-- Ты как? Ну, настроение, чувствуешь себя?
-- А ты как думаешь? Хреново. Простить себе не могу, что пошла сегодня на эту чертову лыжную прогулку. До того все непонятно, крыша едет. Что здесь могло случиться за два часа?
-- Не знаю. У меня ощущение, что все они где-то рядом, будто нас разыгрывают, словно нас кто-то испытывает.
-- Нам бы как-нибудь встретиться. Чтобы поодиночке не сидеть. Ты, кстати, телевизор включала?
Телевизор включить я, честно говоря, даже не подумала. Поэтому дотянулась до пульта, нажала на красную кнопку. Осветился экран. На первом канале стояла четкая картинка - чернявая дикторша была застукана прямо во время вечерних известий. Так и застыла она, бедная, с полуоткрытым ртом. "За рубежом" - прочитала я рубрику в правом углу студии. "Да уж, за рубежом, бесспорно, много чего интересного", -- с непонятной горечью пронеслось в голове.
Я пощелкала каналами. Везде была похожая картина - по второму - картинка из фильма (мне показалось, что это "А зори здесь тихие", третий канал застыл на футболе, по четвертому кто-то невидимый резал кухонным ножом голову монстра. Не было ни звука, ни движения.
-- Лен, а времени сколько?
- Семь вечера. А ощущение такое, будто уже ночь глубокая.
-- У меня такое же ощущение. Еще на окна смотреть не рекомендую. В моих постоянно мелькает что-то.
Говорили минут пятнадцать. Абсолютно ни о чем. Старались отвлечься. У обеих в глубине души пряталась уверенность в том, что все это вот-вот кончится. Снова появятся люди. Голоса, звуки. Потом попрощались. Договорились созвониться через пару часов.
Время тянулось невероятно медленно. Я сидела в таком же трансе, но сквозь апатию ко мне пробивалось беспокойство. Почему-то очень важным стало казаться то, что моя дочь где-то на улице, непонятно с кем, и абсолютно раздета. А мороз градусов пятнадцать. Постепенно эта ужасная мысль вытеснила все остальное. Я оделась и вышла в подъезд. Дверь закрывать не стала.
На лифте я не поехала. По пути вниз позвонила в несколько квартир. Никто не отозвался. Вышла на улицу. Слава богу, двор был освещен. Поднялся небольшой ветер, катались по расчищенному дворниками тротуару сигаретные пачки. Кроме ветра, ничего не было слышно.
Осторожно, стараясь вообще ни о чем не думать, я пошла к остановке. Несколько троллейбусов стояли на конечной, салоны освещены, передние двери открыты. Я зашла в один. На сиденье, украшенном грозной надписью "Место кондуктора. Не занимать!" валялась брошенная сумка с билетами и мелочью. Без интереса я подняла ее. Тяжелая. Потрясла. Груда рублевых и пятирублевых монет высыпалась на пол со звоном и грохотом. Я вышла из троллейбуса.
Пошла к освещенному магазину. Толкнула дверь. Она легко подалась. Я зашла. Побродила по продуктовым рядам, потрогала крупы (появилась наконец-то единственная каша, которую употребляет моя дочь). Кассовые аппараты были открыты. Крупные купюры высунули языки. Я посмотрела на них, пожала плечами и вышла на улицу.
Меня вдруг осенила невероятная идея. Она была такая простая, что я даже остановилась на мгновение. Я была абсолютно уверена, что все это мне просто привиделось, что заверну сейчас за угол, увижу бабушек на скамейке, услышу мат местных подростков. А дома меня будет ждать моя семья. И эта мысль показалась такой логичной, что я ускорила шаг.
Тут же в эхо моих шагов вкрался какой-то посторонний звук. Я остановилась, оцепенела - кто мог стоять за моей спиной? У меня же никакого оружия даже нет! Как во сне, чудовищно медленно я повернула голову, посмотрела назад. Ничего. Ветер гнал за мной по асфальту грязную перчатку.
Ноги ослабели.
За углом никого не было. Я зашла в подъезд, нажала на кнопку лифта. Вошла в кабину, нажала на "десятку".
Лифт медленно двинулся наверх. По инерции я несколько раз ткнула в красную кнопку вызова. Бессмысленно.
В квартире стало холодно. Пока я ходила, дверь приоткрылась, тепло вышло наружу. Я включила газовые конфорки, села на кухне, задумалась. Больше всего меня волновал один вопрос - что делать ночью. Я знала, что ни при каких обстоятельствах не засну сегодня. Сидеть одной было не то чтобы страшно, а просто глупо. Я подошла к телефону, набрала Ленкин номер.
***
Она отозвалась сразу.
-- Это я, -- поспешно доложилась ей. - Я приду к тебе минут через пятнадцать.
-- Ты что, не боишься?
-- Кого бояться? Ни одной собаки кругом нет. Принести чего? У меня водка есть. Впрочем, магазины все открыты, можно будет сходить потом... Ладно, жди.
С этой минуты всякая паника с меня слетела. Я очень деловито собралась - зубная щетка, пара трусов. Чуть не забыла взять циклические противозачаточные таблетки. Внутренний голос при этом громко забавлялся - от кого забеременеть боишься? Я не стала его слушать.
Дорога была мрачной. Но вокруг светились окна (слава богу, что ЭТО произошло не в три часа ночи). Даже несмотря на свою деланную деловитость, под конец я почти бежала. Не побежала только по одной причине - мне казалось, что, если я побегу, то со всех сторон ко мне бросятся неизвестные тени и затопчут меня.
Ленка открыла дверь, и не успела я войти, как стала поспешно эту дверь захлопывать.
-- Да ты меня сейчас перережешь пополам! - возмутилась я.
-- Да, а вдруг кто ворвется сюда? - видно было, что моей подруге не до смеха. Мне, в общем, тоже.
Ночь тянулась бесконечно. Можно было напиться или наглотаться таблеток и уснуть. Но спать в темноте было немыслимо. Кто знает, что оттуда может вылезти?..
Так и сидели вдвоем на разложенном диване, смотрели старую мелодраму по видику. К утру как-то одновременно вырубились.
Меня разбудило солнце. Я долго смотрела в стену, не понимая, где я и почему я здесь. Затем вспомнила. Ленка еще спала. Я ей позавидовала.
***
Пока мы спали, выпал снег. Чистить дорожки было некому. Проваливаясь, мы пошли в магазин.
Уличные фонари и окна по-прежнему горели.
В магазине было тепло. Тепло выходило из огромных кондиционеров и обволакивало. В отделах кое-где куртки и шубы валялись на прилавках: кто-то примерял, а потом исчез. Я зашла, потрогала норковую шубку-разлетайку (цена 1250 долларов), сняла свою лыжную куртку, надела шубу, покрутилась перед зеркалом. Красиво. Ленка бродила по соседнему павильону, какая-то потерянная, одинокая. Потом села на пуфик перед парой высоких меховых сапог, тихо заплакала.
Странно, но я с этой ситуацией как будто смирилась. Плакать не хотелось. Даже некоторое облегчение: больше не надо ходить на работу, ругаться с мужем, воспитывать ребенка. Стирать не надо!
-- Лен, пошли. Бесполезно. Давай еды возьмем.
Взяли пельменей, палочек крабовых. И лягушачьих лапок. Ленка противилась: на что они нам, кто готовить будет. Но я все равно взяла. Еще взяли мартини, коньяк, водку и несколько банок джина с тоником.
Пришли к Ленке, я поставила воду для пельменей, налила мартини в два стакана, бросила туда лед и плеснула водки на два пальца. Подруга моя находилась в депрессии. Мне это было безразлично. Поели, выпили. Ленка выпила еще.
Через два часа она ругалась матом, пытаясь оттолкнуть меня от двери и уйти в никуда в поисках своего мужа и всех остальных. Я сначала противилась, потом мне стало пофиг. Уйдет так уйдет. Правда, замерзнуть может. Ну и фиг с ней.
Ушла, громко рыдая. Я села с очередным мартини на диван, включила видик, фильм из старой жизни.
Сидела одна часа два. Ленка где-то бродила.
-- Пойду поищу, -- сказала вслух сама себе.
Пошла через сугробы в единственное место, где она могла быть - супермаркет. Ленка сидела там, с бутылкой мартини, привалившись к стене. Спала, кажется. Я подошла к ней, потрясла за плечо. Голова качнулась и упала на плечо. Глаза были открыты. Взяла ее за руку, разжала кулак - назепам. Пустая упаковка. Вот и все.
***
Я вышла из продуктового отдела, оставив ее там, и побрела к выходу. По пути еще раз зашла к мехам и шубкам, выбрала самую теплую и легкую, чернобурку. Мех был ласковый, уютный.
На улице уже смеркалось. Алкогольные пары постепенно выходили, реальность наваливалась как ватное одеяло. Через час бесцельного блуждания в голове остался один вопрос: кто я? Пыталась вспомнить своих друзей, родителей, школу, в которой училась. Ничего не приходило в голову. А имя? Имя вспомнила через... минуту, наверное.