Лицо было бесстрастно, несмотря на боль.
- Мой господин! - сказала Тесэ. - Я вовсе не хочу, чтобы это было у нас каждый день. Мне довольно, чтобы вы были.
- Был?!
- Да, просто, пусть даже и не со мной.
- Хорошо, я уйду к этому, - к этой Наоми.
- Он никогда не будет мужчиной! Даже таким, как я!..
Осенними полями я бродил,
Стал влажен от росы
Шелк белых рукавов,
И ныне рукава промокшие мои
Благоухают запахом цветов!
Отикоти Мицунэ
Итак, всё шло своим чередом. Во второй половине дня мы укрылись в дальнем покое, о котором я даже ещё не знала. Там оказалось совсем темно, это был почти что чулан, но с лакированными полами и с татами, на которых лежали подушки. Когда дверь закрылась, мы очутились в кромешной тьме.
Потом я увидела белый светящийся кружок на стене.
- Это луна наших тайн, - смеясь, сказала я ему. Он зажал мне рот. Я куснула пальцы. Мне стало смешно - ужасно. Мы поборолись за белый кружок. Победила я, но сразу почти уступила ему место. Смотрела пристально. Потом засмеялась в рукав.
Этот Наоми, и эти лингамы на белых шелковых поясах... Как нежен был с этим Наоми принц, - там, почти что наедине, за стенкой!
Я точно услышала, как кровь шумит в висках у хозяина.
И вдруг он больно, цепко схватил меня, дыхнул в лицо:
- В следующий раз ты положишь туда себе китайский колокольчик! А сейчас только посмей вскрикнуть, дрянь ты, дрянь!..
Ливень грозовой!
Замертво упавший,
Оживает конь.
Кито
- Мне опять снился серый и грязный двор.
- Мало ли что приснится!
- О хозяин, вы не понимаете, это всегда к событью!
- К какому же?
Глаза смеются. Но хозяин не в силе ещё.
Бледный, вытертый платком тонкий росточек.
Она тянется к чёрно-лаковому ларцу в углу комнаты.
- Вот этот белый, из слоновой кости. Мне хочется попробовать это с вами!
- Со мной?! И как же, куда, - скажи! - он смотрит пристально, прямо в глаза.
- Ах, не пугайтесь: чтоб вы меня!
- Ты слишком много себе позволяешь! - он смотрит уже гневно. Это - не для тебя.
- Для этого, - для Наоми?..
- Не твоё дело! - сердится уже по-настоящему.
Топает ногой:
"Это - не для меня".
Через два дня.
- Вы бледны? Вы кашляете?
- Да, Тесэ, простыл немного.
Я принесла ему настой трав в зеленоватой фаянсовой чаше. Вдыхая его, он стал свежее, разрумянился. На лбу, прорезанном тонкой морщинкой, и на щеках блеснул пот. И нос - его прямой тонкий нос - блеснул тоже, особенно кончик. И мне захотелось уколоть этот кончик тонкой иголкой...
Его пот, - я так люблю этот запах! Истинно мужской, крепкий дух.
Крестьяне и моряки пахнут так. Принц пахнет куда тоньше, его запаха и не слышно, - только солоноватая, продушенная свежесть. А здесь - я чувствую, как дышит его нутро, такое крепкое, гибкое и для японца простое. Нутро жизни.
- Почему ты смеёшься? Ты дала мне выпить яд?
- Выпейте до конца! Прошу вас...
Он покорно пьёт, я посматриваю на него, улыбаясь все ласковей и лукавей.
- Ты хочешь? - спрашивает он.
- Зачем вы спрашиваете?
Хозяин нервно усмехнулся:
- Даже с этой белой игрушкой?
Я отчего-то серьёзна:
- Я думаю о другом.
Он внимательно изучает выражение моего лица.
- О другом? О кожаном?! О настоящем?..
Но я продолжаю оставаться серьёзной.
Да, теперь больше всего я люблю его запах. Это как запах земли, как запах жизни! Он весь тянется в своем кимоно, тянется через меня к ларчику. Кимоно спадает, - из груды чёрно-пунцового шёлка выступает его такое вдруг яркое, светлое тело. Отчего-то мне кажется, - точно из закатной воды вдруг всплывает. Волны согреты солнцем, но глубь их черна, холодна.
- Ты колдун?
Я пугаюсь, вздрагиваю. Зачем он так?!
Он хохочет, сползает всё ниже, ниже.
Всхлипнув, я смотрю на него сверху вниз. В моих глазах стойкая, тихая, вечная вера, что он не возьмёт. Не надо...
Где боги живут?
Где обитают Будды?
Ищите их
Только в глубинах сердца
Любого из смертных людей.
Минамото Санэтомо
...Господин Сумидзу умер в день, когда выпал первый снег. Он падал с утра, и поэтому весь день в комнате горел жёлтый свет. Он казался странно далёким, совсем непонятным, - Сумидзу не сразу догадывался, что это лампа горит, когда выплывал на минуту-другую из навалившейся темноты.
- Отчего так темно? - спросил он Тесэ.
- Оттого, что падает снег, о мой господин, Сумидзу! - сказала она сквозь слёзы, впервые назвав его имя.
Сумидзу пожал её руку, совершенно холодную.
Он хотел крепко сжать её, но выронил. Тесэ поняла, что произошло, поняла тотчас. И сразу догадалась, что надо делать. Наступил уже вечер, снизу слышался смех мужчин и звуки музыки, что летели с чёрных блескучих пластинок, недавно купленных вместе со странным прибором, у которого была ещё такая неуклюжая красновато-золотистая, точно солнце, труба. Там, внизу учились танцевать новый танец, который назывался shimmy. Звуки вздрагивали, неслись вприпрыжку. И нужно было спешить: в любую минуту могли заглянуть в комнату, чтобы справиться о здоровье Сумидзу.
...Тесэ почти не ощутила боли. Так: четыре тонких пореза на лодыжках, потом на запястьях. Она обняла его, своего хозяина, своего господина.
Сумидзу лежал, объятый ею и уже совершенно холодный, а тёплая жизнь Тесэ текла ручейками вокруг и постепенно застывала... Но пока Тесэ была жива, ей вдруг показалось, что она отделилась от комнаты и этого ледяного - его ли, своего ли? - тела и что она не коченеет, а просто становится бесплотной и легкою, точно шёлк. И ещё она подумала, что там, между ними, не будет больше Наоми. Не будет женщин, мужчин.
Наутро вошедшим открылось зрелище ужасное, и долго ещё вспоминали в квартале веселых домов Сумидзу и этого странного, полупомешанного Тесэ...
(c) CYBERBOND
1