Там, за дверью, играла музыка, красивая, что-то с саксофонами, мелодия была неуловимо знакома и к месту и ко времени, словно звучала за кадром, но это неважно.
Мы с Леной как раз стояли возле этой двери, там нас ждали, и, может быть, даже волновались, почему мы не идем и вообще куда запропастились, но это тоже неважно.
Когда целуешься с красивой девушкой, многие вещи не важны.
В общем, мы стояли возле дверей в квартиру, где звучала музыка, и ждали нас, и целовались. Нашли себе место, представляете?
Номер квартиры, если угодно, был "96". А музыка - оркестр Дюка Эллингтона. Я почти не разбираюсь в джазовых оркестрах, но Дюка Эллингтона всегда отличаю.
А может, это был и не Эллингтон. Музыка была красивая, неуловимо знакомая, что-то с саксофонами, я уже сказал об этом, вам интересно?
Она сказала:
- Я никогда раньше не целовалась с усатыми мужчинами.
Она не целовалась с усатыми мужчинами, я с десятого класса не целовался в подъездах. Что происходит? Усатые мужчины не такая уж редкость, но мне почему-то везет на женщин, которые целуются с усатыми мужчинами впервые.
Я ничего не ответил, мне было некогда. Я держал ее лицо в своих ладонях, бережно, будто нес воду. Ее серые глаза были закрыты. Или нет, они не были закрыты. Длинные ресницы вздрагивали, как крылья бабочки, и мне казалось, что она меня обманывает. Делает вид, что глаза закрыла. А, на самом деле, сквозь ресницы - смотрит. И держит меня за руки.
Ситуация под контролем.
Тут дверь открылась, и нам сказали:
- Проходите.
Хозяйка квартиры с номером-перевертышем "96" отступила в сторону. Ее глаза понимающе посмеивались.
- Не смотрите вы так, сквозь прищуренный глаз, - пропел я, скрывая неловкость. Нас ведь застукали.
Мы прошли в квартиру.
- Где вы ходите... - возмутилась хозяйка, разглядывая нас... - Сколько можно ждать. Вообще уже... Иди, Серж, опять на улицу. Пока вы там, - она кивнула в сторону двери, - у нас закончилась вся водка.
- Как вся? - удивился я.
- Вас ждать что ли? - подтвердила Оля. - Бери деньги.
Я с неохотой выпустил Лену, и снова оказался на улице.
Смородиновый запах августа окружил меня, теплый ветер бродил по улицам, и звезды. Звезд оказалось неожиданно много. Или просто я редко смотрю наверх? Бульвар пьянил фонтаном, его струи освещались лунами-фонарями. Со скамеек бренчала гитара, резали ночь нетвердые голоса:
- А девочка пьяна, уже который день.
Я следовал мимо, к ночному супермаркету.
- Ага, вот он! - услышал женский окрик.
Мало ли к кому он обращался, но я зачем-то оглянулся. Трое милиционеров в сопровождении полной всклокоченной женщины спешили явно ко мне.
- Остановитесь! - приказал один из блюстителей.
Остановился. Они прибавили шаг, женщина почти бежала, ее щеки пунцовели:
- Попался! Держите его! У-у, чеченская рожа, я тебя сразу узнала. Попался, гадина!
- Ваши документы, - приказал милиционер.
- Какие ночью документы?
- Вот видите, у него и документов нет, - встряла женщина.
- Пройдемте! - голос милиционера твердел, в нем слышалось намерение разобраться со мной по-настоящему.
Но тут мне повезло. В одном из многих карманов жилетки отыскался старенький баджик:
- У меня только это.
И протянул его милиционеру.
Он прочел:
- "Сергей Астахов. Журналист. "Городской вестник".
- Тоже мне, документ нашелся, - встряла женщина, прочитав надпись.
- Подожди, тетка. Так это ты писал про 87-й экипаж?
А ведь правда, я весной писал репортаж: ездил полдня вместе с патрульно-постовой службой. Писал очерк. Говорят, заметку повесили в "красный уголок" или как он сейчас у них называется... Начальник был доволен. Наверное, это меня и спасло.
- Да, - говорю, - я.
- У них везде друзья, - продолжала кипятиться тетка, впрочем, скорее по инерции.
- Тогда извини, все нормально...
- Ничего, - говорю, - привет 87-му...
Я подошел, наконец, к дверям магазина.
Ночной бродяга, сидевший у дверей, сказал:
- Что, земляк, чуть не прихватили? Дай рубль.
Я отдал ему какую-то мелочь и проследовал к прилавку.
Продавщица откровенно скучала. Возможно, ее немного злило, что модная прическа не привлекает к ней должного внимания. А может, просто ей было все равно. Она даже не стала прикрывать рот рукой, когда зевнула.
- Будьте любезны, дайте, пожалуйста, ровно две бутылки водки.
- И вам тоже водки? - оглядела она меня.
- В чем дело?
- Ни в чем. Как мне надоели эти алкаши. Света, отбей семьдесят два "бороде".
И через секунду я перестал существовать в ее мире.
Я взял бутылки. Стекло было холодным.
На выходе бродяга подмигнул мне, как заговорщику: "Мы одной крови".
- Ты где так долго? - наперебой спрашивали, когда я вернулся.
Хорошо, когда тебя ждут.
- С чеченцем перепутали.
- Как всегда, - сказала Ольга, взяла бутылки и утащила в комнату.
- Ах ты, герой какой, - сказала Лена и щелкнула по носу. А я чуть не укусил ее за палец.
Вечеринка продолжалась нестройными тостами, музыкой. Кто-то убегал на балкон и возвращался почему-то из кухни. Визгливая и полногрудая актриса кукольного театра гневно клеймила режиссера, который не хотел давать ей роль ёжика:
- Вы даже представить себе не можете, как я чувствую этот образ.
Ольга пыталась подыгрывать магнитофону на пианино. Ее поклонник - телевизионный мастер - засматривался на Ленкины коленки.
Я чувствовал - еще немного и я буду за границей реальности. К тому же стало нестерпимо душно. Сходил в ванну, намочил голову, посмотрел в зеркало. Страшный.
Вернулся. Под медленную музыку мялись пары. Телемастер обхватил Лену и пытался ей что-то сказать. Я подошел к ним:
- Извини, друг.
И увлек Лену на балкон:
- Давай убежим. А то скоро будет совсем поздно.
- Куда?
- Если честно, - сказал я, - устал гулять. Знаешь, мой приятель - художник, доверил мне ключи от мастерской.
- И там есть картины?
- Во всяком случае, там есть тишина и творческий беспорядок.
Суета беглецов в прихожей, тесной, как старый трамвай. Ее короткая юбка задевала мое лицо, пока я возился со шнурками.
Второй раз за ночь я оказался на улице.
Тишина, лето, рядом красивая женщина. Кроме того, удалось вовремя остановиться. Мне иногда удается вовремя останавливаться.
- А на улице действительно лучше, чем дома, - высказалась Лена. - Только я боюсь, что нас могут потерять...
- Ну и пусть, - сказал я и обнял Лену за талию. Мне было приятно оттого, что мы убежали.
Мы миновали перекресток. Последний троллейбус собирал пассажиров.
Вот и дом. Подъезд оказался темным. Мы шли почти на ощупь.
- Такое чувство, что мы не вверх поднимаемся, а спускаемся в пещеру, - сказала Лена.
Добрались, наконец, до пятого этажа. Я отпер одну дверь, другую. Не первый раз я сюда иду, и каждый раз - будто самый первый.
Лена нашла выключатель - прихожая осветилась.
- Я никогда не была в мастерских...
- Никогда не говори "никогда", - сказал я банальность.
Картин в мастерской не оказалось. Стояли подрамники, палитры с засохшими разводами красок, патефон, гитара без струн, большой стол с массой баночек, какие-то немыслимые железяки, деревяшки. В углу таился диван.
Лена подошла к окну:
- Выключи свет.
Я и сам этого хотел.
Сквозь годами немытые стекла на нас смотрели звезды. Их было много, как в планетарии.
- Где-то у него должен быть приемник, - сказал я.
- Не надо ничего, ни света, ни музыки.
- А ты романтик, - сказал я. - Или как правильно сказать, если романтик - девушка?...
Лена смотрела на звезды, будто видела их впервые:
- Странная сегодня ночь.
- Иди ко мне, - попросил я.