"Священную землю вижу лежащей близ асов и альвов..."
Слева краем глаза я увидел волка. Он, очевидно, пытался слиться со снегом, не подозревая о том, что это невозможно - его шкура была хоть и поседевшей, но все еще очень похожей на форменный китель отца Лаврика Зубилова.
"Третий есть двор, серебром он украшен богами благими; он асом воздвигнут
в древнее время."
Фимка тоже врал. Как можно разглядеть красноармейца в таком тумане на расстоянии двух километров? Почему? Теодолит твою в кедрач! Он уходит в пике, как штурмовик, потом ловко, как обезьяна на пальму, вновь карабкается в небо. Клювастый, свирепый, жадный до моей крови.
"Плещут над ним холодные волны; там Один и Сага пьют каждый день из чаш златокованых."
Ступни ложились в снег удобно, как в татами. Может быть, и его настелили точно так же, как татами, добрые духи Вальхаллы?
"Вальхалла блещет; там Хрофт собирает воинов храбрых, убитых в бою."
Уже скоро.
"Легко отгадать, где Одина дом, посмотрев на палаты: волк там на запад
от двери висит, парит орел сверху."
- Where are you going, guy? - Спросил он. Глаза его скрывала широкополая шляпа, но седеющие, свисающие, как у викинга, усы я разглядел. За его спиной уходила в небо многометровая стена вечного льда.
- За раками, - машинально ответил я.
- Eh, it's impossible, sorry, - грустно сообщил он. - Damned wind. The same damned wind everywhere...
Я повернулся и побрел обратно, утопая в глубоком арктическом снегу. Это был конец. Оставалось только догадываться о том, что американцы подключились к проекту во времена так называемой Холодной войны. Видимо, это и была та самая консолидация мифических прогрессивных сил человечества, о которых нам говорили на политзанятиях. За спиной я услышал то ли щелчок затвора, то ли скрежет зажигалки, но мне было уже все равно - я заваливался вперед, в запачканный вороньим пометом снег, чувствуя, как из иглы, вдруг обозначившейся у меня под левой лопаткой, растекается по всему телу завораживающий космический лед.
- Very well! - Услышал я знакомый голос. - Ты прямо стахановец, Долли! Кондратий, запиши: Адольф Черненко успешно сдал последнюю норму ГТО - марафонский бег по пересеченной местности.
- Привет, - улыбнулся Иосиф. - Рад тебя видеть живым и здоровым.
Руки у меня были связаны сзади. Мы находились в комнате с невысоким побеленным потолком. Справа от входа висел на стене чугунный умывальник, вдоль стен стояли шкафчики для одежды, у дальней стены стояла скамья, на которой лежала какая-то одежда - по-моему, кимоно. Я сидел на стуле, поставленном в центре.
- Где я?
- В Туле, где же еще, - он зашел мне за спину и стал разминать плечевые мышцы. - Где же еще, как не в Туле.
- Может, развяжешь мне руки?
- Э, брат, - усмехнулся он, и я понял, что рук он мне не развяжет.
- Кстати, - сказал Иосиф, - мне почему-то не хочется, чтобы ты умер в неведении. Ты знаешь, Долли, я ведь по-настоящему к тебе привязался. Да-да, не сомневайся. Ты - самый любимый мой ученик. Настоящий варвар! Какие мышцы, а?!
- Кто ты?
- Я-то? Догадайся!
- Ты - Глеб Бокий?
- Тепло. Почти.
- Ты - Гаусгоффер?
- Еще теплее.
- Иосиф Сталин? Адольф Гитлер? Гримнир?
Он засмеялся.
- Ты все время пытаешься найти какое-то историческое объяснение, Долли. Скажи еще, Иван Грозный. Вот послушай, - он сделал торжественную паузу, после которой стал читать нараспев:
Звался я Грим,
звался я Ганглери,
Херьян и Хьяльмбери,
Текк и Триди
Туд и Уд,
Хар и Хельблинди;
Санн и Свипуль,
и Саннгеталь тоже,
Бильейг и Бальейг,
Бёльверк и Фьёльнир,
Хертейт и Хникар,
Гримнир и Грим,
Глапсвинн и Фьёльсвинн;
Сидхётт, Сидскегг,
Сигфёдр, Хникуд,
Альфёдр, Вальфёдр,
Атрид и Фарматюр;
с тех пор как хожу
средь людей, немало
имен у меня.
- Ты - Один?
- Угадал, - грусть в его голосе была почти осязаемой, но все же обманчивой, как туман во дворе. - Я всегда один. И я - твой тренер, Долли. Пора одеваться.
Когда меня вывели в зал реактора, я подумал, что перестал различать цвета, настолько все было серым. Отливало серым стекло центральной трубы, трибуны были застелены серым сукном, на них стояли люди в серых балахонах, среди которых я узнал своего и зубиловского отца, Фимку, солдата, Гримнира и многих других. Может из-за их одинаковой одежды, а может из-за утомленности и нежелания что-либо различать они показались мне одним и тем же человеком, по какой-то причине размножившимся до головокружения в хитроумной системе зеркал. Потом я увидел его - он стоял, опершись на саблю, одетый в белое, в белоснежном плаще, в белой сетчатой маске.
- Товарищи, - Иосиф уже стоял за трибуной. - Наступил долгожданный день турнира юных спартаковцев. Это событие мы ждали долгих двенадцать лет. Хочу выразить свою глубокую признательность всему коллективу воспитателей, пионервожатых, сторожей, поваров, и многих других... Я надеюсь, никто не обидится, если я не упомянул его профессию, а, товарищи? - Он подмигнул трибунам и с удовольствием вслушивался пару секунд в одобрительный гул. - Итак, мы вырастили достойную смену. Сегодня два воина покажут нам, насколько они готовы сразиться за свое Тиу. Итак, представляю участников состязаний. Первая пара - Зигурд Варвар против Коннана Зубодробителя. И пусть останется только Один!
Кто-то толкнул меня в спину, и я пошел вперед на человека в белом, провожаемый ревом трибун. Когда я приблизился, он отсалютовал - как всегда, отточено и слегка презрительно. Я поднял меч, пытаясь прикинуть направление его первого выпада. Через мгновение его сабля прошла в пяти сантиметрах от моей селезенки, а мой Грам - в сантиметре от его уха.
- Неплохо для начала, - услышал я сипящий голос, сопровождаемый тошнотворным придыханием.
Мы чуть-чуть поиграли в обороне, он трижды попытался зайти сзади, но мне каждый раз удавалось уходить с линии атаки. Видимо, наша вялость не нравилась публике - стал доноситься противный свист, и возмущенный крики. Я не обращал на них внимания, мой противник, кажется, тоже. Он попытался достать мое колено и тут же ушел в стойку. Мне показалось, что он призадумался.
- Долли, гляди, птичка! - Я машинально обернулся к окну и сразу же повалился, как сноп, от мощного удара в челюсть - скорее всего он бил гардой. Я даже успел увидеть ее - слегка поцарапанную, но какую-то благородную, гарду настоящей сабли. Следующим видением была склоненная надо мной маска, плохо пахнувшая пивным перегаром. Маска о чем-то размышляла. Оглянувшись на трибуны, я увидел лес рук - выставленных вперед, с большим пальцем, указующим куда-то в центр Земли.
- Вставай! - Коротко приказал он. - Пошли.
Я увидел, как он пошел на трибуны - медленно, все еще о чем-то размышляя. Опираясь на меч, я поднялся и пошел вслед за ним. Когда он подошел вплотную к первым рядам, размахивая саблей, мне показалось, что цветное зрение вернулось ко мне - настолько яркими были брызги, взлетевшие над трибунами подобно праздничному салюту. Удивила меня наступившая тишина - ни криков, ни ожидаемых стонов, ни ругани. Она расступалась под лезвием, как тесто, чтобы сомкнуться за его спиной - серая монолитная толпа.
- Беги, Долли! - Донесся с трибун приглушенный сипящий рев умирающего зверя.
И я полез. Снизу до самого верха стеклянной трубы шла "пожарная" лестница, неизвестно кем придуманная и ненужная. Карабкаясь по ней я понял, что все окружающее меня на самом деле спланировано и продумано до мелочей - и озеро, и туман, и пионерский лагерь и реактор - все, кроме этой пожарной лестницы. Усевшись на обрубленной верхушке гефестова пальца, как ворона, я глянул вниз - с высоты здание реактора напоминало развалины какого-то древнего крестообразного строения, а труба была его осью. Еще я увидел, как серая масса, стекшая с трибун к центру зала, начинает подбираться к трубе и уже обвивает ее, словно какое-то подземное, лишенное солнечного света и потому до странности серое хищное растение. "А, все равно!" - С этой мыслью я осторожно встал, посмотрел еще раз на затопленный туманом город и, неожиданно для себя, ухнул в стеклянную пробирку, из которой, как говорил Иосиф, когда-то появился на свет.
Сначала было свободное галилеевское падение - начало школьного курса физики. Потом оно плавно перешло в скольжение по наклонной плоскости. По сравнению с падением это была уже какая-то высшая наука: нужно было учесть силу трения и постоянно изменяющийся угол наклона. Слава богу, стекло было гладким как лед, и трения я не испытывал вплоть до того момента, когда вылетел где-то по ту сторону трубы. Встречный поток развернул меня лицом вверх, и я увидел...
Это был тот самый исполинский дуб, уходящий кроной в стратосферу. По его стволу сновали вверх-вниз гигантские белки-посыльные, а из кроны доносилось вкусное хрумканье - кто-то большой подъедал крону уже много веков. Вылетел я из крохотного отверстия в желуде, аппетитно свешивающемся из листвы в ряду бесчисленных прочих желудей. Мне показалось, что он был утыкан антеннами и обмотан какими-то разноцветными проводами.
"но все имена стали мной неизменно..." - поведал мне чей-то грустный голос, и я забылся сладким, как разбавленный козьим молоком мед, сном.
VII
Очнулся я сидящим на корточках в каком-то проходном дворе. Рядом валялась крышка мусорного бака, слегка оплавленная, с жирным следом копоти. Я осторожно приподнялся, вглядываясь в подворотню. Хотелось курить, и я стал нащупывать в кармане зажигалку, но обнаружил, что ни зажигалки, ни кармана нет - я был совершенно голым, но холода все же не ощущал - наверное, в городе было лето.
За подворотней лежала узкая немытая улочка, заканчивающаяся метрах в ста пересечением с оживленным проспектом. На противоположной стороне светилась витрина какой-то забегаловки. У входа одетый в черную кожу мотоциклист копался в двигателе своего стального зверя.
- Товарищ, - я вежливо дотронулся до его плеча. - Извините, я тут никого не знаю, а мне нужна одежда... Так получилось...
- Пошел... - процедил он басом, не оборачиваясь.
- Извините, но, может быть, вы подскажете, где находится ЦК партии или, на крайний случай, рейхсканцелярия? - Я решил, что разумнее не выпрашивать одежду у него, а обратиться за помощью к властям.
- Я тебе сказал, - оборачиваясь, он стал было повышать голос до внушительного баритона, но осекся. Затем он медленно встал, а упавшая отвертка издала характерный металлический звук. Мы помолчали, потом он начал медленно расстегивать ремень. Управившись с бриджами, он стянул с себя куртку и рубашку. Из кармана куртки он вытащил и вручил мне, держа за ствол двумя пальцами, вороненый пистолет неизвестной конструкции. Затем он снял темные очки и бережно вложил их в мою руку.
- Ничего, что стекло треснутое? - Спросил он, слегка заикаясь.
- А как же вы? - Мне было неудобно, но в то же время я понимал, что он поступает в соответствии со своим Тиу, и не считал уместным возражать.
- Не беспокойтесь! - Воскликнул он. - У меня хаза в двух кварталах. Вот ключи.
Я взял ключи от зажигания и заметил, что на брелке выгравирована свастика. Многое прояснилось.
- Спасибо, брат, - я пожал его потную руку. Он был значительно ниже меня ростом, но тоже довольно крепок и широк в плечах. - Сообщи мне адрес, и я верну тебе твоего "коня".
- Да что вы, я... я могу идти? - Он стал притоптывать ногами, как кошка перед прыжком.
- Да-да, конечно, брат!
- Спасибо! - Он повернулся и побежал, сначала трусцой, как пенсионер-физкультурник, а потом увереннее и все быстрее. Мне подумалось, что для обладателя таких ног мотоцикл был скорее прихотью, нежели средством передвижения. Через минуту он скрылся за углом.
Выезжая на проспект, я притормозил. Слева от меня остановилась иностранная машина, стекло опустилось, и ярко накрашенная блондинка, сидевшая в салоне, стала восторженно тыкать в меня пальцем, что-то лепеча своему седовласому спутнику. Бросив на меня косой взгляд, спутник поспешно сунул руку во внутренний карман пиджака, достал оттуда записную книжку с пришпиленной позолоченной ручкой и передал блондинке, а та стала протягивать ее мне, продолжая лепетать что-то такое, что я из-за шума двигателя разобрать не мог. Загорелся зеленый свет, и я, не оборачиваясь, крутанул газ, оставив блондинку в лимузине далеко позади.
- Порцию щей, пожалуйста, и одну соевую сосиску, - сказал я служащему столовой, возле которой остановился, почувствовав, что дальше ехать у меня нет сил.
- Извините, - ответил он, глядя на меня круглыми глазами, - но щей у нас не бывает. Могу предложить отбивную.
- Хорошо, пусть будет отбивная, - пожал я плечами и направился к столику, отметив про себя, что служащий, перед тем, как распорядиться о моем заказе, снял зачем-то телефонную трубку.
Покончив с едой, я откинулся на спинку мягкого кресла. Скорее всего, я уснул, потому что, открыв глаза, обнаружил ее - сидящую за моим столиком, неизвестно откуда взявшуюся.
- Hello, - весело сообщила она.
- Добрый день, - мне ничего не оставалось, как оторвать затылок от притягивающей, как магнит, спинки кресла. - Чем могу?
- О! Я не знала, что вы так хорошо говорите по-русски, - воскликнула она, доставая из сумочки небольшую коробочку с намотанным на нее шнурком. Заканчивался шнурок маленьким фасетчатым микрофоном. - Скажите, мистер Шварценеггер, правда ли, что в Москву вас пригласил Никита Михалков для съемок своей экранизации "Унесенных ветром"?
- Не знаю.
- А правда ли, что снимать будут на Шпицбергене, в бывшем лагере для политзаключенных?
- Не знаю.
- Вы такой скромный, мистер Шварценеггер, - лукаво подмигнула она. - Скажите, пожалуйста, что вы думаете о Москве?
- Как я могу что-либо думать о городе, в который прибыл полчаса назад? - От усталости слова казались вязкими и липкими, как подогретый пластилин.
- Как? - Подивилась она. - Ведь, по слухам, вы уже неделю живете в гостинице "Москва"! Неужели вы так ни разу и не были в городе?
Я не успел ответить, потому что в этот момент к столику подошли двое в темно-синей форме и шапках с козырьками.
- Ваши документы, гражданин Шварценеггер, - потребовал один из них, вероятно, старший по званию.
- У меня нет документов.
- Придется проехать в участок.
Мы стали протискиваться сквозь образовавшуюся на выходе толпу. Непрерывные вспышки слепили глаза, так что мне пришлось закрыться полой куртки. Ехали мы минут десять, причем двое в форме стискивали меня с двух сторон на заднем сидении.
- Имя, фамилия, - он произносил слова вяло и бесцветно, как будто наклеивая вырезанные из газеты строчки на ватманский лист.
- Адольф Черненко.
- Национальность?
- АС.
Он поднял удивленные глаза от своей бумажки, но все же записал.
- Место жительства?
- АЭССР.
- Что? Какая АЭС?
- Арктическая Экспериментальная ССР, город Туле.
Тут уже он бросил ручку на стол и откинулся на спинку стула.
- Ну зачем же Ваньку валять, а, Черных? Думаешь, подкопил лавэ на пластическую операцию, так сможешь уйти от правосудия? Кстати, - он достал из сейфа пачку фотографий и бросил передо мною на стол, - вот, полюбуйся. Есть что сказать, или как?
Я стал рассматривать фотографии. На некоторых из них был изображен я в компании с какими-то низкорослыми и низколобыми аборигенами, на других - Лаврик Зубилов с ними же. На одной фотографии мы с Зубиловым сидели за столом вместе с человеком, похожим на нашего прокурора Верховцева.
- Не знаю, это не я, - сказал я, догадываясь, что ему нет никакого смысла мне верить.
- Да? И этого не узнаешь? - Он ткнул пальцем в одну из фотографий. А ведь это - твой дружок, Глеб Бокий. Не ты ли, Черных, его из ТТ положил? Ну ладно, завтра поговорим. А теперь, браток - в камеру. Да, насчет кормежки не обессудь, это тебе не "Прага". Щи да бобы растения соя - вот и все, что может предложить тебе государство на текущий момент. Сержант! - Крикнул он и уткнулся в бумаги, давая понять, что разговор окончен.
"Сержант" отвел меня в довольно тесную камеру, удивительно похожую на ту, в которой сидел мой брат Иосиф. Дверь захлопнулась, и я улегся на жесткое ложе без признаков матраса. Заснул я почти сразу, без той нелепой паузы, которую природа как будто специально установила нам для того, чтобы мы каждый день вспоминали о своих грехах.
Не знаю, сколько прошло времени до того, как я проснулся. Возможно, час, а может быть и сутки. Во всяком случае за решетчатым окном висел в воздухе все тот же предрассветный туман. Через секунду я отчетливо услышал доносившуюся из-за двери возню, оборвавшуюся внезапно глухим стуком и сдавленным всхлипом. Замок залязгал - видимо, ключ был старым и не сразу нащупал нужные бороздки. Дверь распахнулась - на пороге стоял Лаврик Зубилов с автоматом неизвестной конструкции в правой руке. Левой рукой он придерживал медленно сползающего на пол "сержанта".
- Ну ты как, Долли? - Шепотом спросил он. - Не сильно они тебя обижали?
- Да нет. А ты как здесь, Зубило?
- Долгая история. Примерно так же, как и ты. И, кстати, никакое я тебе не Зубило, - весело сообщил он. - Они тут меня как увидели, сразу признали. Вот, - погладил он автомат, - хорошая, надежная вещь. Подарок от сержанта милиции... тьфу ты, забыл, как зовут... Ну, в общем, от московской милиции товарищу Дольфу Лунгрену. В знак уважения. Ладно, давай двигать отсюда - всякое уважение имеет разумные пределы.
Мы шли по улице, улыбаясь восходящему солнцу. В принципе, было все равно, куда идти, но мне все-таки хотелось прийти в такое место, где бы водились большие речные раки. Когда мы проходили мимо двери, распахнутой в тускло освещенный зал, где танцевали разные обыкновенные люди, я услышал приятный женский голос, казалось, зовущий меня и обещающий приятный и ненавязчивый вечер:
... So, take her wrap, fellas
Find her an empty lap, fellas
Dolly'll never go away again ...
- А что, Долли, - подмигнул мне Дольф, - заглянем на огонек?
- Почему бы нет? - Ответил я, нащупывая в кармане бумажки местных денег. - Может, хоть здесь у них подают щи и соевые сосиски?