Николай Ушаков

Стихи

 ТЫ В ХОДИШЬ В САД...
 
 Ты входишь в сад,
 у сторожа спроси,
 зачем как бы нечаянно сложили
 разбитый винт,
 разбитое шасси
 на этой тихой и простой могиле.
 Дощечка с надписью — сверкает медь.
 Но разве не видать тебе, прохожий?
 Здесь
 даже куст желает улететь,
 листами машет
 и лететь не может.
 Здесь летчик похоронен.
 Он умел
 узнать просторы ястребиной воли.
 Над белыми штабами он летел,
 и бомбы вздрагивали на гондоле.
 И, перегнувшись за высокий край,
 он наблюдал,
 как вдалеке пылали,
 занятнее, чем дровяной сарай,
 товарные составы на вокзале.
 И летчик гнал домой,
 но аппарат
 вдруг разучился облаками реять.
 И летчик гнал домой,
 и был он рад,
 что падает за наши батареи.
 А ты пришел сюда,-
 среди аллей
 остановись,
 прохожий торопливый,
 подумай о полете голубей
 и о земле -
 упрямой и ревнивой.
 
 1925
 
 ФРУКТОВАЯ ВЕСНА ПРЕДМЕСТИЙ
 
 Разъезд,
 товарная,
 таможня...
 И убегает под откос
 за будкой железнодорожной
 в дыму весеннем абрикос,
 еще не зелен,
 только розов.
 
 И здесь,
 над выдыхом свистков,
 над жарким вздохом паровозов,
 воздушный холод лепестков.
 
 В депо трезвон
 и гром починок,
 а в решето больших окон
 прозрачным золотом тычинок
 дымится розовый циклон.
 
 И на извозчичьем дворе
 хомут и вожжи на заборе
 в густом и нежном серебре,
 как утопающие в море.
 
 В депо,
 в конюшни
 и дома
 летит фруктовое цветенье.
 И сходят лошади с ума
 от легкого прикосновенья.
 
 1926
 
 ВИНО 
 
 Г. В. Шелейховскому
 
 Я знаю,
 трудная отрада,
 не легкомысленный покой,
 густые грозди винограда
 давить упорною рукой.
 
 Вино молчит.
 А годы лягут
 в угрюмом погребе, как дым,
 пока сироп горячих ягод
 не вспыхнет
 жаром золотым.
 
 Виноторговцы — те болтливы,
 от них кружится голова.
 Но я, писатель терпеливый,
 храню, как музыку, слова.
 
 Я научился их звучанье
 копить в подвале и беречь.
 
 Чем продолжительней молчанье,
 тем удивительнее речь.
 
 1926
 
 ЛЕДИ МАКБЕТ
 
 Стали звать ее Леди Макбет.
 Лесков
 
 1.
 
 Из объездов по округам
 налетел лесник домой.
 Бурку с плеч,
 арапник в угол,
 шапку под щеку —
 да крой
 храпом флигель.
 
 Ночь и, кроме
 храпа,
 «мышья беготня».
 Леди Макбет бродит в доме,
 свет ладонью заслоня.
 
 2.
 
 Вы живая, без сомненья,
 но зачем вас привели
 в сонное нагроможденье
 страхов,
 тени,
 мебели?
 
 Я не прежний завсегдатай
 честолюбия
 и той,
 что в одних чулках когда-то
 кралась лесенкой крутой,
 что кармином губ кормила
 и на лесенке тайком
 говорила:
 
 - Будешь, милый,
 вместо мужа лесником.
 
 3.
 
 Петушок охрип
 и стонет.
 В чашку
 рукомойник бьет.
 Леди на свои ладони
 смотрит
 и не узнает.
 
 И светелка поседела,
 посинела лесенка.
 На ларе большое тело
 окружного лесника.
 Он лежит на шубах чинно,
 против меловой печи.
 Кровь стекает по овчинам
 и по лесенке
 журчит.
 
 4.
 
 Леди Макбет,
 что такое?
 Бор идет из-за реки,
 дышат листья,
 дышит хвоя,
 дышат папоротники.
 Киноварью и зеленым
 наступая все быстрей,
 выпускают
 по району
 черно-красных снегирей.
 
 Мимо вика,
 мимо школы
 свищет сучьев темных дых.
 Вот уже у частокола
 вся опушка
 понятых.
 Леди Макбет,
 где патроны,
 где револьвер боевой?
 Не по честному закону
 поступили
 вы со мной.
 То не бор в воротах,
 леди,-
 не хочу таиться я,-
 то за нами,
 леди,
 едет
 конная милиция.
 
 1926
 
 
 
  УКРАИНА ГЛУХО ВОЛНОВАЛАСЬ
 ( Из  поэмы Сказания старых времен)
 
 Как быстро время протекло —
 уже январь не за горами.
 Начальник станции в стекло
 глядит сквозь тощие герани.
 
 Каких-то паровозов дым,
 каких-то эшелонов волок,—
 и на площадках голубых
 оглобли задраны двуколок.
 
 На кукурузе снег повис,
 и в инее лесные дачи.
 Неведомый кавалерист
 по шпалам
 на восток проскачет.
 
 Летят теплушки кверху дном,
 мосточки головы срывают,
 Солдат в буфете ледяном
 от черной оспы умирает.
 
 Он мертвой матери сказал,
 что вылечить его не поздно.
 Луна в нетопленный вокзал
 плывет торжественно
 и грозно.
 
 Слепец частушки говорит,
 и «яблочком» рокочет лира.
 Начальник станции зарыт
 перед крыльцом своей квартиры-
 
 Глядят по-прежнему в стекло
 сквозь кисею
 его герани...
 Как быстро время протекло,-
 уже февраль не за горами!
 
 1928-1930
 
 ТЫСЯЧА ДЕВЯТЬСОТ ПЯТНАДЦАТЫЙ
 
 Танцует прапорщик пехотный,
 под Луцком будет он убит,—
 и дева юная охотно
 ему о страсти говорит.
 
 Она твердит ему о страсти
 такой небесной, неземной.
 — Настасья Федоровна,
 Настя,
 что делаете вы со мной?
 
 Они горячими устами
 прижались к льдистому окну,
 иную видят над снегами
 неугомонную страну.
 
 Деревни крыты черепицей,
 меж ними фабрики гудят,—
 все им — химическим — не спится,-
 военный производят яд.
 
 А бедный фендрик недоволен,—
 
 стоит в готическом окне-.
 — О фрейлейн Мильда,
 либес фрейлейн,
 не забывайте обо мне!
 
 1958
 
 ДВАДЦАТЫЙ ВЕК
 
 Этот век мы открывали,
 мы,
 я с этого начну,
 в англо-бурскую играли
 и в японскую войну.
 Как рожки нам были сладки,
 как тогда пленяли нас
 возле церкви две палатки —
 ярмарка на Теплый Спас!
 Л неделя за неделей,
 будто бабочка, вилась,
 будто в цирке Чинизелли
 пестрый клоун
 или вальс.
 В толстых стеганках маньчжуры
 кочевали по дворам,
 хитро скалясь,
 абажуры,
 веера совали нам.
 Ладный шарик на резинке
 ловко прыгал в рукава.
 Перелистывать картинки
 успевали мы едва.
 Лето выпало сухое
 перед первой мировой.
 Вдруг зарезался косою
 Николая рядовой.
 Может,
 Варя изменила,
 может,
 суд грозил ему,—
 все, что издали манило,
 стало близких потому.
 На заводе аммиачном
 нам служить хотелось — им -
 этим стариках невзрачным,
 этим девушкам седым.
 Нам хотелось наше слово
 так в стихе установитъ,
 чтобы слово било ново,
 чтобы каждое готово
 было землю обновить.
 
 1959.