Цун
.....покинувшим Родину
посвящается
Как жаль. Чтобы не прошептать другое,
зажал рот и огляделся. Рябое
пространство воздуха стояло поодаль.
К стеклу прижался нерасторопный упырь.
Книга лежала, раздавленная, как падаль,
и закрывала пыль.
Я стоял по углам, торопливо вдыхая.
Во рту осторожно перекатывалась сухая
смесь языка, кислорода, молчания. В забытье
думал о разном, что не сказал врачу бы,
также о мире - что ни на есть - лачуга,
и о ладье,
что продолжала, волне отвечая, падать,
вновь подниматься. Здесь не найти лампады,
кроме как гнаться за ней, колесом крутя.
Я подошел. Дверь, протянув кривую,
сделала "да". Все покрылось луною,
и, как дитя,
выглянул, боязливо моргая.
Как жаль. Это и есть - другая,
теплая ночь. Впрочем, как и вчера,
вижу в ветвях круглую тень. Корона
в нас развивает функцию скорпиона,
нет, пчела,
добрая тварь. Кушает липкий выброс.
Новую жизнь я подберу навырост,
лампу заменит каменная свеча.
Вдруг поднимусь быстрым прозрачным телом,
выйду наружу. Лбом обопрусь о стену,
и, замолчав,
все расскажу. Как падают птицы в полдень,
в белое небо. Как застывает пойнтер
в дальнем лугу. В неизвестно какой стране.
Там все, как и прежде, но никого не тронет
то, что я здесь. И, полагаю, никто не
думает обо мне.
29.07.93
***
Как колокол? Он все еще разбит?
Дома в листву уходят, как и прежде?
И улица, что вдаль меня несла,
так и не остановится? Привет
вам всем. Здесь, знаете, так пыльно,
что даже солнце не идет сквозь небо.
В березовом тумане золотом,
в багряном клене, что просвечивает синим,
когда лежу под ним и вверх смотрю,
что никогда, наверное, не делал.
Мне иногда так хорошо. Поверьте,
я никуда от вас не уезжал.
Нет, я убью тот бесконечный поезд,
что так спешил, на рельсы заходя,
сплести из них чудовищную букву.
Куда летели, вытянувшись в стрелы,
скажите мне, куда летели ветви?
Я вспомню все. Я все восстановлю.
Вы знаете, здесь иногда так странно,
такие маленькие, сморщенные люди,
и, если дождь, так обязательно больной.
Скажите, если будет снег, и, ночью,
я к дому подойду. Я сяду у стены.
Пусть он летит, пушистый, на меня.
Так говорить я мог бы без умолку,
я повторял бы пришлые слова,
смотрел бы на мерцающие капли
далеких окон. Душно мне, поверьте.
Как сильно опустилось это небо.
Нет, не могу. Я все-таки уехал.
***
задыхаясь в глубине темно-синего окна
в чистой записи стекла в ловком холоде лучей
а на самой на луне блядь льняного волокна
а на ужин блядь свекла да и ужин тот ничей
ты бы Пименов-сэнпай не любил свою Сибирь
там и валенки малы и черешня блядь худа
тяпни лучше свой стопарь покажи что ты забил
на томление иглы что взяла тебя сюда
ты нам лучше расскажи Александр с бородой
почему ты блядь худой где твой мясо на плечах
не смотри как с под вожжи я тебе не козодой
поэтической рудой я швыряюсь при свечах
так что други-дураки блядь в натуре нихуя
ёб ты нах ты три рубля поебать твои шторма
сядем лучше у реки что струится не тая
что вся жисть такое бля что ты выйдешь из ума
***
Ветер срывает крыши. Навстречу солнцу
движется черная масса. Опухший воздух
падает на деревья. Читая книгу
себя обнаруживаешь уснувшим.
Газеты вялыми парусами
влекут корабли уменьшенных человеков.
Пробираясь ночью к чужому дому,
прощаешься с предыдущим.
под настроение
Сучье солнце ломит глаза. Колючий
свет его пролезает под темя.
Шум за окном, вероятно, лучше,
чем полное отсутствие тени
в мерзкий полдень. Липкие члены сдвинув,
закрывая лицо сморщенными руками,
разделяюсь на одинаковые половины -
себя и камень.
Это море больше не умывает.
Как не играй в воде - остаешься в мыле,
и за спиной, живая и неживая,
чужая страна. Скажи мне, мы ли
выбрали это историческое бесцветье?
Эти маленькие, опрокидывающиеся дали?
Даже когда здесь ветер,
воздуха нет, как ни крути педали.
Только утром, дернувшись в луже пота,
сообщаешь себе, что этого и хотели,
и еще что-то,
лежа навзничь в пустой постели.
Сучья лампа солнцем висит, ощерясь.
Пора собирать располовиненную колоду
себя, гниющего в этой пещере
четыре года.
***
Солнце у меня в голове. Гулкие купола
наших яиц. Глупый фаллос
лежал на траве. Птица-игла
улетела, и не осталось
ни одного меня. Гордая грудь
клокотала. Глотая зелье,
вытянувшись, стучал в углу
пятками по полу. Невезенье
впиталось в мясо, сделав дряблым чехол,
и Всевышний, такой же странный и голый,
плакал, лицо уронив на стол,
и дрожал, когда отрывался от пола.
***
Вышел наружу. Улицы недостаток
в фонарях по обе. В паребриках одиноких.
Сердце кричит, воспаленное, как простата.
Лица прохожих сплетаются, но венок их
мне не дано постичь и, покуда кабы,
как говорил мне в детстве один знакомый,
если действительно хочешь идти до бабы,
помни наличие насекомых.
Мир одинаков, можете мне не верить.
Даже в горах только сухие горы.
Даже когда воду свою крутую
дождь опрокидывает на город,
он это делает, я бы сказал, всухую,
только чтобы щупались по парадным,
добивая полузабытое чувство стаи
виноградным.
25.08.95
***
Цветы вечером закрываются до утра.
Небо длится почти всегда.
Если ты устал, сидишь, опустевший,
вслушайся, может быть, птичьий всплеск
произойдет за окном. Не боли, голова.
Продолжай отдыхать, уставший.
Если не хочешь, ничего совсем не смотри.
Посвящается волшебнику голоса изнутри.
Первый я оказался безвинно павшим.
Он лежал, стекленея на высоком ветру,
глаза его, полузакрытые поутру,
улыбка, не успевшая хапнуть фальши.
Второй остался. Себя от него спася,
лес весной наполнен криком лисят
под крутой осиной. Под деревом безобразий.
Воплощение смысла. История о мальце,
как он, не изменяясь в лице,
только тротил идеи в зеленом глазе.
Мне и рука для обиды на звон в кострах
тонких хвощей. Разделяюсь на пух и прах
всяких других вещей. Радость на перепутье.
Ижица - буква для глотания глубины,
главарь языка. Способ смешивать сны,
как из мешка. Так что сегодня тут я.
02.06.91