Крылья сами знали, что нужно делать при подлете и снижении: два небрежных взмаха и вот уже Денис стоит на пляже, топчется кедами на чуть вязком песке. Прозрачные мглистые сумерки (которые, конечно, далеко не белая ночь - но тоже ничего, любимого лилового оттенка!) уже не мешали любоваться пустынным, одному ему принадлежащим городом... Ни музыки, ни плеска волн, ни голосов гуляющих по набережным... Но в этом даже дополнительный кайф. Он - и Питер, один на один. Хм... А нельзя ли, все же, чтобы все так и оставалось, как есть, но при этом чтобы вода была водой, чтобы волны шевелились... Хочу, чтобы так было! И стало так, как вздумалось Денису: заплескались низенькие дряблые волны, рябь на Неве, как и положено реке, зарябила узорами, каждое мгновение разными... Силы, небось, прорва ушла... А с точки зрения сопряженности физических законов... Ну и ладно, дались тебе эти законы, подумаешь, летал же он, а крылья держали, тоже вопреки... Он волшебник, маг, понятно... Сын, в конце концов!
- Это не ты сын... Не ты, пешка, слякоть, самозванец... Я--а--а, я Его Сын...
-- Кто??? - Денис в панике развернулся.
Маленькая лысая голова -- красные глаза выкачены из орбит -- смотрела на него, выглядывала из чего-то бесформенного, то ли неровного бревна, то ли металлоконструкциина кривых опорах... Мор лениво взмахнул крыльями, облетел вокруг головы и вернулся на плечо к Денису. И Ленька не выказывал тревоги... А Денису жутковато... Неожиданность... Вот что помешало Денису рассмотреть ходячую нелепицу... Нелепый, несуразный медный истукан, калека, волею своего создателя...
Денис расслабился. Кстати, а зевать нельзя, враги могут быть очень опасны, он видел, помнит...
-- Странно. А я думал, что ваш батюшка -- Михаил Шемякин. - Денис улыбался, но тревога все ж точила сердце мелким надоедливым жучком...
-- Я-а-а, я-а-а Его сын... Я нашел это место, я-а-а. Я принес первую жертву, много, много душ... Я служил..., я был истинный Сын... и слуга... Отдай, отдай мне... Я-а-а...
-- Не, ну ты нахал!... Большой железный самозванец. - Денис на всякий случай отступил на три шага. Истукан двигался медленно, выставляя вперед правую ногу и, осторожно перенося на нее вес корпуса, подтягивал левую...
-- Это ты... самозванец... Я нашел это место... На краю мира... Где сходится все... Отдай, отдай...
-- Угу. Чего тебе отдать? Опера "Жизнь за царя", ария Ивана Сусанина. Тебе не кажется, чугунок, что красные глаза плохо сочетаются с синим гермошлемом... Твое здоровье! - Денис вытянул правую руку и поманил указательным пальцем. Мощная, чуть ли не в полено толщиной, синяя молния ослепила его, обожгла привычным, сладостным уже холодом. Денис даже покачнулся - настолько велика оказалась накопленная истуканом мощь.
Вместе с нею к Денису пришло знание: древний царь, Первый Император Российский, не обрел покоя и после смерти, дух его жаждал продолжения земного существования, алкал власти, поклонения, великих свершений... В этом городе, созданном его волей, капризом и жаждой чуда, в городе, стоящем на границе двух миров, земного и потустороннего, каждое из его десятков, сотен памятных воплощений, в камне ли, в металле, каждое и все они -- стремились возродить его, воплощающего... А для этого годами, десятилетиями, веками, все они копили мощь, силу, источаемую самим городом и сущими носителями ее, людьми и нелюдью... Творению Шемякина в этом смысле повезло: он был среди людей; дни и годы напролет, не зная усталости, новые и новые толпы туристов стояли с ним рядом, хватили за длинные медные пальцы, стучали по лысине, фотографировались, сидели у него на руках. И каждый оставлял ему в прибыток крохотную частичку зла и мрака, частичку того, что таится в каждой человеческой душе, в детской ли, старческой... И эти частицы текли и текли не пересыхающим потоком, копились и накапливались и претворялись в волшебную субстанцию, которая должна была однажды оживить его и вновь дать возможность в полную силу служить Тому, чьим сыном он считал себя...
-- Стоп, хватит. Похоже, переборщил... Петра Ляксеич, слышишь меня, чи нет? -.......
Истукан застыл в нелепой позиции: носки врозь, левая рука у горла, правая потянулась к Денису, да замерла на полпути... Молчит, силы кончились, разве что в глазах на самом донце осталось тусклое зарево... Денису было не по себе, слова медного царя стучали в нем, били по сердцу: "я-а-а, не ты..., отдай...". Вот тебе и "Ляксеич"... Шутилось глупо и через силу... Внезапно Дениса пробрала досада и злость: да что он, в самом деле, на каждую шваль рефлектирует!...
-- Так, Ваше Императорское, вот Вам допинг в зубы - и галопом "домой", в кресло, чтобы завтра туристов не пугать и не разочаровывать. Продолжай копить, я загляну при случае. Галопом, я сказал! -- Подчиняясь воле Дениса, медный истукан с глухим звоном пал на четвереньки и, не касаясь песка, помчался вдоль берега туда, к арке, внутри которой по старой питерской традиции памятными досками отмечали уровни самых выдающихся наводнений в истории Города...
Хорошо быть крутым. И живым.
Денис расправил плечи. А где... Крылья исчезли незаметно, так, что Денис даже и задним числом не мог вспомнить ощущение, в какую именно секунду это произошло. Но чувства сожаления не было: появятся крылышки, как только в них случится нужда или просто прихоть. Вот захочет он через Неву перемахнуть или постоять на шпиле Петропавловской крепости... Сердцу, возмущенному злобствованиями уродливой металлической куклы, хотелось радости и развлечений, которые бы смыли, стерли из памяти скользкие и подлые надежды сумасшедшего фантома, убрали бы их без специального пожелания "забыть" . Ни в коем случае нельзя желать ничего подобного, Диня! Можно научиться понимать эмоции и намерения животных, по типу Леньки и Морки, а вот пожелаешь неосторожно "понимать язык деревьев", или там зданий... Или никогда не хотеть спать... И хрен его знает, какие будут шизофренические последствия. Нет, можно, конечно, попробовать, но попозже: сначала нужно семнадцать раз отмерить и сформулировать и предусмотреть безущербный откат на прежние рубежи... А пока можно... просто прогуляться по воде. Например, к Эрмитажу. Кеды хорошие и их очень легко усилить на этот случай: мои кеды - непромокаемые. Не пропускают... да, только снаружи. Паук недовольно зашевелился: он понял намерение Дениса и он недолюбливал воду.
- Спокойно, старенький, я же не под воду ухожу, а так..., "яко посуху". И Ленька внял доводам, притих, во всяком случае втянул обратно лапы, покрытые грубой серебряной шерсткой. "Как скажешь, Господин" - примерно так услышал Денис паучье настроение.
И Морка в этом отношении такой же стал... Раньше, бывало, не унять защитничков-нянечек, а теперь - сразу во фрунт... С одной стороны - вроде бы и хорошо, бесхлопотно... Но зачем мне слуги, вместо родных и близких?...
-- Вот что, Морка и Ленька!... Слушаться - слушайтесь с полуслова, это правильно, но и бояться - не бойтесь. Что-то не нравится - дайте мне знать, не обижу и не накажу. Ферштейн, господа-приятели? То-то же. Оба хорошие: и ты, в перьях, и ты, шестиходик. А засим - прогулка по водам.
Денис решительно поставил левую ногу на водяной барханчик, наступил... Вода поддержала, спружинила мягко и скользнула дальше, но Денис даже не покачнулся; вода вдруг соединила в себе лучшие качества асфальта и ортопедической обуви и стлалась под ноги так, что не было никакой возможности ни поскользнуться, ни споткнуться, ни иным каким способом потерять равновесие. Денис шел прямо вперед, но течение уверенно сносило его вправо, в перспективе - под Дворцовый мост, но Денис вовсе не собирался поддаваться течению, он все время забирал влево и в результате вышел как раз к Зимнему, на набережную.
Денис прикинул: времени порядочно прошло с тех пор, как он вышел от Марии, уйму его потратил на кладбище, "порхая от цветка к цветку"... Да полеты, да прогулки, разговоры всякие... А вокруг (Денис попробовал на мгновение) по-прежнему тьмища кромешная... Может она вообще навсегда... Но что-то подсказывало Денису, что не навсегда это ночь и край ее не так уж и далек...
Денис смотрел на Петропавловскую крепость, где он только что был, и думал... Старался думать, но мысли и желания дробились в какую-то назойливую и неуловимую мошкару, разлетались по извилинам, не желая принимать хоть сколько-нибудь отчетливые формы. Растопырился вдруг и спрыгнул со спины паук, воинственно крикнул ворон и Денис словно бы очнулся. Он развернулся одним прыжком и глаза его сразу же уловили движение: черное нечто прыжками мчалось прямо к нему, к их маленькой компании... В мыслях откуда и прыть взялась! - Денис выставил вперед левую ногу, поднял согнутые руки на уровень плеч...
-- Оба - на месте! Я сам попробую. Я сам!!!
Это черное нечто передвигалось с грацией сиамской кошки, но Денис ощущал, как дрожит асфальт под её-его прыжками. Как оно точно выглядело, Денис от волнения не разглядел, разве что глаза испускали темно-красный, ничего не освещающий свет. Страх и предчувствие близкой смерти вырвались из груди Дениса наружу и заморозили вокруг него пространство и время: прямо над ним замер в воздухе Морка с нелепо опущенными крыльями, в десяти шагах сгорбилось перед последним прыжком черное чудовище... Правую руку повело - Денис глянул краешком глаза и даже удивился: там трепетал, будто факел на ветру, огненный меч... Но... Нет! КНУТ ХОЧУ!!! И отпустило. И стал огненный кнут вместо огненного меча. Денис разрешил разморозиться времени и пространству, взмахнул трехметровым кнутом и изо всех сил приветил им прыгнувшее чудище. Денис даже и не усомнился в своем, доселе не изведанном и не пробованном ранее кнутобойном умении; быть может, досада на собственный страх убила в нем сомнения, но кнут не подвел: траектория прыжка изменилась на противоположную и чудовище кубарем вылетело с тротуара на проезжую часть, беспрепятственно кувыркаясь сквозь мерцающие автомобильные призраки.
Денис одним гигантским скачком настиг его и хлестнул еще раз. Чудовище опять кувыркнулось и звонко шмякнулось под самую стену дворца. Шмякнулось, да так и осталось лежать неподвижно, черной каменной грудой.
- Не притворяйся, черная, не позорь древний Египет. - Денис полоснул еще раз, с оттягом. - Как звать тебя..., кошечка...?
- Не бей меня, о Повелитель! Мощь твоя велика и я не сразу признала тебя! Прости и не бей меня больше! Уау-у-у!!! Больно! Пощади!
Денис замахнулся в пятый раз:
-- Имя! Не то на гравий расшибу. Говори!
- Людишки зовут меня Мут-Сохмет, мой Повелитель, но истинное имя...
-- ...мне оно на фиг не нужно твое истинное, достаточно общепринятого. Мут Сохмет, говоришь? Смотри, я ведь не поленюсь в Эрмитаж зайти да и проверить по табличкам... Шучу. В тебе очень много синевы... Ну, специальной магической силы много в тебе, Мут Сохмет, и мне она нравится.
- Как пожелаешь, о Повелитель, Ты волен взять ее, только пощади меня, позволь лишь смотреть на Тебя и лобызать стопы Твои! - Денису неприятно было смотреть на пресмыкающееся каменное чудище в образе львицы. Память о ее намерении сожрать его, теперешнего "Повелителя", была слишком свежа, чтобы поменять гнев на милость и... и вообще...
-- Что у тебя с мордой? Это от кнута?
Нет, о Повелитель! Эти сколы - защитная магическая маска от посторонних глаз, они мне не мешают.
Разговаривали на ходу: Денис все же решил заглянуть в Эрмитаж, просто из любопытства, без особой цели и надобности... Дверь открылась бесшумно, стоило только шевельнуть ладонью...
-- И без тебя есть кому лобызать стопы мои, кошечка. Да, прямо сквозь несвежие носки... Ладно, живи. И сила мне твоя пока без надобности... -- Денис внезапно вспомнил кое--что. Как он вообще мог об этом забыть! Что это - дурость или вражеское наваждение? - Вот что, Мут Сохмет, ты, как я понимаю, не просто так, а из Прежних? Ну, я же вижу... Так вот, я беру тебя на службу в эту ночь. Будь верна мне, преданна и отважна. Ты будешь охранять меня от врагов моих...
-- О, да, мой Повелитель! Да, я служу тебе! Твои враги неподалеку, мой Повелитель! Я чую запах трех презренных существ, из тех, кто способен видеть Прежнюю Ночь. Прости, я сначала приняла тебя за одного из них!
- Где... Где эти враги? Неужели от страха так слаб мой голос?
-- Там... Там... Вдоль воды... Позволь мне найти их и испить их презренную кровь... Позволь мне, о Повелитель...
-- Позволяю -- Денис понимал, что при таком обороте дел ему бы лучше не заходить в помещение, а держаться бы на открытом пространстве, но... Но что-то такое... странное... Надо непременно зайти... -- Теперь брысь по делам! Но возвращайся сразу же, как услышишь мой зов. Ясно?
- Да, о Повелитель! - Мут-Сохмет встала на дыбы, с грохотом, но при этом грациозно грянулась о каменные плиты и прыжками помчалась прочь.
Хорошо бы поглядеть, что за добычу высмотрела себе Мут Сохмет?... Но это он еще успеет... Надо войти внутрь. Надо. Денис вошел.
Внутренний голос, подсказывающий ему, что делать, настораживал. Вместо любопытства жила в нем угроза, в этом голосе, а ведь не каждый, наверное, решится угрожать ему, Его Сыну...
Денис принудил себя остановиться и внимательно, не спеша, оглядеться по сторонам. Где--то на периферии простого зрения улавливалось дежурное освещение вестибюля, мерцающий столбик человеческой охраны... Как тихо... Даже плеск Невы сюда не доносится, хотя... ведь можно пожелать...
-- С животными в музей нельзя, о юноша. Подходите за билетиком, а животные пусть на улице вас подождут.
Денис словно ждал подвоха, да он и на самом деле ждал его.
- Мут Сохмет, ко мне!!! Морка, Ленька!!! Взять!!!
Из окошечка кассы высунулась луноликая тетка лет пятидесяти и с любопытством уставилась на Дениса поверх очков.
- А вот орать в музее не надо. Хотя даже и зверушек своих ты не разбудишь, не то что экспонаты... А все же надобно соблюдать приличия.
Денис стоял, разинув рот, и сознание впитывало зловещие чудеса: Ленька растопырился на каменном полу, безвольные лапы словно окостенели... Морка неподвижной тряпкой валяется чуть поодаль: видимо успел среагировать на угрозу и пролетел в ее сторону метра два... Прямо сквозь двери ураганом ворвался вихрь... и опал черным сугробом, и даже глаза-факелы погасли у Мут-Сохмет...
-- На зверя надейся, а сам не плошай. Ну, о юноша, будем драться, или билеты покупать?
- Не надо. Я понял кто вы. - Денису пришлось собрать все силы, чтобы слова из горла выталкивать внятно, куда уж там драться...
-- И кто же это я? -- Тетка открыла узкую дверь, с усилием выпихнула оттуда рыхлый зад и подержанное дополнение к нему, абсолютно голая остановилась в полутора метрах от Дениса и утерла носовым платком потное краснощекое лицо. Денис старался не глядеть на ее мерзкие телеса.
- Так кто я, о юноша?
- Смерть.
- "Твоя и не только твоя" - если точно называть мой титул. Угадал, умница. Придется тебя бесплатно пропустить... в рыцарский зал
- Что, уже пора? - Денис скосил глаза, неистово пожелал... В руке вспыхнул огненный меч... и постыдно тренькнул, осыпался серыми угольками.
- А ты считаешь, что рано?
- Именно так и считаю. Кроме того, для приглашения, как я понимаю, тебе необходим... некий материальный посредник, либо стихия, а я ничего этого не вижу. Я не желаю умирать и постараюсь этого не делать. -- Денис тщетно пытался воспользоваться накопленной мощью... Попытка... и еще...
-- Посредники? А инфаркт? А потолок обвалится... Ты мне напоминаешь, о юноша, птенчика в силках: бьешься, трепыхаешься... Папу зовешь... Что значит - нет? Я же слышуписк твоего сознания: "помогите кто-нибудь!"...
-- ...Паника мешает знакомству. Успокойся на некоторое время. Быть может, я и не позову тебя сейчас, а просто поглядеть пришла. Твой богоравный папочка очень ценит тебя. Я бы сказала - любит, но мне сие чувство неведомо и ему, как я понимаю, тоже. Впрочем, и он мне - никто. Я слушаю только себя... но выслушать могу любого.
- Ну, познакомились. А чего вы... ты все--таки хочешь?
- Хотения всегда расшифровываются, как корыстный интерес, но я бескорыстна и неподкупна. Торговаться со мной не надо, а любопытство, или то, что подвигает меня на предварительное общение, я привыкла удовлетворять собственными силами. О, юноша. Спрашивай, быть может я отвечу. Мне же спрашивать не о чем, на самом-то деле по большому счету я и так все знаю.
-- Но не знаешь ведь, что я спрошу?
-- А ты знаешь?
- Мама -- у тебя сейчас?...
-- Глупый вопрос. Ее нигде нет.
- Она вся умерла?
- Бледный вопрос. Если мы примемся публично философствовать на тему "Я и твоя мама", то схоласты поголовно сойдут с ума, запутавшись во внутренних противоречиях... Твоя мама умирала долго, сделав первые реальные шаги к окончательному еще до твоего рождения... Она не вернется. Но ты в силах сделать муляж, сам не отличишь.
- Какая вы все--таки гадина! Мне муляж не нужен.
- Ой ли? Ты в этом так уверен?
- Да уверен. А почему вы... ты в таком виде?
- Ах, это? Какая разница. Взяла, что под руку попалось. Прежней владелице уже с полчаса как без разницы. Могу и твоей мамой обернуться. Хочешь?
- А папой? - Денис дрожал от ненависти... Вот уж поистине бессильной: никогда, ни за что, даже он, даже его Отец не в силах причинить этой пакости ни малейшей неприятности! Никакой... Впрочем...
-- Папой? Твоим? Оригинальный вопрос... Пожалуй что нет... А может быть - да... А мыслишки твои - со мной справиться - лакомые. Но откуда ты знаешь: вдруг я способна... способен... способно существовать отдельно от человечества и обслуживаю марсиан? И все твои апокалиптические труды пойдут насмарку?... Посмотри-ка на меня? Странно... Ты меня не боишься, оказывается...
-- Боюсь, и еще как боюсь... Просто я стараюсь не показывать этого.
- Нет, этот страх, что сейчас в тебе, -- не совсем то... Но сие поправимо.
- Да уж не сомневаюсь. А пока я постараюсь не называть вас гноесосущей гадиной и вонючей портянкой, но взамен мы, как ты выражаешься, пофилософствуем, если вы... ты не против.
- А я и не против, да и называй, если хочешь. Пока живой.
- А если изобретут лекарство против старения?
- Это что, вопрос?
-- Нет, это я так ляпнул. Для разминки, типа... Вот ты со мной разговариваешь...
-- Разговариваю. И даже на ты.
- Не перебивай, пожалуйста, -- мысли и без того мелкими пташечками ... Если бы ты хотела... меня забрать, то уже бы забрала, без предисловий. Так?
- Я слушаю.
- А если не забрала, значит отсюда пара интересных выводов. Первый: существует назначенный срок, который ты обязана соблюсти. Второй: значит и ты не самая крутая и кому-то служишь. Не так ли?
- Не так.
- А поподробнее не ответишь?
- Назначенный срок существует для людей и иных, способных к абстактным рассуждениям, когда он уже прошел. Я служу хаосу, как и все сущее в мире.
- Если бы все служили хаосу, то и был бы хаос. Что будет, если ты прикоснешься ко мне?
- То и будет. Сам же догадываешься.
- А если я к тебе прикоснусь?
- Нет разницы.
Денис пошел - ватные ноги не позволили побежать или прыгнуть - к тетке, успел сделать два шага, на третьем споткнулся и замер, пальцам вершка не хватило - дотянуться...
-- Торопишься?
- Может быть. Вернее, проверял на себе и на тебе теорию свободы воли. А что же это ты тогда убегаешь? Если бы я тронул - значит так суждено..., ну или назначено?
- Не тобой суждено, и не тобой назначено. Со мной в пятнашки не играют, и ты не пробуй: ты ведь не прост и у тебя ведь может и получиться.
- Что может получиться?
- Один раз. Ускорить... Замедлить... Свое... Чужое...
- Ботан и отгадчик из меня никакой, ты бы попроще...
-- Ты закончил спрашивать?
- Нет еще. Ты знаешь моего Отца.
- Да.
- Вы встречались?
- Выбери ответ по вкусу, любой будет верен.
- Я смертен?
- Все бренны.
- А ты? А Отец?
- Ты глупец, о юноша, если задаешь такие вопросы.
- Ну, а все-таки?
- Ты надоел мне быстрее твоего альтер эго.
- Кого???... Моего...
-- Твоего. Он вроде тебя -- тоже еще жив. Все бренно, включая бесконечность, даже дурацкая теория Большого Взрыва с этим не спорит.
- Можно еще один вопрос? Ну пожалуйста...
-- Да.
- Быть может я повторюсь... Человек - он совсем умирает? Весь, полностью? Телом и сознанием?
--Ты именно человека имеешь в виду?
--Те, кто могут мыслить, осознавать свое я и твою бренность. Я их имею в виду, о них спрашиваю.
- О, венец вселенной. Душа говядины, в которую ради него превратилась корова, его не интересует...Все же ты глупец и не умеешь спрашивать. Но отвечу, перед тем как разлучимся , перед тем как встретимся... Слушай и не перебивай. Ты чихнул, из носоглотки вылетели мелкие брызги, из легких вышел воздух с углекислым газом, покинувшим твою кровь... Это часть тебя. Она умерла?... Ты постриг волосы и ногти. Ты умер частично? Ты написал стихотворение, посвященное бренному кусочку протоплазмы по имени Ника. Микроскопическая часть тебя, творившего, хранится в сочетании букв? Ты приснился какой-нибудь Маше - твой образ существует отдельно от тебя, до того как исчезнуть вместе с ней и ее памятью? Ты младенец, и ты сегодняшний - одно и то же по молекулам и разуму? В школе на пикнике тебя засняли на цифровую видеокамеру. Твое изоморфическое подобие - не плоский ли кусочек ли тебя недавнего, увековеченного в двух десятках электронных копий?... И так далее. Человечка, хотевшего взорвать тебя, убил твой ворон. Выпитый и переваренный твоей птицей мозг этого человека превратился в другое, также сущее и бренное в мире сем. Тебя волнует: тот убитый - продолжает ли он, тем или иным способом, осознавать окружающее, а самое главное -- собственное Я - или оно померкло окончательно...