Ящик висел за углом, и Фрязин пошел туда, срезав угол через детскую площадку. И снова нахлынули воспоминания: вон под тем грибком обыкновенно раньше наркоманы кололись, в домике еблись пьяные подростки, в песочнице бомж спал. А сейчас - прямо, блядь, заглядение. Хоть сам с совком туда садись да куличики лепи. Вот же умные головы Мэр Великой Столицы да Сами-Знаете-Кто. Все ж жизнь пошла - не чета прежней!
С такими мыслями Фрязин опустил письмо в прорезь ящика, предварительно подумав, не написал ли чего крамольного. Цензура, конечно, нынче не та, что еще год назад даже, тогда каждое письмо вскрывали, а сейчас вроде только через два на третье. Может, не надо было писать, что Машка блядью работает? Так нет, оно теперь не блядь, оно теперь боец трудового женского фронта. Проституцию легализовали, и правильно, то ее хуй носил бог весть где, мать, бывало, вся плачет часов до трех, а то до утра, то и думай: или черные выебли да убили, или маньяк напал да на части порезал. А теперь все как у людей, всегда можно позвонить, спросить, куда поехала, с кем, на сколько, как дела идут… Заработок опять же - дай бог. Вон соседская Зинка в школе учительшей, так завидует, курва. А из учительш в бляди… в бойцы трудового женского фронта нельзя - не положено. Так что пускай завидует.
Не, правильно написал. Пусть бабка за внучку порадуется.
Фрязин возвращался назад, когда из полутьмы грибка выступила мрачная фигура.
- Гражданин Фрязин? - спросила она.
- Я, - Фрязин остановился и сделал шаг назад.
- Переговорить бы…
- О чем это? - Фрязин пожалел, что пистолета не взял. Надо же, только ведь подумал, как все хорошо да спокойно… Или это служба внутреннего контроля?
- Да вы не волнуйтесь, - сказала фигура и вышла дальше на свет. Фрязин узнал мудака Морозова и внутренне расслабился. Потом подумал и опять напрягся - какого еще хуя мудаку тут надо?
- Давайте вот сядем на лавочку, я вас надолго не задержу, - сказал мудак, доставая из кармана какие-то дорогие сигареты и протягивая Фрязину. - Садитесь, садитесь… Будет интересно.
Утро следующего дня у Фрязина началось совершенно по-дурацки, как не надо бы начинаться хорошему человеческому утру.
Во-первых, началось оно по-дурацки, потому что Фрязина лишили нового напарника - об этом мимоходом сказал дежурный. Мол, не жди. Объяснять, пизда, не стал.
Во-вторых, он начался по-дурацки, потому что отделение сплошь кишело дураками.
Дураки сидели на диванах, подоконниках, курили на крыльце, что-то делали в туалете и даже за стойкой дежурного тоже сидело два дурака.
- Что за хуйня? - отрешенно спросил еще не отошедший от вчерашней беседы с мудаком Морозовым Фрязин.
Лагутин пожал плечами:
- Сейчас в актовом зале соберут, скажут… Какой-то хуй приехал из управления, будет лекцию читать.
Мимо прошел дурак, оживленно лопоча сам с собой и помовая руками. Лагутин брезгливо посмотрел на него и предположил:
- Может, их теперь велено… того?
- Мочить, что ли?
- Ну да. Вон, в сортире аж семеро набились… Что они там делают, а? Дрочат небось?
- Нет, мочить как-то неверно. Вряд ли, - усомнился Фрязин. - А откуда они вообще взялись?
- А с утра привезли. На автобусах. Уж не знаю, где и насобирали.
- Гав! Гав! - крикнул дурак, пробегая мимо. За ним гнался еще один и отчего-то плакал, кричал:
- Бляяядь! Бляяядь!!
- В актовый зал! Все в актовый зал! - закричал кто-то.
Набились, сели. На трибуну влез усатый мужик из управления и сказал:
- Здравствуйте, товарищи. Вы, наверное, думаете все: что это нагнали слабоумных граждан? Объясняю: слабоумные граждане более не придурки, а ваши прямые коллеги.
Зал молчал, переваривая.
- Не поняли? Объясняю. Что сделал в свое время Адольф Гитлер? Адольф Гитлер велел уничтожить всех уродов, дураков и жидов.
- Правильно велел! - сказал кто-то в задних рядах.
Захихикали.
- Может, и правильно, - не смутился мужик из управления, - но нам с Адольфом Гитлером не по пути. Великая Россия суть демократическое государство. Вот примерчик только один: раньше гражданин при задержании мог потребовать адвоката, так?
- Так, - сказал в первом ряду выскочка Демин.
- Вот. А буквально через дня два выходит новая директива: гражданин может потребовать адвоката накануне задержания. Правда, не более чем за три дня.
- А как же гражданин будет за три дня знать про свое задержание?
- А хуй его знает, - разумно сказал мужик из управления. - Но демократия налицо. Тем не менее мы отвлеклись. Итак, вы думаете - зачем слабоумные граждане? Объясняю: чтобы всякие мудацкие рыла не сравнивали нашу Великую Россиию с гитлеровской Германией, принято решение: для отличия от человеконенавистнической политики Гитлера слабоумных граждан двинуть в рост. Вот на Западе всякие мудаки кичатся тем, что слабоумные граждане у них клеят коробочки, вьют веревочки и подстригают газончики. Правильно, вроде со стороны красиво. Но это своего рода шовинизм! А если слабоумный гражданин желает работать на иной работе? На его пути встают непреодолимые препоны. Поэтому принято решение: направить слабоумных граждан на работу в органы. С текущего момента каждому оперативному уполномоченному придается один слабоумный гражданин в качестве напарника. Со всеми вытекающими последствиями.
Зал встревоженно зашумел.
- А оружие? Оружие им дадут?
- В качестве оружия пока принято решение выдать электрошокеры.
- А зарплата?
- Зарплата обычная.
- А за рулем им же нельзя…
- За рулем будете сами. Если вопросов больше нету, берите по первому попавшемуся слаобумному гражданину, оформляйте и - вперед.
Фрязин вышел из актового зала в полной растерянности. Под фикусом сидел дурак и смотрел на него преданными глазами. С виду был смирный, слюни не текли. Почему-то Фрязин особенно боялся, когда слюни текут.
- Как звать? - спросил дурака Фрязин, сев на корточки.
- Гы, - улыбнулся дурак. - Володя.
- Стало быть, Володя, будешь моим напарником, - обреченно сказал Фрязин.
- Гы, - сказал Володя и пустил обильные пузыристые слюни.
Глава 7.
"У нас, кстати, в коллективе активно обсуждалась проблема чекистов во власти.
Мы понимали, что заявления об "угрозах демократии" в этой связи - заказная попытка
некоторых СМИ "демонизировать" образ ФСБ, создать ей ореол "темной силы", отстаивающей
не государственные, а узкокорпоративные интересы".
А.Андреев, и.о. начальника УФСБ Воронежской области
Журнал попался интересный.
Жуя бутерброд с колбасой "самашкинской мелкорубленной", Кукин устроился на стуле и раскрыл "Итого" жирными колбасными пальцами примерно на середине.
Министр Сетевой Культуры, демократично именовавшийся Семой Лебедевым, вещал о том, как растет и развивается рунет. Основной заботой Семы было не допустить выхода из рунета в какой-либо другой нет, а также не пускать в рунет лазутчиков из разных других нетов. Интервью с министром остроумно называлось "На net и суда нет". Использование латиницы подчеркивало демократический характер издания - и за меньшие нарушения его легко могли бы закрыть, как закрыли всякие другие. Вернее, закрылись они сами - как сказали в новостях, из-за угрызений совести вследствие проявлений космополитизма.
Сема Лебедев был, наверно, еврей. Вернее, не еврей, а непонятно кто - на таких постах трудились люди, имевшие в паспорте специальную печатку "Жидом не считать". Только с Кукиным таких работало трое.
Кукин листнул дальше, жуя.
В колонке опровергалась новость о присуждении Нобелевской премии по литературе писателю-фантасту А. Позоричу, который уехал в Америку в период обострения антимудацких настроений. Когда Кантемировская дивизия с триумфом вошла в Харьков, Позорич переоделся в женское платье и покинул город. С собой он якобы вывез скандальный роман "Вольдемар, президент", который затем издал у Галлимара в Париже, за что и получил - опять же якобы - Нобелевскую премию.
"Итого" утверждал, что премию гнусному писателю не дали, роман никто не издавал и вообще его в природе не существует, а Нобелевку на самом деле опять дали Министру Великой Русской Литературы Микитину, и опять за книгу "Русские идут" - уже четвертый раз. Для более убедительного описания вручения тут же была присобачена мутная фотография министра во фраке на некоей трибуне, а также написано, что весь нобелевский комитет плакал от счастья.
Большая часть журнала была посвящена голубым. Репортаж об открытии нового гей-клуба в Мурманске, маневры специального десантного полка "Голубые молнии", выход киберсупербестселлера "Алмазный мой конец" - завершающей книги "алмазной" декалогии легендарного Дурцева.
Книгам вообще уделялось много места. Целая серия трудов Министра Лебедева - "Как сделать вебсайт", "Как не делать вебсайт", "Стоит ли делать вебсайт", "Как заказать мне вебсайт". Новый Квакунин - "Заговор сионских подлецов"... Эту надо бы купить, Кукин любил цикл про сыщика Пендюрина, а с тех пор, как автор объединил в одну компанию сыщика, монахиню Евстафию и черного бульдога, книжки пошли совсем уж нарасхват - такое эта троица вытворяла… В секс-шопах даже набор появился: резиновый сыщик, резиновая Евстафия, резиновый бульдог. Хочешь, составляй композиции, сверяясь с текстом, хочешь, сам пользуйся.
От таких мыслей у Кукина встал было хуй, но тут зазвонил телефон и хуй упал. Кукин, жуя, взял трубку и обнаружил, что звонят не ему, но прекрасно слышно, чего говорят люди.
- Привет, Петрович!
- Здорово!
- Новость слыхал?
- А шо?
- Дураков в милицию набрали, в ВОПРАГ! По улице иду, а навстречу дурак в форме! Весь в соплях! Честь мне отдал!
- Во! А к чему бы такое?
- Суть правильное решение. Антимудацкая политика, милый мой. Мудак теперь видит что?
- Хуй что он видит.
- Мудак видит, что он хуже даже дурака! То есть слабоумного гражданина. Может, мудак профессор и доктор наук, а слабоумный гражданин его всегда может пиздануть промеж глаз, и все дела. Потому что - гражданин! Потому что не читал всяких там, блядь, маратов гельманов!
- До чего же мудрый человек Сами-Знаете-Кто!
- Да уж! Да уж!
В трубке запикало, а Кукин остался в недоумении, жуя. Вот же как работает связь.
С самого утра он хворал головой и блевал после вчерашнего перепоя, потом поспал малость и очнулся бодрым и голодным. Кстати обнаружилась колбаса, какие-то консервы без этикетки - малопонятная серая кашица, с равным успехом мясная как и рыбная, но съедобная, потому Кукин ел-ел и не мог остановиться.
Он бы и дальше ел, листая журнал, но тут ввалилась Лолка, держа под мышкой большой художественный альбом. В бархате, с кистями.
- Это еще что? - спросил Кукин, жуя.
- Видишь же - альбом.
- Я вижу. Что за художник?
- Никас Сарафанов. Модный. Пиздажист. Писать о нем буду, вот, взяла для вдохновения.
- Кто-кто? - привстал Кукин, жуя.
- Пиздажист. Пёзды рисует. Сейчас модно - не портреты рисовать, а пёзды. Представь, приходят гости, а на стене пизда в рамке. Портрет сразу можно угадать чей, а тут - интрига: хозяйка ли дома, дочка ли ее, а может, бабушка… Аля Богачева, говорят, заказала аж восемь своих и еще пять - других эстрадных звезд. Деньги к нему рекой текут.
- Ты ему свою закажи, - посоветовал Кукин, жуя. - Пока не обросла по новой.
- Дурак, - не обиделась Лолка.
- Слабоумный гражданин, - поправил Кукин, жуя. - Дураков у нас теперь нет. И в сказках Иван-дурак теперь будет Иван-слабоумный гражданин. "Обманули слабоумного гражданина на четыре кулака". Хотя можно сказать и "Обманули мудака на четыре кулака", наверное, это идеологически выдержано.
- Опомнился, - хмыкнула Лолка. - Ивана-дурака сто лет как отменили. Непатриотично. Иван должен быть умный. В сказках теперь Абрам-дурак.
- В русских народных? - не поверил Кукин, жуя.
- В них.
- До чего же умный человек Сами-Знаете-Кто, - сказал Кукин, жуя. - Альбом покажи.
- У тебя руки жирные.
- Ничего не жирные, я двумя пальцами держу.
Пёзды оказались все на одно лицо. Конечно, были там рыжие, черные, бритые, с вдетыми колечками, одна даже с бородавкой. Но по сути пизда всегда пизда, пиздой и останется… Знакомых среди них Кукин, жуя, не обнаружил.
- А про мужиков такого нет? - спросил он, жуя.
- Ну подумай сам, - рассудительно сказала Лолка, что-то делая в волосах. - У баб оно все практически без разницы. Ну есть у кого поглубже там или еще как… А снаружи - одна малина. А у вас? У одного кривой, у другого маленький, у третьего одно яйцо больше другого… Конечно, никто позировать не сядет.
- Разумно…
- Ты скажи лучше, чего не на работе?
- Напился вчера. Отгул взял.
- А откуда про дураков знаешь?
- Про слабоумных граждан, - опять поправил Кукин, жуя. - В телефоне подслушал. Так что ты по телефону что попало не тренди.
Дурак Володя говорить по-русски не разумел. Сидел в машине, открывал и закрывал бардачок. Нашел блестящие наручники, обрадовался.
- Карашки, - сказал он, сияя. - Карашки и пытоси.
- Чего это он? - не понял Лагутин, с интересом наблюдавший за дурацкими эволюциями.
- Говорит, - равнодушно сказал Фрязин, протирая стекло. - У него свои слова какие-то. Это, как я понимаю, он про пытки говорит. И про страшные кары.
- Во блядь, - удивился Лагутин. - А у меня молчаливый. Я его заставил колесо накачивать. Эй, Володь!
Дурак высунулся, разинув рот.
- Володь, батька-матка есть?
- Батя. Батя опотел.
- Помер батя, - перевел Фрязин.
- Как ты его понимаешь?
- А хуй его знает. Понимаю, и все.
Молчаливый дурак Лагутина тем временем накачивал колесо, громко кряхтя.
- Твоего как звать?
- Миша.
- Он тебе колесо не лопнет? - забеспокоился Фрязин.
- Лопнет - новое поставлю. Зато смотри как старается! Дует как!
Дурак пукнул, захихикал и принялся качать с новыми силами.
- Слушай, - сказал Лагутин, оглядевшись. - Слушай, Фрязин, а чего с мудаком тем, со стадиона? За что отпустили?
- А я знаю?
- Не бывает так, -убежденно сказал Лагутин. - Мудаков просто так не отпускают. Знаешь, что мужики говорят?
- Что?
- Что это специальный мудак. Засланный. То есть на самом деле он не мудак, а мудаком притворяется, чтобы проникнуть к ним и все мудацкие тайны узнать.
- Да какие у них тайны? - удивился Фрязин и тоже огляделся. Дурак Володя прислушивался к разговору, но насчет него беспокоиться не приходилось.
- Мало ли. На то и мудаки. Чего бы их велено было изводить? Ну ладно, черт с ними. Ты слышал, сам Министр-Спаситель приезжает?
- Куда?!
- В управление. Поздравлять, стало быть, с профессиональным праздником.
- Это что же, усиление?
- В усилении менты пускай стоят, а у нас - праздник. Премию обещали, я в бухгалтерии у Зойки пронюхал. А потом торжественное собрание, банкет, все дела. Мы, господа оперативные уполномоченные из ветеранов, как раз на торжественное и банкет попадаем, кто ниже чином - уже хуй.
- Э… - начал было Фрязин, желая сказать "Это хорошо", но тут с громким хлопком лопнула камера лагутинского автомобиля.
- Ебааать! - закричал Лагутин радостно. - Во надул! Во силен!
- Махяник. Мандец, - внятно произнес дурак Володя и надел сам на себя наручники.
Мэр Великой Столицы поправил ермолку (сегодня он надел ермолку с тем чтобы символизировать благостное отношение к евреям, жидам и тех, кого велено жидами не считать) и набрал короткий номер из двух цифр.
- Але, - сказали в трубке.
- Здравствуйте, - почтительно сказал Мэр.
- Здравствуйте, - почтительно ответил Сами-Знаете-Кто. В самом деле, отчего двум почитаемым людям не почитать друг друга.
- С праздником, - сказал Мэр.
Какой сегодня праздник, он точно не знал, но какой-нибудь обязательно был: может, церковный, а может, профессиональный.
- Спасибо, а-а… И вас также, - ответил Сами-Знаете-Кто, который тоже не знал, какой сегодня праздник, но какой-нибудь обязательно же был. "Русские люди любят праздновать праздники", - как-никак, цитата из Сами-Знаете-Кого. - Как успехи?
- Послезавтра выборы в городскую Думу.
- И как?
- Как положено - девяносто процентов ВДПР, пять процентов независимых кандидатов, пять процентов оппозиция.
- Викторию, а-а… не забыли?
- Забыли, - стыдливо признался Мэр. - В последний момент вписали. Выкинули какого-то… - он сверился со списком. - Вот, Лившица выкинули.
- Это кто?
- А бог его знает. Финансист какой-то. "Жидом не считать".
- Пора бы… а-а… шесть процентов оппозиции сделать. Пусть даже за счет… э-э… ВДПР. А то в гражданах появляются ненужные мысли.
- Сделаем, - кивнул Мэр.
- Вот и сделайте. И еще… А-а… Памятник на месте Пушкина кому ставят? Зачем поэта, а-а… ломаете?
- Пушкин - это наше все! Мы его не ломаем, мы переносим!
- А-а… А то мне пидоры жалуются… Говорят, ущемляете… Встречаться не под кем.
- Ни боже ж мой, - сказал Мэр, поправляя употевшую ермолку.
- А-а… Ну хорошо. А куда переносите?
- А там рядом.
- А на его место?
- А на его место Микитина. Нашего четырежды Нобелевского лауреата.
- Микитина? Это… а-а… хорошо. И вот хотел еще спросить. На съезде, помню, смотрю вниз… как гимн пели… И там такой, сразу видно, из ВОПРАГ товарищ… а-а… деловой такой… Вроде сектор шестой, ряд двадцатый-тридцатый, пошерстите там…
- Особые приметы? Безжопные штаны или еще что?
- Да нет. Тем и привлек. Мужичок такой… От сохи, хе-хе… Рыжеватый, коренастый… Такой бодрый и бравый… Вы его найдите, вам на московское управление сподручнее выходить, так что… а-а… До свидания.
До свидания, - сказал Мэр, положил трубку и сокрушенно подумал, что вот же, блядь, везет людям. Ни с хуя - и в дамки.
Глава 8.
"Как учёный скажу - у нас нет никаких условий для диктатуры.
И не только потому, что Путин за рынок
и за частную собственность."
А. Ципко, политолог
Сами-Знаете-Кто сидел в сортире, читал запрещенную книжку Буковски и много думал.
У Буковски не работал унитаз. И тогда Буковски - прямо так и написано - вылавливал плавающее там говно, складывал в коричневый бумажный мешочек, шел на улицу и выбрасывал его в укромном месте.
Сами-Знаете-Кому это не давало покоя. Он представил себя на месте Буковски и решил, что писатель вел себя в корне неверно. Зачем трудоемко вылавливать говно из унитаза, где оно плавает в воде, приобретая неудобную для вылавливания и транспортировки консистенцию, если можно насрать прямо в мешочек? Понятно, что это требует определенной ловкости… С другой стороны, если поднести мешочек прямо к анальному отверстию и плотно обжать по краям, то все говно попадет прямо туда. А Буковски, судя по всему, человек был небрезгливый, осуществил бы такую процедуру без труда, раз уж говно вылавливал…
Нет, подумал Сами-Знаете-Кто и покачал головой. Правильно мы его книжки сожгли. Буковски этот ничему не может научить.
С этими мыслями он вырвал страничку и тщательно принялся ее разминать.
Костер горел ярко и жарко, а стоявший возле него товарищ из "Идущих вперед" - а может, из "Идущих в зад", потому что он был в безжопных штанах и куртке с портретом Сами-Знаете-Кого - шевелил там длинной кочергой. Черные хлопья порхали, как мотыльки.
- Карашки, - сказал дурак Володя, взволнованно глядя на костер.
- Заебись, - согласился с ним Фрязин. - Мы в детстве картошку пекли.
Володя кивнул. То ли понял, то ли просто так.
- Гражданин…
Кто-то подергал Фрязина за полу. Мужчина в очках стоял, переминаясь с ноги на ногу, и держал в руке книгу, аккуратно обернутую в газетку.
- Что вам?
- А скажите, гражданин, можно книжку поменять?
- Что у вас там?
- Да вот, - мужчина в очках осторожно ободрал газетку и показал Фрязину красивую обложку. - Пелевин.
- Дайте-ка посмотрю, - "идущий в зад" взял у очкатого книжку и полистал. - Ну и кого наебать хотели?
- А что такое? - заинтересовался Фрязин.
- Да вон, смотрите, - и "идущий вперед" сунул ему под нос раскрытые страницы. Фрязин прочитал про себя: "С Кузнецкого моста я заехал в кондитерскую на Тверской и, хотя желал притвориться, что меня в кондитерской преимущественно интересуют газеты, не мог удержаться и начал есть один сладкий пирожок за другим. Несмотря на то, что мне было стыдно перед господином, который из-за газеты с любопытством посматривал на меня, я съел чрезвычайно быстро пирожков восемь всех тех сортов, которые только были в кондитерской".
Фрязину тут же захотелось теплого пирожка с мясом, повидлом или пусть даже с капустой, но понять он ничего не понял.
- И что? - спросил он. - Про пирожки.
- Не про пирожки, а Льва Толстого книга, "Юность".
- А что, Толстого не велено менять?
- Толстого не велено. Пелевина - велено, только Пелевина не осталось, а эти ферты где-то обложки, блядь, берут и всякую хуйню в них запихивают.
- Протестую! - сказал мужчина в очках. - Толстой не это самое!
- Не что? - спросил Фрязин.
- Ну… не оно. Не как гражданин сказал.
- Не хуйня, что ли? - спросил "идущий в зад".
- Не она, - кивнул мужчина в очках.
Ну пусть не хуйня ваш Толстой. А что Пелевин-то ваш пишет?
- А Пелевин - вот, - с этими словами "идущий вперед" достал из кармана еще одну другую книжку и сунул точно так же под нос Фрязину. Тот прочитал про себя: "Портьера у входа колыхнулась, и оттуда высунулся человек в косоворотке. Он щелкнул пальцами куда-то в темноту и кивнул на наш столик, потом повернулся к нам, отвесил короткий формальный поклон и исчез за портьерой. Тотчас откуда-то вынырнул половой с подносом в одной руке и медным чайником в другой (такие же чайники стояли на других столах). На подносе помещалось блюдо с пирожками, три чайных чашки и крохотный свисток".
- Опять про пирожки, - растерянно сказал он, глядя то на "идущего в зад", то на мужчину в очках. "Идущий в зад" посмотрел на книжку, перечитал, где Фрязин показал ногтем, и пожал плечами:
- Странно. А ну-ка, дайте посмотрим Толстую.
- Ты ж сказал, Толстого.
- Толстой - то писатель. А Толстая - то… Ну, тоже писательница вроде как. Только ее велено того, жечь. А Толстого - нет. Вот, читайте сами, - он выудил обгорелую книжицу и поднес ее Фрязину на кочерге. Покидав горячее с ладони на ладонь (кстати снова вспомнилась картошка из костра), Фрязин пролистнул места поподжаристее и прочитал:
- "А в другой горнице стол накрыт. И-и-и-и-и! - чего только нет на столе на том! От одного края до другого - миски, миски, блюда всякие, котлы да тарелки! Пирожки без счету, блины-оладьи, пампушки витые, кренделя, вермишель разноцветная!" Слушай, ты объясни мне - вы что, про пирожки все сжигаете? А кто велел?
Мужчина в очках дурно захихикал.
- Кто велел, кто велел! - взъерепенился было "идущий вперед", но вспомнил, что Фрязин не кто-то с горы, а ВОПРАГ, и мирно завершил:
- Указание такое. Вы понимаете.
- Понимаю, - добродушно сказал Фрязин. - Значит, ты вот, очки, его надуть хотел. За какого-то сраного Толстого под видом Пелевина книжку выменять.
- Хотел-хотел! - согласился "идущий вперед". Мужчина в очках притих, озираясь. Хихикать перестал, падла.
- А что за книжки в обмен даете?
- А вот, - "идущий в зад" показал Фрязину другую книжку, взятую из стопки, лежавшей тут же. - Васильев.
- Не читал.
- Гляньте.
Фрязин поглядел в белый лист с бегущими по нему черными буковками. Улыбнулся.
- Ну, братцы, - сказал он. - Смотрите, чего нашел. "Мама растолковала, как найти общежитие, и Искра убежала, успев, правда, съесть два пирожка".
- Нет! - страшно закричал "идущий в зад" и побежал прочь, отшвырнув кочергу и мелькая белыми ягодицами. Мужчина в очках печально посмотрел ему вслед и заметил:
- Как нехорошо получилось.
- А вы идите, идите, - велел ему Фрязин. - Скажите спасибо, что отпускаю.
- Спасибо, - сказал мужчина в очках. - И что?
- Хуев сто, - сказал Фрязин. - Вали, а то сейчас дурака напущу.
- Слабоумного гражданина, - поправил мужчина в очках, пятясь. Потом он повернулся и медленно пошел от костра, видимо, стараясь показать, что тоже не говно, но тут дурак Володя страшно крикнул: - Карашки!!! - и очки побежал едва ли не быстрее "идущего", который уже скрылся за корявыми кленами парка.
- Вот и поработали, Волоха, - Фрязин похлопал дурака по плечу. - Поехали домой, что ли.
Но домой не поехали. Только сели в машину, как заверещала рация. Дурак схватил микрофон и крикнул:
- Агу! Агу!
- Согни хуй в дугу, - сказали из динамика. Голос был лагутинский.
- Что там у тебя? - спросил Фрязин, не без труда отбирая у Володи микрофон.
- Это не у меня, а у тебя, - сказал ехидный Лагутин. - Где ходишь?
- На задании, сжигаем.
- Сжига-аем… Обыскались тебя. Из управления. Нужен ты им, так что бросай все и езжай в контору. Ой, неладно на сердце у меня… Не из-за мудака ли того самого?
- А вот сейчас и узнаем, - сказал Фрязин. Заводя машину, он заметил, что дурак держит в руке книжку.
- На что тебе книжка-то?
- Цаца, - сказал дурак важно.