- Я наоборот хотела, чтобы он лак не трогал. А... он так и будет у меня на столе стоять? Все время?
- Если захочешь - то да.
- Ур--ра--а! Ты такой... самый лучший в мире волшебник! А ты... не исчезнешь?
- Да пока не собираюсь.
- Пока - это до вечера... или до обеда?
- Пока - это пока мы с тобой... пока я тебе не надоем, одним словом.
- Ты никогда мне не надоешь, Денис.
- Хорошо бы. Ну что такое? Маш, ты... что с тобой, почему ты плачешь? - Денис растерялся, сунулся в карман, глянул на извлеченный носовой платок - тот стремительно обрел гладкую первозданную свежесть - скомкал его...
-- Маша, да что с тобою?...
- Ничего. Просто... я воочию встретила... увидела, как может выглядеть счастье...
-- И как же оно выглядит? - Главное было втянуть ее в разговор, отвлечь от слез.
- С конопушками. - Маша все еще всхлипывала, когда вдруг рассмеялась: запоздавшие слезинки разлетелись брызгами и лишь под глазами остались две черные "панковские" дорожки. - Я очень страшная, да?
- Да. И психическая, но я не боюсь. У тебя когда день рождения?
- Дай платок... В августе, а что?
- Это далеко. Сейчас на базар пойдем, по косметику, дабы твой макияж не расплывался по пять раз на дню. Репетиция к празднику у нас будет.
- Ты говоришь "по косметику", словно "по грибы". Это прикол?
- Нет, преимущества сельского воспитания. У нас на хуторе, вечерами, когда приходит нужда идти в бутик, всегда говорят: по картошку, по изумруды...
- А почему...
-- Ну, погоди, погоди, пернатый, ты пока просто водички попей, а вечером все будет. Или сам, полетай во дворе, крыс поищи...
-- Фу, какая мерзость! Не надо так говорить. Давай его лучше покормим?
- Давай я это сделаю без тебя, на всякий случай, я умею... Ты что хотела спросить, когда Морка нас перебил?
- А, да. Почему это ты решил покупать мне косметику из бутика? Типа, папик?
- Да нет...
-- А что так покраснел вдруг?
- Да... Ну... У меня, короче, денег полно и я подумал, что мы можем попытаться тратить их вместе.
- И дальше что?
- И дальше ничего. - Денис растерялся еще больше. Он ни в коем случае не хотел ее обидеть или рассердить.
- Совсем-совсем ничего?
- Ты меня не за того...
-- Тогда я не согласна! А... вот если время от времени будешь нежно смотреть в мою сторону и заботливо поддерживать под локоток, когда мы будем кататься на роликах... Тогда согласна. Ты свободен сегодня?
- Более-менее. Ты любишь кататься на роликах?
- Да, я знаю место, где на прокат дают и недорого. А ты умеешь?
- Ну, вроде бы да. У меня есть итальянские khuti. "Агрессивки" такие.
- Настоящие?
- Ну так...
- Круто! Я слышала, но сама видеть не видела! На таких только олигархи катаются!
-- Ну так пойдем? Что дома-то высиживать? И тебе такие купим.
- Пойдем. Но погоди, пока я со старой косметикой попрощаюсь. И пожалуйста не смотри на меня, покуда я буду это делать. Денис... Я не знаю ничего насчет твоих денег и не буду врать, что отдам в ближайшее время, потому что их осталось у меня на все про все три сотни рублей...
-- Деньги - не проблема, поверь.
- Да, я тебе верю. И ты меня спас. Но пожалуйста, пожалуйста...
-- Что пожалуйста?
- Помни, пожалуйста, что я тебе -- не фонтанчик. И даже не ручная птица Морик.
- А я никогда и не...
-- Потому что если я к тебе привяжусь, если я к тебе привыкну, а потом вдруг надоем...
-- Слу-ушай, Маш, ты всегда так часто плачешь?
- Все, все... Я очень редко плачу, это я только сегодня, накопленный годовой запас использую. Прости, пожалуйста. На грядущий миллениум это был последний потоп... Я тебе уже надоела?
- Ты - нисколько! А беспочвенные хныки-хныканьки - пожалуй да.
- Больше не дождешься.
- Ты такая красивая... Нет, серьезно. И "мини" тебе идут не хуже джинсов... а лучше. Гораздо лучше.
Тебя этот клювастый попрыгунчик не замахал своими криками?
- Не--ет, такой славный птиц, суровый, огромный. Я его немножечко боюсь, но я вижу, что он очень хороший. А почему ты спрашиваешь?
- Я думал, может мы телевизор посмотрим... с полчасика... Пока жара спадет? Давно не я его не включал... Знаешь, когда в сети сидишь, то вроде как и телевизор без надобности. А сегодня вдруг захотелось.
Маша среагировала на тактические хитрости Дениса абсолютно естественно, без ехидства и недоверия.
-- Конечно, пульт здесь. Садись сюда, ко мне на тахту, и посмотрим, отсюда удобнее.
- Ладно! Тогда Морка и... точно будет мешать. Ну-ка, гвардия, кыш в большую комнату и не высовываться, пока не позову.
- А почему ты его гвардией зовешь?
- Его?... Гм... Потом расскажу, ладно? Это интересно, и с сюрпризом, но не сейчас. Только ты мне напомни рассказать... Что?... А все равно что : MTV, или что-нибудь похожее... Слушай, жарко как... Кто дрожит... Это ты дрожишь... Не бойся, я просто обниму за плечи и все...
-- ...я не боюсь... ничуточки...
Больше всего на свете, в эти минуты, Денис боялся разоблачения: вот сейчас все выяснится, и Маша поймет, что в свои восемнадцать с хвостиком он абсолютный девственник и не только что-нибудь серьезное, а даже целоваться не умеет. Точнее, не разу и не пробовал...
-- Динечка... Только пожалуйста... Не надо, не будем дальше заходить... Я боюсь... Ты же обещал... Я... у меня еще никого...
Все знают, что у страха глаза и возможности велики. Особенно пугает неведомое, непонятное, таинственное, только в теории знакомое... Неудача может быть чревата потерей здоровья, денег, смертью, насмешками окружающих, отчислением из рядов...
Но любопытство, праздное и научное, жажда успеха и удовольствий, естественных и запрещенных - сильнее боязни неуспеха и самой смерти, так уж заложен человек, иначе бы две его разнополые ипостаси смыкались воедино гораздо реже, чем это было бы необходимо для захвата планеты Земля или даже простого поддержания рода...
-- Маша, маша..., машень...ция... Я никогда не думал, что это так... просто... и замечательно...
-- Да, Диня, да, хотя могло бы быть и еще попроще... И я не думала... Плохо только, что все перемазали в... но я же не виновата... я же предупреждала...
-- Нет, но это прикол: ты же еще и оправдываешься, глупенькая! Знаешь, сдается мне, что я тебя люблю.
- Что... как ты сказал???
- Так и сказал. У меня тоже это был первый раз.
- Да нет, ты сказал, что ты меня... м--м--м, ну отпусти же, я не могу больше сегодня. Я хочу услышать еще...
-- Еще.
- Да нет же, повтори, что ты сказал.
- Все--все повторить, что я тебе наговорил?
- Нет, только последнее.
- Еще.
- Ты негодяй, Денис, жестокий издеватель девичего сердца. Но... Я... тебя тоже люблю. Всей душой. До конца дней.
- Когда, интересно, ты успела влюбиться? Да мы знакомы меньше суток.
- Ну, а ты когда успел, в таком случае?
- А я способный, я и не такое умею. Маш... Да погоди... Дунь сюда...
-- Куда, зачем?
- Ну я тебя прошу: набери воздуху и подуй на простыни...
-- ... а-а-ах-хх...ф-ф-у-уу...
-- Вот видишь, и нет никаких кровавых пятен... Ты что, тоже волшебница?
- Это не я. Это твои фокусы, ты меня разыгрываешь.
- Ничего подобного. Дунь еще. Ну же...
- а-а-аххффу-у-у... Ай!... Ты смеяться надо мной! Смеяться... Я тебе что, Змей Горыныч или Конек-Горбунок? Ты смеяться?...
-- Все, все Маш, сдаюсь, отдай подушку, а то сейчас меня спасать прибегут.
- За такие шутки тебя не то что не спасут, а еще добавят.
-- Ты куда?
- К твоему фонтанчику, пить хочу. Тебе принести?
- Угу... о, спасибо... Дверь прикрой, а то за нами подглядывают. Так мы пойдем, красотка, кататься?
- Да, мой дорогой. Только можно я самое немножечко полежу и отдохну?
- Ладно, иди сюда, под бочок... Я тебя люблю.
* * *
Денис шел вперед и вперед, не чувствуя невесомой тяжести на спине и не наблюдая нигде вокруг привычного силуэта летящего ворона... Все черно окрест, с намеком в багровое, и глазам не за что зацепиться: то ли это плотный туман, сотканный из мрака, то ли потусторонний пейзаж, то ли нескончаемые портьеры в бесконечной комнате... Угадывались по бокам морды и лица, иногда человеческие, а чаще нет, багровые взоры их выражали почтение, страх и злобу, но только не любовь, и не радость... Прочь, холопы...
-- Остановись, ты прошел достаточно. Остановись! - Негромкий медленный бас звякнул угрозой и Денис подчинился.
- Да, Отец, я слушаю тебя.
- Ты своеволен.
- Да, Отец. Это плохо или хорошо?
- Глуп, если хочешь зацепить меня мелкой людской казуистикой. Я недоволен тобой.
- Ты всегда мною недоволен, с тех пор, как я появился на свет.
- Да, ибо лучшее из возможного не было достигнуто.
- Кем не было достигнуто? Мною?
- Ты дерзок, и я гневаюсь.
- Прости, Отец.
- Ты преклонил колени, но верен ли ты Мне в сердце своем?
-- Возьми мое сердце, Отец, и проверь если хочешь. Я верен Тебе!
- Ты думаешь, что верен. Это не одно и то же.
- Прикажи - и исполню!
- Нет смысла в повторении приказов. Ты должен найти и уничтожить другого, созданного, чтобы найти и уничтожить тебя.
- Я сделаю это!
- Но не сделал. Прошедшая ночь, Прежняя Ночь помогла бы тебе, но ты не сумел.
- Отец...
-- Тварь ли вековечная сбила тебя со следа своими умствованиями и никчемушными намеками, сам ли ты слишком слаб и человечен, но ты не смог.
- Кстати, о твари. Отец, она говорит... Верно ли, что моя мама...
-- Верь Мне. Я верну ее тебе потом на некоторое время, пока она тебе не надоест...
-- Никогда не надоест.
-- Молчи. Она человек, всего лишь, и будет лучше, если ты, мой Сын, осознаешь это раз и навсегда.
- Этого я никогда не осознаю.
- Глупцом я уже называл тебя сегодня, нет смысла в повторах. Тебе пора.
- Но я...
-- Девчонку убери прочь от себя.
- Нет.
- Немедленно.
-- НЕТ!!!
- Ты просил приказать тебе? Чтобы исполнить?
- Отец, я верен Тебе.
- Так что же?
- Тебе нужна моя верность, или покорность приказам?
- Ты весь смердишь человеческой сутью, источаешь ее и это печально. И непоправимо. Ступай.
* * *
-- Диня... Диня...
-- Что, что такое...
-- Ты так ужасно стонал. Мне даже показалось, что ты плачешь прямо во сне.
- Что я - девчонка, чтобы плакать?
- Не знаю, мне даже страшно стало. И Морик сел прямо у изголовья, сидит и смотрит на тебя, и видно, что беспокоится и жалеет. А глаза у него светятся! Я хотела шторы отдернуть, но... не стала. А что тебе снилось?
Денис приподнялся на локтях, нахмурился.
- Й-йёлки.... Только что все отчетливо помнил... Короче, это был конкретный кошмар... Но о чем?... Единственное помню, что я разговариваю и хочу увидеть - с кем? Но не могу подойти, не могу сфокусировать зрение... И что-то такое жуткое должно произойти, я что-то должен сделать... И все. Хорошо, что разбудила. А, и еще Морки с Ленькой рядом нет, во сне.
- Леньки? А кто это?
- Гм, гм... Язык мой - фак мой... Ленька - это наш семейный телохранитель, в прошлом моя персональная нянька. А сам он - паук из древнейших времен. Боишься пауков?
- Ну, так... Умеренно.
- Короче - он есть. При случае - покажу, когда попривыкнешь ко всякому--разному. Он здоровенный и очень послушный. Не то что этот красноглазый в перьях! Я помню, Морочка, помню... Мне обязательно надобно будет его сегодня покормить. Но это я сделаю без тебя, чтобы вас обоих не смущать.
- А что он ест?
- Свежедобытый протеин с витаминными добавками. Ты уверена, что хочешь выслушать более подробные объяснения?
- Вполне... В смысле, я уже поняла достаточно, не продолжай. А можно мне его погладить, или на руки взять?...
-- Ну... Если ты его погладишь при мне - он стерпит. Ну лучше пока не стоит.
- А кто у тебя предки? И где они?
- Запретный вопрос. Они умерли, погибли. И говорить я об этом не в силах, иначе сойду с ума. Все, перешли на другую тему, Маш, я прошу...
-- Извини, дорогой... Я понимаю, у меня тоже...
-- Я с собой, на всякий случай, баксов взял несколько тысяч... Можем разменять и купить нормальные коньки, чтобы в прокате не брать.
- Нет, в прокате прикольнее. Если понравится так кататься, тогда посмотрим. Я поставлю чай?
- Лучше бы кофе? Есть?
- Конечно есть, ты сам же выбирал. Но растворимый.
- Но быстрый. Туалет, душ, макияж... Форейторы уже на запятках?
- Кто?
- Конь в авто. Пронто, пронтиссимо, бэйба... Впереди великие дела!
- Ах, Динечка, ты просто великолепен в этих больших трусах: вылитый Рикки Мартин, пожалуй даже полтора Рики Мартина. Этот мужественный взгляд, эти развернутые плечи, эта гордая голова... на цыплячьей шейке... Ай!... Пусти, раздавишь..., элегантный денди-сленг... ой!...
--... а ты машину водишь?- Естессно. Пятисотый "мерин" в гараже. Ты хочешь, чтобы мы "верхами"? Ну, на машине?
- Как раз нет. Меня еще в школе прибабахнутой считали, но я люблю пешком ходить. А в машине меня укачивает. Давай зайдем на секундочку, я хочу карандаши посмотреть...
- Со мной не укачает. В бутике посмотришь. Вылечим, не бойся... Но я тоже предпочитаю пехом. В кино пойдем?
- Пойдем.
- А на что?
- Все равно.
- Ну что ты так скачешь, Маша? Чисто коза?
- Потому что мне чисто весело. Поэтому я чисто скачу! Динь, наклонись, я тебе кое-что очень-очень важное скажу ... Серьезно...Ближе... Диня... Знаешь..., а ведь я теперь падшая женщина, утратившая невинность... -- Денис, доверчиво подставивший ухо и голову под щекочущий шепоток, возмущенно выпрямился, весь красный, а Маша вновь уже запрыгала вокруг него, по балетному размахивая руками.
-- Ты шизофреник в юбке! Нет, люди, гляньте на нее!... Поглядите-ка, честные берендеи! Что она, бесстыжая, говорит мне, простому неиспорченному юноше, учащемуся вуза!...
-- Сам такой... Ну тише...
-- А-а! Теперь - тише? Испугалась!
- Да, у меня тахикардия. И мне срочно необходимо мороженое, чтобы ее вылечить. По типу эскимо. И я в джинсах, а не в юбке, вот посмотри. - Маша склонилась в глубоком реверансе и Денис в ответ ей изобразил нечто среднее между книксеном и вручением челобитной.
- Эскимо? Сделаем... Маша... Похоже, я счастлив.
-- И я...
* * *
Мурман бежал походной рысью; когда такое случается в низком предутреннем тумане по плечи, либо в траве, где только голову и загривок видно, со стороны полное впечатление, что пес плывет, быстро и ровно; бежит он вторые сутки, но не выдохся ничуть, сил в нем - не вычерпать, ноги его, может быть и коротковаты по отношению к длинному туловищу, но усталости не ведают. В огромной его голове и мыслей помещается много... Он правильно бежит, в родную деревню - это первая его мысль, самая четкая. А вторая и третья, и остальные - тоже сплошь приятные: среди родных запахов даже аппетит другой... Леха обязательно будет смеяться и теребить ему загривок, цеплять за остатки ушей, бороть... Он знает, куда закатился старый надоевший мячик, с которым они с хозяином играли, когда тот маленький был, он его достанет...
И вот уже пошли почти знакомые леса..., а кое--где, он вроде бы и бывал на охоте, с вожаком--хозяином... Вечер еще не начался, а волколаками уж все пропахло... Но некогда развлекаться, есть вещи поважнее охоты, например облизать хозяина Леху после долгой разлуки...
Мурман, продолжая мерный свой бег, раздраженно рыкнул по сторонам, но привычного эффекта это не произвело почему--то: стая по--прежнему держала его в полукольце, потихонечку смыкаясь... И огромная стая, десятка два их, не меньше... Мурман, словно споткнулся, остановился вдруг возле старого дерева. Те, что бежали сзади, тоже заторомозили, те что по бокам - рассредоточились, замкнули кольцо.
Мурман склонил на бок безухую голову, покапал слюнями на прошлогодние березовые листья, задрал заднюю ногу. Бросились они как обычно - скопом.
Он и раньше не боялся волколаков, но на этот раз они и вовсе показались ему сделанными из паутины: два рывка на каждого, с запасом хватает... Минуты не прошло, как остался невредимым только один волколак, весьма странный: седой, очень крупный, в сравнении с остальными... И, похоже, неловкий... Мурман неожиданным прыжком сшибся с ним грудь в грудь, ударил клыками по горлу... Вот это горло!: зубы с хрустом пробороздили нечто ужасно твердое, но не плоть... Аж челюсть свело... Мурман, раздосадованный тем, что потерял равновесие, вскочил и бросился вновь, но волколак не принял боя: метнулся меж деревьями - там его еще видно, сям - вроде бы тоже мелькнул... и исчез.
Мурман решил было отвлечься на короткое время и добить остальных, но, как оказалось, невредимых на поле боя не осталось и раненых тоже.
Слабые волколаки, размышлял Мурман, раньше они были сильнее, интереснее.
Вот этого железного мертвеца он помнит. Весь запах из него вышел, только что мокрой ржавчиной немножко, и то по ветру... Да, обычно они по дорогам и полям тарахтят, воняют, дичь пугают... А этот сдох. Очень давно это было, до Лехи, а Мурман помнил. Вот этих "неправильных" зверей Мурман не любил всей душой. Особенно в городе их много, где даже и дышать не вкусно. Сами они только на дорогах нападают и обязательно с хозяевами, без них - никак. И ничем их не напугать, не убить... Хотя, если вспомнить именно этого... Однажды Мурман пошел с вожаком--хозяином на охоту и где--то увидел, попробовал, потрудился клыками и лапами, заставил замолчать одного. А потом вожак--хозяин этой железной гадины, тракторист, нажаловался его вожаку--хозяину, а тот Мурмана так отходил дубинкой... Лучше их не трогать.
Мурман в нетерпении даже менял рысь на прыжки, но это плохо помогало, дорога никак не хотела заканчиваться, а оставалось--то ее...
Небо постепенно выцветало, теряло цвет и глубину, вот уже из--за ельника потянуло невнятно, то ли прохладой, то ли комариным писком...
Леха наелся от пуза, аж взмок, -- теперь он смотрел в дали, отдыхал и переваривал; и так это не хотелось возвращаться в избу, где бабушка подготовила для него подробный доклад... до этого они говорили невпопад и вперемежку: о Питере, Древней Ночи, незваном госте, предстоящем колдовском вече--совещании, где Лехе чуть ли на главная роль отводилась... Но все наспех, с пятого на десятое. А теперь бабка построит ему подробный отчет с советами... И нельзя ими пренебрегать, советами и бабушкиным опытом: народец лихой будет присутствовать, а дяди Пети уже нет - приструнить крикунов и кликуш...
Первой вскинулась Ряшка: шерсть дыбом, глубоко утопленные в косматый череп глазенки грозно замерцали... Уши торчком, черные ноздри свистят... Вдруг Ряшка неуверенно тявкнула, да и поджала хвост, опрометью кинулась в будку. Леха, не успев еще напугаться от этой перемены в поведении боевой собаки, вытянул шею в сторону дороги... Что это там пылит, мотоцикл, что ли? От "мотоцикла" по нарастающей шел рев, перемежаемый неожиданными руладами, больше похожими на скулеж... Здравый смысл и сердце подсказали: Мурман!
- Мурман!!! Ура! Мурман! Ко мне, я здесь! - Леха запрыгал, позабыв все на свете: осторожность, набитый живот, Аленку на шее, предстоящие неприятности... -- Бабушка!...
Мурман не дотерпел до калитки: прыгнул наискось, прямо с дороги, пролетел метров десять, если не больше... Он, вероятно, мог бы и еще, но побоялся ушибить Леху... Так он и притормозил возле него, глубоко взрыхлив всеми четырьмя лапами намертво утрамбованную землю...
-- Мурмаха ты мой маленький!...
А "маленький", сдерживая из последних сил восторг и обожание, осторожно встал на дыбы и возложил грязнющие когти на Лехины плечи...
Леху словно током пробило: Аленка... Сейчас сцепятся...
Но обошлось... Радость обоих была столь велика, что даже Аленка сообразила, догадалась о неуместности своих защитных функций. Взвизги и крики заглушили ее раздраженное ревнивое шипение, она расплелась с шеи и тихонько скользнула Лехе в штаны, к теплому паху поближе. Леха уже успел конкретно невзлюбить эти ее попытки освоить новые места обитания, но сейчас было не до упреков, наоборот: молодец, Аленушка, умница, ведро молока с меня...
-- Бабушка, посмотри кто... к нам... явился--запылился... Караул! Слизывают на фиг с поверхности земли!...
-- Да уж вижу! Идолище, Ряшку мою напугал. Ты где там, беленькая, на, на попить. Не бойся этого балбеса, никто тебя в обиду не даст... Ну ты посмотри! Он же тебе всю рубаху в клочья подрал! Обормот! Лешенька, нельзя его так распускать. Цыц!
Но Ирина Федоровна понарошку цыкала, для порядку: у нее и самой слезы выступили, так ее проняла взаимная открытая радость от встречи ее любимого внучка Лешеньки и потерянной было и вновь обретенной собаки, синеглазого пса Мурмана. Человеки и колдуны должны уметь скрывать, что у них внутри, кошки умеют, змеи тоже самое, а собаки - вот они, что страх, что радость -- все наружу!
Да и мало ли: он да Аленка, -- все ж Леше подспорье в предстоящих делах...
К О Н Е Ц 5 Ч А С Т И