V. Л И Ч И Н Ы
1. КРАСНОГВАРДЕЕЦ
(1917)
(Тип разложения старой армии)
Скакать на красном параде
С кокардой на голове
В расплавленном Петрограде,
В революционной Москве.
В бреду и в хмельном азарте
Отдаться лихой игре.
Стоять за Родзянку в марте,
За большевиков в октябре.
Толпиться по коридорам
Таврического дворца,
Не видя буржуйным спорам
Ни выхода, ни конца.
Оборотясь к собранью,
Рукою поправить ус,
Хлестнуть площадною бранью,
На ухо заломив картуз.
И показавшись толковым —
Ввиду особых заслуг
Быть посланным с Муравьевым
Для пропаганды на юг.
Идти запущенным садом.
Щупать замок штыком.
Высаживать дверь прикладом.
Толпою врываться в дом.
У бочек выломать днища,
В подвал выпускать вино.
Потом подпалить горище,
Да выбить плечом окно.
В Раздельной, под Красным Рогом
Громить поместья — и прочь
В степях по грязным дорогам
Скакать в осеннюю ночь.
Забравши весь хлеб, о «свободах»
Размазывать мужикам.
Искать лошадей в комодах
Да пушек по коробкам.
Палить из пулеметов:
Кто? С кем? Да не все ли равно —
Петлюра, Григорьев, Котов,
Таранов или Махно...
Слоняться буйной оравой.
Стать всем своим невтерпеж,—
И умереть под канавой
Расстрелянным за грабеж.
1919
2. МАТРОС
(1918)
Широколиц. Скуласт. Угрюм.
Голос осипший. Тяжкодум.
В кармане браунинг и напилок.
Взгляд мутный, злой, как у дворняг,
Фуражка с надписью «Варяг»,
Надвинутая на затылок.
Татуированный дракон
Под синей форменной рубашкой.
Браслеты. В перстне кабошон,
И красный бант с алмазной пряжкой.
При Керенском, как прочий флот,
Он был правительству оплот,
И Баткин был его оратор,
Его герой Колчак. Когда ж
Весь Черноморский экипаж
Сорвал приезжий агитатор,
Он стал большевиком. И сам
На мушку брал и ставил к стенке,
Топил, устраивал застенки,
Ходил к кавказским берегам
С «Пронзительным» и с «Фидониси»,
Ругал царя, грозил Алисе;
Входя на миноносце в порт,
Кидал небрежно через борт:
«Ну как
буржуи ваши, живы?»
Устроить
был всегда не прочь
Варфоломеевскую
ночь.
Громил
дома, ища наживы,
Награбленное
грабил, пил,
Швыряя
керенки без счета,
И перед
немцами топил
Последние
остатки флота.
Так целый
год прошел в бреду...
Теперь,
вернувшись в Севастополь,
Он носит
красную звезду
И, глядя
вдаль на пыльный тополь,
На
Инкерманский известняк,
На мертвый
флот, на красный флаг,
На илистые
водоросли
Судов,
лежащих на боку,—
Угрюмо
цедит земляку:
«Возьмем
Париж... весь мир... а после
Передадимся
Колчаку».
14 июня
1919
3.
БОЛЬШЕВИК
(1918)
Памяти
Барсова
Зверем
зверь. С крученкой во рту.
За поясом
два пистолета. .
Был
председателем Совета,
А раньше —
грузчиком в порту.
Когда
матросы предлагали
Устроить к
завтрашнему дню
Буржуев
общую резню
И в город
пушки направляли,—
Всем
обращавшимся к нему
Он объявлял
спокойно волю:
«Буржуй
здесь мои, и никому
Чужим их
резать не позволю».
Гроза
прошла на этот раз:
В нем было
чувство человечье —
Как стадо
он буржуев пас:
Хранил, но
стриг руно овечье.
Когда же
вражеская рать
Сдавила юг
в германских кольцах,
Он убежал.
Потом опять
Вернулся в
Крым при добровольцах.
Был
арестован. Целый год
Сидел в
тюрьме без обвиненья
И наскоро
«внесён в расход»
За два часа
до отступленья.
25 августа
1919, Коктебель
4. ФЕОДОСИЯ
1918
Сей древний
град — богоспасаем
(Ему же имя
«Богом дан»)
В те дни
был социальным раем.
Из дальних
черноморских стран
Солдаты
навезли товару
И бойко
продавали тут
Орехи — сто
рублей за пуд,
Турчанок —
пятьдесят за пару —
На том же
рынке, где рабов
Славянских
продавал татарин.
Наш мир
культурой не состарен
И торг
рабами вечно нов.
Хмельные от
лихой свободы
В те дни
спасались здесь народы:
Затравленные
пароходы
Врывались
.в порт, тушили свет,
Толкались в
пристань, швартовались,
Спускали
сходни, разгружались
И шли
захватывать «Совет».
Мелькали
бурки и халаты,
И пулеметы,
и штыки,
Румынские
большевики
И
трапезундские солдаты,
«Семерки»,
«Тройки», «Румчерод»,
И
кЦентрослух» и «Пентрофлот»,
Толпы
одесских анархистов
И
анархистов—коммунистов,
И
анархистов—террористов:
Специалистов
из громил.
В те дни
понятья так смешались,
Что Господа
буржуй молил,
Чтобы у
власти продержались
Остатки
большевицких сил.
В те дни
пришел сюда посольством
Турецкий
крейсер, и кСовет»
С широким
русским хлебосольством
Дал
политический банкет. '
Сменял
оратора оратор.
Красноречивый
агитатор
Приветствовал
как брата брат
Турецкий
пролетариат,
И каждый с
пафосом трибуна
Свой тост
эффектно заключал:
— «И так:
да здравствует коммуна
И третий
Интернационал!»
Оратор клал
на стол окурок...
Тогда
вставал почтенный турок—
В мундире,
в феске, в орденах—
И отвечал в
таких словах:
— «Я
вижу... слышу... помнить стану...
И обо всем,
что видел — сам
С отменным
чувством передам
Его
Величеству — Султану».
Коктебель
24 августа 1919
5. БУРЖУИ
1919
Буржуя не
было, но в нем была потребность.
Для
революции необходим капиталист,
Чтоб
одолеть его во имя пролетариата.
Его слепили
наскоро: из лавочников, из купцов,
Помещиков,
кадет и акушерок,
Его смешали
с кровью офицеров,
Прожгли,
сплавили в застенках Чрезвычаек,
Гражданская
война дохнула в его уста...
Тогда он
сам поверил в свое существованье
И начал
быть.
Но бытие
его сомнительно и призрачно,
Душа же
негативна.
Из
человечьих чувств ему доступны три:
Страх,
жадность, ненависть.
Он
воплощался на бегу
Меж Киевом,
Одессой и Ростовом.
Сюда бежал
он под защиту добровольцев,
Чья армия
возникла лишь затем,
Чтоб
защищать его.
Он
ускользнул от всех ее наборов,
Зато стал
сам героем, как они.
Из всех
военных качеств он усвоил
Себе одно:
спасаться от врагов.
И сделался
жесток и беспощаден.
Он не может
без гнева видеть
Предателей,
что не бежали за границу
И, чтоб
спасти какие-то лоскутья
Погибшей
родины,
Пошли к
большевикам на службу:
«Тем хуже,
что они предотвращали
Убийства и
спасали ценности культуры:
Они им
помешали себя ославить до конца,
И жаль, что
их самих еще не расстреляли».
Так мыслит
каждый сознательный буржуй.
А те из
них, что любят русское искусство,
Прибавляют,
что, взяв Москву, они повесят сам
Максима
Горького
И
расстреляют Блока.
Коктебель
17 августа 1919
6.СПЕКУЛЯНТ
1919
Кишмя
кишеть в кафе у Робина,
Шнырять в
Ростове, шмыгать в Одессе,
Кинеть на
всех путях, вползать сквозь все затвор
Менять все
облики,
Все масти,
все оттенки,
Быть
торговцем, попом и офицером,
То русским,
то германцем, то евреем,
При всех
режимах быть неистребимым,
Всепроникающим,
всеядным, вездесущим,
Жонглировать
то совестью, то ситцем,
То
спичками, то родиной, то мылом,
Творить
известия, зажигать пожары,
Бунты и
паники; одним прикосновеньем
Удорожать а
четыре, в сорок, во сто,
Пускать под
небо цены, как ракеты,
Сделать в
три дня. неуловимым,
Неосязаемым
тучнейший урожай,
Владеть
всей властью магии:
Играть на
бирже ;
Землей и
воздухом, водою и: огнем;
Осуществить
мечты о превращеньи
Веществ,
страстей, программ, событий, слухов
В золото, а
золото—в бумажки,
И замести
страну их пестрою метелью,
Рождать из
тучи град золотых монет,
Россию
превратить в быка,
Везущего
Европу по Босфору,
Осуществить
воочью
Все
россказни былых метаморфоз,
Все
таинства божественных мистерий,
Преосуществлять
за трапезой вино и хлеб
Мильонами
пудов и тысячами бочек—
В озера
крови, в груды смрадной плоти,
В два года
распродать империю,
Замызгать,
заплевать, загадить, опозорить,
Кишеть как
червь в ее разверстом теле,
И
расползтись, оставив в поле кости
Сухие,
мертвые, ошмыганные ветром.
Коктебелъ
16 августа 1919
VI. УСОБИЦА
1.
ГРАЖДАНСКАЯ ВОИНА
Одни
восстали из подполий,
Из ссылок,
фабрик, рудников,
Отравленные
темной волей
И горьким
дымом городов.
Другие из
рядов военных,
Дворянских
разоренных гнезд,
Где
проводили на погост
Отцов-и
братьев убиенных.
В одних
доселе не потух
Хмель
незапамятных пожаров,
И жив
степной, разгульный дух
И Разиных,
и Кудеяров.
В
других—лишенных всех корней—
Тлетворный
дух столицы Невской:
Толстой и
Чехов, Достоевский-
Надрыв и
смута наших дней.
Одни
возносят на плакатах
Свой бред о
буржуазном зле,
О светлых
пролетариатах,
Мещанском
рае на земле...
В других
весь цвет, вся гниль Импери:
Все золото,
весь тлен идей,
Блеск всех
великих фетишей
И всех
научных суеверий.
Одни идут
освобождать
Москву и
вновь сковать Россию,
Другие,
разнуздав стихию,
Хотят весь
мир пересоздать.
В тех и
других волна вдохнула
Гнев,
жадность, мрачный хмель разгула,-
А вслед
героям и вождям
Крадется
хищник стаей жадной,
Чтоб мощь
России неоглядной
Размыкать и
продать врагам!
Сгноить ее
пшеницы груды,
Ее
бесчестить небеса,
Пожрать
богатства, сжечь леса
И высосать
моря и руды.
И не
смолкает грохот битв
По всем
просторам южной степи
Средь
золотых великолепий
Конями
вытоптанных жнитв.
И там, и
здесь между рядами
Звучит один
и тот же глас:
— <Кто
не за нас—тот против нас!
Нет
безразличных: правда с нами!»
А я стою
один меж них
В ревущем
пламени и дыме
И всеми
силами своими
Молюсь за
тех и за других.
1919