка. Она выгнулась изо всех сил, стараясь удержать лицо над поверхностью колышущейся темноты. Черные языки коснулись ее щек и побежали к вискам. Панночка вздрогнула, повернулась к Виктору и закричала.

От ее крика у него замерло сердце. Он даже представить себе не мог, что человеческий голос может вместить столько боли.

Виктор поднял голову. Панночка смотрела прямо на него. В ее глазах была написана страшная мука.

Он помедлил секунду, потом сделал шаг вперед, нашел ее руку и резко рванул ее на себя. В следующее мгновение они оба стояли в светящемся круге.

Панночка обхватила его руками, прижавшись к нему и вцепившись ногтями ему в спину. От неожиданной боли он застонал.

Она сжимала его железным объятьем. Тело ее ходило ходуном. У него едва хватало сил, чтобы устоять на ногах. Голова шла кругом.

Столб света, в котором они раскачивались от ее лихорадочной дрожи, упирался уже в самый купол. Все остальное поглотил беспросветный мрак.

Как только тьма коснулась потолка церкви, панночка вытянулась как струна, еще сильнее прижалась к Виктору и выдавила из себя три слова:

- Не смотри туда.

Он зажмурился, и в этот момент далеко в хуторе прокричал петух.

В одно мгновение тьма опала. В церкви воцарилась полная тишина.

Сдерживая дыхание, Виктор почувствовал, как страшное объятие панночки слабеет. Она тихо опустила голову ему на плечо. Сердце его билось как колокол.

- Спасибо, - еле слышно шепнула она.

Он хотел опустить ее на пол, но она опять вздрогнула, и он ясно увидел струящийся свет. Луч падал на ее голову.

- Прощай, Хома, - прошептала панночка. – Отпускаю тебя.

Ее тело безжизненно повисло у него на руках, он покачнулся, и они оба опустились на разбитые плиты пола.

* * *

Сознание возвращалось к нему постепенно. Первый раз он пришел в себя оттого, что рядом пели. Он открыл глаза и увидел небо, которое покачивалось и уплывало назад. Пели негромко.

Виктор слегка повернул голову и увидел верхушки деревьев. Они тоже покачивались, двигаясь куда-то вбок. В голове у него ритмично стучало. Потом кто-то сказал: «Тпру!», и деревья остановились. Стучать в голове перестало. Пахло сеном. Виктор закрыл глаза и снова провалился в беспамятство.

В следующий раз он очнулся на каком-то большом сундуке. В комнате ходили люди. Кто-то смеялся. Рядом стоял мальчик лет четырех. Он грыз огромное красное яблоко и смотрел на Виктора. Было жарко. Виктор пошевелился, чтобы столкнуть с себя чей-то овчинный тулуп и снова потерял сознание.

Потом был раскачивающийся вагон. Кто-то поднимал Виктору голову и поил его горьким чаем. В купе заходили какие-то люди. Виктор их не узнавал.

* * *

- Гражданин! – кто-то тряс его за плечо. – Гражданин, здесь лежать не положено.

Виктор поднял голову, опустил ноги со скамейки и посмотрел вокруг. Он сидел на привокзальной площади. Перед ним стоял милиционер.

- Документы, пожалуйста.

Виктор машинально достал паспорт.

- Где мы?

Милиционер посмотрел на него с усмешкой:

- Мы в Киеве. А вы – я не знаю где.

Он перелистал паспорт и протянул его Виктору.

- Ночка у вас, видно, была - будь здоров.

- Что?

Виктор непонимающе уставился на него.

- Ночь, говорю, у вас была тяжелая.

- Да, - сказал Виктор. – И не одна.

На афишной тумбе прямо напротив него был наклеен огромный плакат.

Андрiй Шевченко

Динамо (Кiев) – Милан (Италия)

15 сентября

Виктор медленно перевел взгляд с афиши на милиционера.

- Футбол, что ли?

- Да, - милиционер радостно улыбнулся. – Еле билеты достал. Завтра на республиканском стадионе.

- Так война же. Как они приедут сюда?

Милиционер уставился на него в изумлении.

- Какая война?

Виктор посмотрел вокруг. На скамейках сидели люди в ярких футболках. Неподалеку продавались цветы. Бегали дети.

- Кончилась уже?

- Что кончилось?

- Война.

Взгляд милиционера изменился.

- Может, вам «Скорую» вызвать? Вы как себя чувствуете?

Виктор вздохнул и помотал головой.

- Нет, все нормально. Извините, я просто оговорился. Скажите, во сколько ближайший поезд в Москву?

- Это вам в справочную. Милиция справок не дает.

- Да, да, спасибо. Извините меня.

Он встал со скамейки и, чуть покачнувшись, пошел к вокзалу. Из-под ног у него с шумом вспорхнула стая голубей.

Конец

(c) Андрей Геласимов Страница автора на сайте Проза.ру