Юрий Домбровский

Стихи

 
 "НАСЕДКА"
 
 Когда нам принесли бушлат,
 И, оторвав на нем подкладку,
 Мы отыскали в нем тетрадку,
 Где были списки всех бригад,
 Все происшествия в бараке, —
 Все разговоры, споры, драки,
 Всех тех, кого ты продал, гад!
 Мы шесть билетиков загнули —
 Был на седьмом поставлен крест.
 Смерть протянула длинный перст
 И ткнула в человечий улей...
 Когда в бараке все заснули,
 Мы встали, тапочки обули,
 Нагнулись чуть не до земли
 И в дальний угол поползли.
 
 Душил "наседку" старый вор,
 И у меня дыханье сперло,
 Когда он, схваченный за горло,
 Вдруг руки тонкие простер,
 И быстро посмотрел в упор,
 И выгнулся в предсмертной муке,
 Но тут мне закричали: "Руки!"
 И я увидел свой позор,
 Свои трусливые колени
 В постыдной дрожи преступленья.
 Конец! Мы встали над кутком,
 Я рот обтер ему платком,
 Запачканным в кровавой пене,
 Потом согнул ему колени,
 Потом укутал с головой:
 "Лежи спокойно. Бог с тобой!"
 
 И вот из досок сделан гроб,
 Не призма, а столярный ящик.
 И два солдата проходящих
 Глядят на твой спокойный лоб.
 Лежи! Кирка долбит сугроб.
 Лежи! Кто ищет, тот обрящет.
 Как жаль мне, что не твой заказчик,
 А ты, вмороженный в сугроб,
 Пошел по правилу влюбленных
 Смерть обнимать в одних кальсонах.
 
 А впрочем: для чего наряд?
 Изменник должен дохнуть голым.
 Лети ж к созвездиям веселым
 Сто миллиардов лет подряд!
 А там земле надоедят
 Ее великие моголы,
 Ее решетки и престолы,
 Их гнусный рай, их скучный ад.
 Откроют фортку: выйдет чад,
 И по земле — цветной и голой —
 Пройдут иные новоселы,
 Иные песни прозвучат,
 Иные вспыхнут Зодиаки,
 Но через миллиарды лет
 Придет к изменнику скелет
 И снова сдохнешь ты в бараке!
 
 ЧЕКИСТ
 
 Я был знаком с берлинским палачом,
 Владевшим топором и гильотиной. -
 Он был высокий, добродушный, длинный,
 Любил детей, но выглядел сычом.
 
 Я знал врача, он был архиерей;
 Я боксом занимался с езуитом.
 Жил с моряком, не видевшим морей,
 А с физиком едва не стал спиритом.
 
 Была в меня когда-то влюблена
 Красавица — лишь на обертке мыла
 Живут такие девушки — она
 Любовника в кровати задушила.
 
 Но как-то в дни молчанья моего
 Над озером угрюмым и скалистым
 Я повстречал чекиста. Про него
 Мне нечего сказать — он был чекистом.
 
 РЕКВИЕМ
 
 Где ты, где ты, о прошлогодний снег?
 Ф. Вийон
 
 Животное тепло совокуплений
 И сумрак остроглазый, как сова.
 Но это все не жизнь, а лишь слова, слова,
 Любви моей предсмертное хрипенье,
 Какой дурак, какой хмельной кузнец,
 Урод и шут с кривого переулка
 Изобрели насос и эту втулку —
 Как поршневое действие сердец?!
 
 Моя краса! Моя лебяжья стать!
 Свечение распахнутых надкрылий,
 Ведь мы с тобой могли туда взлетать,
 Куда и звезды даже не светили!
 Но подошла двуспальная кровать—
 И задохнулись мы в одной могиле.
 Где ж свежесть? Где тончайший холодок
 Покорных рук, совсем еще несмелых?
 И тишина вся в паузах, в пробелах,
 Где о любви поведано меж строк?
 И матовость ее спокойных век
 В минуту разрешенного молчанья.
 Где радость? Где тревога? Где отчаянье?
 Где ты, где ты, о прошлогодний снег?
 
 Окончено тупое торжество!
 Свинья на небо смотрит исподлобья.
 Что ж, с Богом утерявшее подобье,
 Бескрылое, слепое существо,
 Вставай, иди в скабрезный анекдот,
 Веселая французская открытка.
 Мой Бог суров, и бесконечна пытка —
 Лет ангелов, низверженных с высот!
 Зато теперь не бойся ничего:
 
 Живи, полней и хорошей от счастья.
 Таков конец — все люди в день причастья
 Всегда сжирают Бога своего.