Николай Панченко

стихи

 БОМБЕЖКА
 
 Вязнут танки —
 снова пробка.
 Над шоссе — неравный бой:
 легких «чаек» рокот робкий,
 «мессершмиттов» властный вой.
 Где-то лопаются шины —
 в небе белые клубки.
 Кувыркаются машины,
 как от спичек коробки.
 Я лежу в канавке мелкой.
 Поле выжжено дотла.
 Я цепляю полной меркой
 из солдатского котла.
 Не война — цыганский табор,
 баба воет на возу.
 Я лежу
 и грязный сахар
 не от голода грызу.
 
 1941
 
 * * *
 
 Вл. Львову
 
 Я не умру — нет смерти мне,
 пока не полюблю.
 Я губы красные во сне,
 как бабочек, ловлю.
 Пусть днем — атаки и броски,
 над головой гроза.
 Не пули—
 острые соски
 мне выстрелят в глаза.
 И лишь тогда
 рази, беда,
 топи меня, вода!
 Пусть сгинет свет.
 Пусть сгинет след.
 Пусть будет все — тогда...
 
 1942
 
 БАЛЛАДА О БЕГСТВЕ
 (По воспоминаниям о 1941-м)
 
 Я видел:
 
 он бежал — спасал себя.
 Конечно, у него была семья.
 И жизнь — одна.
 
 И где-то тоже — мама
 И мало сил. И подкрепленья нет.
 И он бросал
 
 сначала из карманов
 все, что мешало. Вынул пистолет,
 взглянул в зрачок, вздохнул —
 и тоже бросил.
 Потом — шинель,
 как будто ветром осень
 его раздела.
 
 Скинул сапоги —
 бежал в носках.
 А сзади шли враги —
 спокойные, во ржи мелькали каски.
 А было мне тогда семнадцать лет.
 В одном кармане — партизанский паспорт 
 В другом кармане — воинский билет.
 И пистолет —
 
 достался от него.
 Он — выдохся.
 А я ушел от бедствий
 лишь потому, что в этом первом бегстве 
 как и в других, не бросил
 ничего...
 
 1944
 
 
 
 БАЛЛАДА О РАССТРЕЛЯННОМ СЕРДЦЕ
 
 Я сотни верст войной протопал.
 С винтовкой пил.
 С винтовкой спал,
 Спущу курок — и пуля в штопор,
 и кто-то замертво упал.
 А я тряхну кудрявым чубом.
 Иду, подковками звеня.
 И так владею этим чудом,
 что нет управы на меня.
 Лежат фашисты в поле чистом,
 торчат крестами на восток.
 Иду на запад — по фашистам,
 как танк — железен и жесток.
 На них кресты
 и тень Христа,
 на мне — ни бога, ни креста:
 — Убей его! —
 И убиваю,
 хожу, подковками звеня.
 Я знаю: сердцем убываю.
 Нет вовсе сердца у меня.
 А пули дулом сердца ищут.
 А пули-дурм свищут, свищут.
 А сердца нет,
 приказ — во мне:
 не надо сердца на войне.
 Ах, где найду его потом я,
 исполнив воинский обет?
 В моих подсумках и котомках
 для сердца места даже нет.
 Куплю плацкарт
 и скорым — к маме,
 к какой-нибудь несчастной Мане,
 вдове, обманутой жене:
 — Подайте сердца,
 Мне хоть малость? —
 ударюсь лбом.
 Но скажут мне:
 — Ищи в полях, под Стрием, в Истре,
 на польских шляхах рой песок:
 не свист свинца — в свой каждый выстрел
 ты сердца вкладывал кусок.
 Ты растерял его, солдат.
 Ты расстрелял его, солдат.
 И так владел ты этим чудом,
 что выжил там, где гибла рать.
 Я долго-долго буду чуждым
 ходить и сердце собирать.
 — Подайте сердца инвалиду!
 Я землю спас, отвел беду.—
 Я с просьбой этой, как с молитвой,
 живым распятием иду.
 — Подайте сердца! — стукну в сенцы.
 — Подайте сердца! — крикну в дверь,
 — Поймите! Человек без сердца —
 куда страшней, чем с сердцем зверь.
 Меня Мосторг переоденет.
 И где-то денег даст кассир.
 Большой и загнанный, как демон,
 без дела и в избытке сил,
 я буду кем-то успокоен:
 — Какой уж есть, таким живи.—
 И будет много шатких коек
 скрипеть под шаткостью любви.
 И где-нибудь, в чужой квартире,
 мне скажут:
 — Милый, нет чудес:
 в скупом послевоенном мире
 всем сердца выдано в обрез.
 
 1944
 
 * * *
 
 О боже, было ли оно —
 Спасение на русских печках,
 Купанье в подмосковных речках
 И деньги — только на вино...
 Не деньги, господи, гроши.
 Все остальное от природы,
 От чуть подпорченной породы
 Мы были зверски хороши.
 Смертельны, как змеи укус,
 И так — на миг — необходимы.
 И губ твоих древесный вкус
 Мои прекрасным
 Находили.
 
 Когда закат, когда — дергач,
 И всё насквозь в росе вечерней
 На узкой ленточке ничейной
 Вдоль ограждений важных дач.
 
 1986