Ратьер от Джесс

Стихи

 Андрей Дитцель
 
 ***
 Приметы города, в который ты 
 вернешся умножать синичьи толки - 
 озноб и пустота. Зимой мосты 
 невидимы как прошлое, и только 
 зеленый лед под ними - словно соль 
 под веком Пенелопы. Не тоскливо, 
 а тихо. Отдохни еще. Позволь 
 себе казаться мудрым и счастливым. 
 
 Пока не различается земля, 
 как глаз не напрягай. И мирно дремлют 
 в мехах Улисса бури февраля. 
 И Посейдон оберегает землю, 
 играя днем и ночью кораблем. 
 
 Не обживаться же на старом месте. 
 Еще твердишь заветное "вдвоем", 
 но тихое "когда мы были вместе..." 
 честнее. Посмотри, как, не спеша - 
 куда спешить ей, праздная гуляка, 
 
 по набережной - кто, твоя душа 
 бредет или бездомная собака? 
 
 
 
 Валерий Прокошин
 
 из цикла "Отречение"
 ***
 Ю. Карабчиевскому
 
 Ну, зачем ты вернулся в страну, где простуженный с детства пейзаж,
 И где утренний свет над снегами прозрачней, чем можно представить?
 Жить в России нельзя: это - сон... это - бред... это - пьяный кураж...
 Это все, что угодно, чему не подвластны ни время, ни память.
 
 Ты еще пожалеешь об этом, очнувшись под утро в дому,
 На котором поставили крест двое ангелов - белый и черный.
 Пробираясь на свет, ослепивший с небес, ты вернешься во тьму
 И поймешь, наконец, что живущий в России - всегда обреченный.
 
 Обреченный на все, кроме жизни, которой вовек не понять,
 Не почувствовать даже, настолько она на земле невесома...
 Ну, зачем ты вернулся в страну, из которой повторно сбежать
 Невозможно, и где наш ваганьковский снег тяжелей чернозема. 
 
 
 
 Аркадий Брязгин
 
 КАПКАН 
 
 В пол-уха ночь и натощак с утра, 
 но цепь не трёт и полная свобода, 
 и лаз есть - под штакетник огорода 
 к дворняге из соседнего двора. 
 
 Он со времён щенячьих уцелел, 
 а должен был, в собаку вырастая, 
 как всякий пёс, сперва прибиться к стае, 
 потом попасть под плановый отстрел. 
 
 Он уцелел и стал таким, как есть: 
 его клыки - губою двинет - жутко! 
 Других собак спасала в холод будка, 
 его своя, плотней, чем волчья, шерсть. 
 
 Но псы не могут перейти предел... 
 В снег ткнётся мордой, не осмыслив толком, 
 что прожил жизнь наполовину волком, 
 а стать трёхлапым так и не сумел. 
 
 
 
 яшка каzанова
 
 для лизы
  
 Каждая знала - здесь раньше была вода, 
 Зеленые пастбища, диких собак стада. 
 А по утрам две птицы летели сюда: 
 Птица с крыльями "нет", птица с крыльями "да". 
 Каждая верила в реинкарнацию слов, 
 В то, что любое имя переродится в число, 
 И если ты знаешь счет, то тебе повезло, 
 Но, сколько ни умножай, от добра остается зло. 
 Каждая помнила сотни мужей и жен. 
 Помнила, кто горбат, кто отлично сложен, 
 Кого колесовали, кто был сожжен, 
 Кто губы кусал, кто твердил, что все хорошо. 
 Каждая дергала небо за рукава, 
 Чтобы проверить - мертва она или жива.
 В жертву Астарте девичья голова
 И гладкие плечи в разливе солнечных ванн. 
 Каждая думала: "я не такая, как все. 
 Вечность сплела уздечку в моей косе." 
 Темные теплые кельи. Портреты со стен: 
 Самойлова, Параджанов, святой Себастьен. 
 Каждая злилась: "нам нужен новый Господь!" 
 Любовь превращалась в боль, истерика - в спорт, 
 Слегка подгнившая нежность струилась из пор.
 И Орфею кричали с Олимпа: "братишка, спой!" 
 Каждая ела и Библию, и Коран, 
 Читала на ощупь карты покойных стран, 
 Левую бровь приподняв, вопрошала: "сестра, 
 Ты догадалась, что нас уничтожил страх?" 
 Каждая знала: 2.50 - предел, 
 Будучи здесь, не получится быть нигде. 
 И непременно кто-то завяжет свой день 
 В крепкий лайкровый узел. 70 den.
 
 
 
 Эд Побужанский
 
 Крест 
 
 распятому на собственных костях, 
 как на складном кресте, обросшем мною, 
 мне будет знак - и долгий срок скостят. 
 и в темных водах 
 женщины омоют. 
 
 пока же я не занесен в реестр 
 небесных неотложных отправлений, 
 так неопасно проступает крест 
 костяшками обычных сочленений. 
 
 и пусть о нем уже на все лады 
 подозревает ушлый соглядатай 
 я снова совпадал с тобой - и ты 
 в который раз была на мне распята.