***
Господь Бог
Споткнулся о свой
Порог.
Из авоськи
Господа Бога
Город рассыпался,
Город.
И крыши его увязли
В небесном бетоне дорог.
***
Сполохи.
Полночь.
Дымные пропасти сверхгородов.
В колодцах кварталов - колодцы дворов.
Мусор.
В нем шелестят бумажные кошки.
В выгнутом мраке тесных углов
Мерно вздыхают насосы домов.
Балконов
Размеренная пустота.
Небо плавится в полночные стали.
Давится планом. Небо устало.
Полночь.
Мир без людей.
***
За полчаса до рассвета
осыпается
железная листва с фонарей.
Балконы
уносит оплавленный ветер
до рассвета.
За полчаса
выкипают остатки неба.
Завод,
к железному алтарю
возложив неживую зарю,
заливает Город металлом.
Смотри -
окалина пала на окна.
Сотри.
За полчаса до рассвета.
***
Окна в окна
зданий
недвижное противостояние.
Противостояние плакатов, планов и пятилеток
настенное.
Подвальные горизонты.
Этажи пустоты.
Дробный шелест -
в форточки крадучись вползает мусор
ветер оголил железо качелей
толкнул в ржавое плечо -
маятник коммунального детства проплакал
протяжный вопрос.
Ответа не будет.
Простыни
туго хлещут длинные лица столбов
и друг друга.
Кот тяжкий как переспелая груша
ищет себе земли.
В горячем цехе его хозяйка
рожает металл.
На дне колодца асфальт
об асфальт разбиваются ветви.
Правильно умереть здесь
нет места.
Женщины режут металл на гильзы.
Белье полощется поверх сквозняков
бесцельно и бело
Растирая вдоль окон смог
и потеки дня.
Впитав дымы гильз белье тяжелеет.
Время
сгущает улицу в сумерки
из сумерек
тщетный кот зовет к себе землю.
Хозяйка согнула со скрежетом
жестяное свое белье.
***
Машины стреножены.
Сетью ночь огорожена.
Заснули воры и воровки.
Под асфальтом крадутся подвалы.
Сползают с домов балконы
На бельевых веревках
Сторожевая собака
Вскрикивает от страха.
***
Когда
вместо голода -
Город
нищий
пресыщенный
алчный
а в домах
не осталось неба -
что
зреет в печах
вместо хлеба?
***
Когда
без спасения
ночь
и пропасть
и никто
не в силах помочь -
душа
отползает от тела
прочь
прятаться в стенах.
***
На черный снег
лег белый снег
прошел безлюдный
человек
оставил след.
Не смотри ему в спину.
Не смотри.
Опору следа
выжег смог
чтоб возвратиться
человек
уже не мог.
Не смотри назад.
Не смотри.
***
Снег вдоль дороги
вдоль
снег вдоль деревьев
вдоль
город забылся
в снегу
снег раскачал
смог
снег заглушил
стон
снег сквозь меня
сквозь
***
Вверх
поднимается снег
падает
падает
В белой
пене плывут
шорохи
шорохи
Белое
тонет в белом
Город затих
слушая
слушая...
***
Немые.
Немые из тьмы.
Ожидание
каждого дня -
опрокинется
небо в меня,
и буду я нем
глубоко под ним.
Потому,
что вышел из тьмы.
***
Рокочет
Над Городом
Колокол.
Полое солнце расколото
железным подземным молотом,
небо, срываясь, падает
с грохотом
грохотом
грохотом...
По Богу томящимся стоном
Голосом бездны бездомным
Бездонный
возносится
колокол.
***
Голод в России,
Голод.
Выкрадены яйца из кур.
Выпито из коров молоко.
Заблудилась в рыбах икра.
В Евангелии - Господь.
Голод в России,
Голод.
У молотка изъяли гвозди.
У святых - пустыни.
Зато отечество отдали пророкам
И Адаму вернули ребро.
Голод в России,
Голод.
раб купил царя.
С дерева по розге -
больно царь упрям.
С телеги по оглобле -
лошадей во двор.
Со стола по корке -
сыт последний вор.
Из люльки по игрушке -
младенцев на поля.
Из гряды по семени -
заперта земля.
С книги по странице -
Бог попал в острог.
С семейства по вдовице -
сиротеет Бог.
С подвала по решетке -
мы живем не зря.
С миру по веревке -
сплетена петля.
Солнце
утром не взошло -
Слово по миру пошло:
Между небом и землей
Раб и царь в петле одной.
***
Душны объятья проповедников Суда -
Не вынырнуть оттуда, не упасть туда,
Тюрьмы не вымолить у запертых дверей
И даже злом там не поделится злодей.
И провожая короля на эшафот,
Палач почтительно топор вослед несет.
Зрачки прикроет, поцелует в лоб,
Уложит сердце в ненасытный гроб,
Подстелит голове кусок ковра,
И нет пощады от увечного добра!
***
Песочница взрослым
совсем не мала -
Здесь строили дом,
прогоревший дотла,
Там сеяли дачи
из клочьев теней
И ясли безотчие,
зато для детей.
И хлеб свой, и храм
испекли из песка...
Но
где же тот Камень? -
возникнет
вопрос.
-
Камень? А камень
в
кладбище врос.
***
Племя - Стремя - Знамя
Выстояли стоики.
Скошены огнепоклонники.
Кортесу
Америка по колено.
Время - Семя - Племя
Горят ведьмы.
Рыжие
Сгорают быстрее.
Жернов - Мука - Мука
Жерло - Горло - Жертва
Сиротам
Мать -
Пустыня.
Гром - Горб - Гроб
Себе могилу
Несет горбатый.
Она
Его исправит.
Верность - Ревность
В одну и ту же
Играем
Древность.
Кровь.
Все это - все! -
Любовь
Или нелюбовь?
***
Проповедуют жизнь
не жившие,
покаяние -
никогда не платившие,
не страдавшие -
непосильную ношу,
предававшие -
милость к брошенным,
Призывают к любви
нелюбившие.
Самые горькие повести
рождены блуждающей совестью.
***
Где от людей не осталось теней,
А от теней - даже воров,
Где было отечество
И нет даже отчества,
И мусор ждет ветра
Среди одиночества, -
Там, вдоль петель разъятых дорог
Ссыпан мой дом себе на порог.
***
В безнадежной стране
Воплощенных идей
Не Господь, а металл
Выплавляет людей.
И кто-то
всевидящий там,
Умерших
жалея богов,
Теряет
замки от ключей
И прячет
ключи от замков.
***
Детям молока
Матери искали.
Говорят - пропали.
Зато нашли, говорят, Млечный Путь.
Господь, говорят, их поил киселем.
Говорят, что с киселя
Бабы одичали.
Молочная река.
Кисельные берега.
Родная картина -
ждет мыла кусок
бездомный носок -
дежурит с полуночи
у магазина.
Торговые точки.
Российские толпы.
Магазинное око
С водкой и молоком
Паром заволокло.
А мы дышим и ждем.
Молочная река.
Кисельные берега!
***
Отпотели.
Оставили
На небе и на земле
Горячие вмятины,
На ближних -
Царапины от локтей.
Ушли.
Ушли,
Быть может, и мы,
От вечных очередей.
Ушли,
Навзничь отбросив следы,
Отпавшие от ступней.
Ушли,
От тел отлетев неумело.
Ушли, как смогли.
...шаркают, трутся, пинаются.
вязко
переминаются,
ждут,
шелестят в тишине...
В
белом просторном сне
Оглянись
еще раз назад:
Бесконечные
наши следы
Терпеливо
друг друга теснят
В
неиссякших очередях...
***
Старые
пальцы клюют хлебные крошки,
голодно гладят винные карточки,
считают полоски на старой кошке,
сушат корки мешочки и тряпочки.
...Холод
колышет окно.
Пальцы
крутят
Пряжу из
стужи,
Из
холода ткут полотно.
Старые
веники, пряники, валенки
скатерти, паперти, дранники.
Зевки опустевших стаканов,
хриплый рев потревоженных кранов.
Сплетая воздушные сети,
старухи считают петли.
Чья-то
забытая мать
Фартуком
хочет поймать
Наш
конец света
И, как
больного младенца,
Запеленать
и качать.
Веники, пряники, валенки...
***
Сыплются с неба
лужи.
Ветром
выметаются с улиц
складки
вымокших юбок.
Перепончатокрылых
зонтов
неперелетные стаи
и плащей
хлопающие паруса.
Собачьи хвосты
бездомных
подметают помойки.
Терпеливые нити грибниц
пришивают подошвы зданий
к земле.
***
Стеклянные
хлопают паруса.
Стеклянные
крылья натянуты
в рамах.
Ковчег в тысячу этажей
распахнул тысячи форточек
рассыпая стеклянные крошки -
ждет голубя.
Стеклянные
хлопают паруса.
***
Однажды
сквозь ранее
утро
прорвется рыдание
замерзших батарей и домовых
Метроном
Шагов
под окном.
Однажды
светлая пыль
следов
на балконе
не моих не твоих не его
Мерное
эхо
Поступи без человека
Однажды
охнет стекло
этажей
и ковчег
опрокинется навзничь.
***
Гремит
пустота -
полночный
час пик.
Асфальт
выплавил в муках
след Бога,
чтобы нашлось, куда ступить
Ему,
когда он вспомнит
про
полночный
час пик.
***
Там -
отдают Богу не душу,
а сонные всхлипы
вздохи
и хрипы.
Там
стены одеты старой бумагой
ошпарены влагой
спящей
дышащей
нищей семьи.
Там
мрак и вопль полыньи.
С плохо беленого неба
сорвется бледный кусок
и кинется в борщ,
раскачав полынью:
-
ПА-А-АДАЮ!
Ответное пыльное эхо
от стен:
-
НЕ ПОДАЮ!
***
Вокруг газовой плиты
На стене вдоль пустоты
Танго.
И надкрылья тараканов,
И их парные усы -
Танго.
Возле синего огня
Моей тени и меня -
Танго.
Возле жалкого костра
Два неродственных ребра
Щеткой шоркают посуду -
Танго.
Кухонное танго
Всюду.
***
Два
пьяным ветром ведомых
матерящих ночь
мужика
Взяв
за ватные вялые
четыре обвисших
угла
полосатый матрас
Волокут
обветшавшую чью-то жену.
Волокут сквозь дорогу.
Волокут на помойку.
Волокут в темноту.
Тяжелы им
четыре угла.
Тяжел мат,
и земле мужики
тяжелы.
Тяжко
крестится липа
в ночи.
***
За пылью от пылесосов,
за полосками от матрасов,
за беременными нами телами,
отяжелевшими, грузными,
однажды забудут приехать
терпеливые сборщики мусора.
***
Если
кофе захочешь,
кофе, которого нет, -
зачерпни
через форточку полночь.
Безлунную черную гущу
спешащих часов, фонарей, комаров
и печальной земли
зачерпни.
Выпей
чашку пьяного мата,
чужих горьких снов
и блудного бреда.
Выпей,
что сможешь.
Когда то захочешь,
чего нет у тебя, -
зачерпни чайником
полночь.
Зачерпни ее у соседа.
***
Живу я досыта
и плачу допьяна,
одна влача себя,
как скарб уставший.
Во мне - пожарища,
гражданская война,
пристыженные спины
опоздавших,
бесправных коммуналок
тощий яд,
зеркальных отражений
лгущий ряд,
бетонных зданий
полые остовы,
ненужных знаний
голые основы.
И голоса детей,
загубленных в ночи,
молчат под сердцем,
как зола в печи.
***
Дыра.
Дыра в потолке.
(Сквозь
ты разве
не видишь
озябшие ступни соседей?)
Качается
люстры безгласый колокол.
(Смотри
-
они идут
по нему внимательней,
чем по
краю!)
Чтоб не скрипели
обоев
сухие мышины сумерки
дождь царапает стекла.
(По
кругу -
в
стеклянных шлепанцах -
идут и
идут...)
Там
где вечен балет паутины
виден
след отлетевшего неба.
(Дыра.
Дыра в потолке.)
***
Шарит сном-сном по лицу ночь-ночь
тесная, душная.
- Кто здесь?
- Я, твоя комната.
- Ты мне можешь
помочь?
Сползая-вползая к соседям шуршат-шелестят
обои.
- Если помнишь, скажи,
что
было-не-было
утром?
Ничья-ночная рубаха из стен крест-накрест
по лицу рукава.
- Тень твою и мою,
отлетевшую в
форточку прочь,
помню.
Из квартиры-в-квартиру песка и бумаги шорох -
бредут
наши-без-нас
столы и диваны
пустые
пустые.
***
Тут,
у стен на виду,
на голодном полу,
я бываю,
я жду.
Многие лета
это
лишенное даже эха
почти жилье -
почти мое.
И я жду.
Возможно, я - есть.
Возможно - что здесь.
Возможно, не весь.
Но лицо,
вон то,
на комнатном дне. -
тоже почти мое,
потому что
живет на мне.
Я бываю.
***
Собака моя,
как душа моя, -
плачет,
оттого, что стены
ее и моей конуры
ложатся
на пол,
ложатся
костьми,
ложатся
заживо,
ложатся
крест-накрест.
***
Из пленного вязкого мрака
Мне в стены стучат соседи
И лает моя собака.
Соседи,
от злости голые,
в мятых
ночных рубахах,
соседи,
ночные колоколы.
Узкий быт - поле брани.
Полегшие трубы и ванны.
Влажные тараканы.
Быть
может,
по их
надкрыльям
соседи стучат
свой
набат?
Бранясь оголенным матом,
Бьется в застенную вату
Мой озверевший ближний.
Стучит и стучит -
Звучит.
***
Утром,
без
четверти пять,
следы
спешат
под кровать
в
свои тапочки,
чтобы вовремя,
ровно
без четверти пять,
слиться
с телом,
как
с небом,
чтобы
не
опоздать.
***
Видишь,
как начинается пустыня -
из угла твоей комнаты.
Через высохший хребет лужи
пыльные паломники пауков
бредут к окну,
как к оку Божьему.
Смотри,
как начинается пустыня.
***
Уходят люди, уходят.
Мебель с собой уводят.
Вещи старые прячут.
Забывают их, забывают.
Старые вещи плачут.
***
Из быта
бывшего
выкорчеванные,
Из жизни
крест-накрест
вычеркнутые,
Вещие
Старые
вещи увечные.
***
...Нет
горячей воды.
...Нет
холодной воды.
Нет воды, нет...
Суетятся слепые мокрицы,
Волоча за собой половицы.
Муравьи в боевом порядке
Спешат вниз по кирпичной кладке.
Тараканы бегут в вентиляцию,
Завершая эвакуацию.
От жажды шипя, расползаются
по квартирам чужим
шланги, смесители и утюги.
Клином гусиным взлетели краны,
Брызгались медью их ржавые раны.
Над ванной уже не звучит метроном,
И трубам умолкшим не нужен настройщик
С гаечным черным ключом.
Бельевую струну раскачало
Пересохшее одеяло
И обрушилось вниз с балкона
На очередь за спиртным.
Стены в спины смотрели нищие.
Негоревшее пепелище.
***
Горький запах герани
плывет на помойку
в ладье незнакомых ладоней
в последний мусорный путь,
где без надзора живущих
позволено всем отжившим
скончаться и отдохнуть.
Не греют
ладони,
Не
греют.
Печальная
влага
В стебле
темнеет.
***
Видишь -
окна,
мытые мной
летней
горячей
водой дождевой, -
теперь не мои.
Видишь -
подоконники их
пусты,
чисты
на обоях цветы,
а живые
там не нужны –
живые
изгнаны в снег.
Видишь -
снег бесплодный
засеяв
теплом,
глина горшков
обрастает
льдом –
не боги
их обжигали,
не боги.
***
Ушастый разлапистый
фикус
в полдень морозный врастает.
Холодные лопасти ветра
листья
на юг сдувают
Жаркие,
прежние
окна,
смежные
с небом,
заснежены.
Замер в ознобе молитвы
неповинный
изгнанник рая.
***
Человек,
всегда уступавший дорогу
черным и серым котам,
бесприютным
неверящим псам
и всем встречным
бетонным столбам,
человек,
одинокий и зимний,
холодным
напуганный миром
и тенью
своей мнимой,
по стенам
скользящей мимо,
если ты уже переехал, -
подбери
многоухое дерево,
отогрей
на пустом окне,
приручи
к своему подоконнику,
к череде
нежилых понедельников, -
Быть может,
оно поможет
вытерпеть жизнь
до субботы.
***
Быть может,
хотя бы растений
оконные и настенные
терпеливые зеленые уши
милосердно умеют слушать,
как мечутся под потолком
наши немые души.
***
Солнце
греет,
греет мусор в баке.
Муры-муры, комары,
Муры-муры, баю, -
Под разорванной газетой
Здесь котят рожают.
В целлофановом пакете
Выбросили небо.
В целлофановых пакетах
Голуби летают.
Муры-муры, хмуро здесь.
Муры-муры, сыро здесь.
Муры-муры, сумерки.
Муры-муры, мусор.
Мусор греет,
греет солнце в небе.
***
Где дымами пробиты
воробьиные крылья,
где подвалы забиты
потом и пылью,
где земля захлебнулась
бетонной окрошкой
там, где живые
жить уже не хотят
в мусоропровода
желтые кошки
прячут от смерти
желтых котят.
***
Тенью
жмутся к бетонным стенам
старая кошка
и ее одиночество.
Вдвоем
уходят под землю,
под землю,
в сумерки
и
в кирпичную крошку.
Сумерки
плачут кошкой.
***
Скачет
серый
котенок.
Серый.
А за ним -
полосатое
эхо.
Эхо
скользит
по полу,
Когда
его
прижимают лапой.
***
По миру бредет
Дом без людей,
Подаяния прося
Для заброшенных зверей
Дремлет
по кошке
В каждом
окошке -
Рамы
раскрыты.
В каждой
форточке
Пара
голубей -
Стекла
разбиты.
На
битумной кровле
Мычат
Богу коровы -
Ох,
давно не доены.
Притаились,
не спешат
Тени плоские в шкафах -
Плотно упакованы.
Жмутся к пыльным зеркалам
Бумажки да тряпочки.
Задремали на кроватях
Стаи белых бабочек -
Вышивают наволочки.
Только в
небе едва слышно,
Как все
дальше и все тише
Босой
плачет алкоголик.
Его ищет
у порога
Старый
драный тапочек.
***
У
дороги, у пыльного края,
Осень серые тени роняет.
Утренний пес
Машет хвостом -
Встал и пророс
Желтым кустом.
Вокруг
бесприютного лая
Город
мокрые крыши вращает.
***
Изгнан из рая
сеятель пыли -
житель окраин.
Под окнами
у него
слов случайных окрошка
канавы
колонки
кошки
безногие каблуки и полошвы
лопухи
петухи
их следы
горла луж без воды
иссохшие головастики
нищий набат корыт
слепое око окна напротив
дырами
вырваны шторы
за ними
дерутся тени
спившихся
привидений
поросшие засухой колеи
о бездорожную землю трутся
шины отставшие от колес
окаменевшие комья грязи
законов газетная глина
скорбный запах полыни
сквозь бесконечные похороны
приоткрыто
воротное ухо
и в нем тщится и длится
старуха
День восьмой
под окнами у него,
немого,
и у пустого порога
не видно над мусором Бога!
***
Бетонный колодец
с бездонным окном
ночные
стучащие
сумерки в нем
мужчина
и женщина
порознь вдвоем
свой
отбивают
совместный
срок
в безводный
голодный
ныряя поток
в
бездонном колодце
лишенном солнца
...чревом
порожним
насильно разъять
неподъемную
землю
в посильную пядь
в безликое
тело
в слепую
кровать
...тело
бескрыло
не может взлететь
оно
научилось
только терпеть
поэтому
лучше
его распять
на теле
соседнем
безлюдном и бледном
лишенном
солнца
в
бездонном колодце
...в сплетающей
муке
плененные звуки
гасятся
ритмы
пустеющей
скуки
бессмысленно споря
ищут опоры
незрячие
руки..
И тщетно
к ним
рвется
с
изнанки
колодца
сквозь
посмертную
кротость
падая
в
пропасть
нерожденный
уродец
стремясь
залатать
несущественным
телом
бездонный колодец!
***
Брошенные дети ждут,
когда на пятках
вырастут крылатые одуванчики.
Тогда можно будет
не оставлять следов
в животах матерей.
***
Бог
вкопал кресты свои
нам в ладони.
Сердце
качая,
мать,
бездетная,
плачет:
- Боже!
Где охладить мне
распятые
пальцы?
Бог вкопал кресты.
***
Утро.
Взрослые сжигают миры и мифы.
(медные
люди утра
раздвигают
гремящие шторы)
Полночь.
Мифы детей рождают миры.
(слышишь
- аукают стены
незаселенных вселенных?)
***
Шагнул вперед
от себя
мой дед
и был
впереди себя
убит.
Холодным распятьем
сквозь медленный свет
летит
летит
оконная черная рама избы
из которой вырвана печь.
Туда
навсегда
отброшен мой дом,
над ним
замер
бескрылый дым,
потерявший и тело и речь.
Шагнул
в окоп из дома
отец,
распахнутым горлом
хватать свинец.
В бездну песком осело,
остыв от металла, тело.
Руки - запад-восток,
Сердце - ямы дорог.
От снаряда ко мне каждый день
вращаясь
вращаясь
возвращается длинная тень.
Грохочет проглоченный
вдох,
пальцы праха скребут порог.
Из ребра
сына
взросли города,
и больше ребер ему не иметь -
откачав
из легких его нефть и медь
всходят
всходят
свинцовые семена
а в пустой груди
плодоносит смерть
От рожденья
вдова,
сирота. я -
ничто посреди,
и кругом
нагота
нагота
и глотает
плечи мои
пустота.
Тверда
плоть подо мной,
жилы в камень вросли,
я
питаю собой
травы черной земли.
***
Там, где
высотки бездомны
проспекты безродны
сквозь тонны бетона
соцветия окон
и гроздья балконов
где Город навечно грядет
там
спотыкаясь о монументы и урны
мой
трехглазый ребенок идет.
Ищет дом
мой бескрылый мальчик
пока над ним
учится прицельно взлетать истребитель.
Вой
над огородами Города
белье
откинулось на столбы
Воя
держится за кровавый живот
мое
выходное платье
Воя
шарят вдоль веревочных веток
спиральные пальцы фасоли
Вой неба разжал
зеленые кулаки
душных полуденных тополей
и фасоль
от балконов
падает
падает
навзничь
качая вдоль стен набат тишины.
Жду
неодетая
смотрю на убитое платье
и грохочут углы моей нищей квартиры.
Войдет
опоздав и плача
и спрячет
исподнюю близорукость лица
мой мальчик
от ладоней моих
прянут прочь
невзрачные узкие
детские щупальца
ища
в оставленных позади
кирпичных расщелинах
окаменевшее молоко.
Он жив
живы три черные бездны зрачков
это я - его сирота
я мать его
до тех пор пока
меня
хлещет дождь по кислотным щекам.
Мы
тюремные матери
вдовы
и стены
Мы
мира
глухие углы
и кладбища
Мы
бездонны
бездушны
безводны и нищи
Мы пустыни
по призыву составлены набок
пустыня к пустыне впритирку на нарах
в очередях за требухой
за водкой
за мясом
за маслом
за жизнью
- Видишь, мальчишка спешит домой?
Это мой!
- Мама
солнце завтра упало
и стены его поймали
и придут еще застенные
заплечные
люди с мешками
ушибленный свет накормить минтаем
и ничейные кошки заплачут от голода
потому что
от
человеческих форточек холодно
и не к ним падает рыбный дождь.
- Мама
оно вчера было Солнушка
и пудрилось одуванчиками
и уйдя от людей с чешуей на пальцах
теперь пудрится пылью в подвале
- Мама
давай усыновим себе солнце вчера?
Было солнце
похожее на меня
но стены
смогли больше
чем я
а мальчик мой
многоглазый
слепой
ощупью
через вечность
пробирался домой.
***
В никуда
грянет срок
городам -
стены стянет в комок,
раскачав,
оборвет
мой пустой потолок
Небу станет легко -
глубоко
потолок под землей,
глубоко.
Известковая бязь
тяжела
на лице,
и меня уже нет, и лица уже нет,
и никто
не успел
в мире выключить свет -
далеко
же нас унесло,
далеко
Но в конце
всех концов,
на краю всех миров,
на заброшенной
грядке
в семье огурцов
свет
однажды
голодную почву прорвет -
непогасшая лампочка
вдруг прорастет.
Молоко в
провода потекло,
молоко.
Сын,
в этот срок,
на обрывках времен,
на одичавших
шкурах племен,
родись
из неволи
моих костей,
из оплавленных
черных
моих горстей.
Жди,
новорожденный, жди
молока
у земли
на груди.
***
Иду
и свою могилу
собой
несу.
И в муке
крест
вскинул руки -
удержать
тело
на весу.
***
Ношу в себе покой.
(Неродившийся,
просит
молока.)
Ношу в себе покой.
(Недоношенный,
плачет
он от голода.)
***
Как хорошо
в тишине
на распятом
бледном окне
обугленным
лечь крестом
и хоть однажды
взлететь
над моим
больным
этажом!
***
Не убивать,
не предавать,
не лгать
не мучить
не страдать
Со стоном
плоть земли
обнять
вдохнуть песок
и не дышать...
***
Мы с тобой -
два измученных сфинкса,
Две тяжелые,
смутные тайны,
Вдруг
застывшие в чаше мгновенья.
Два бездонных непониманья,
Вдруг скрещенные в несовпаденьи.
***
Где же я?!
Мое сердце - моя земля,
Горсть планет
В вещем теле закрытом.
Где же я?
Что еще в моих недрах зарыто?
Когда цепи тела молчат -
Сквозь тьму крови -
Стучат.. и стучат...
Где же...
***
Дожди куют в изнеможеньи
Тоски крылатое круженье.
Зрачки полей полны водой,
Безмолвен коршун над землей.
Иду к
себе.
Иду
домой.
И дом
мой
Дышит под травой.
***
Бог уходит.
Мой Господь не со мной.
На иконах
Святые
Повернулись спиной.
Я смотрю в рукава их пустые.
И затылки немы,
И плащи их седы,
И ветхие посохи их проросли
В гнездовья кружащейся пыли.
Бог уходит.
Мой Господь не со мной.
Ступни ног
Опоздавших
Зависли над тьмой.
***
Ломят кости
вести из ниоткуда.
Первый голос
бросает в лицо - Иуда!
Второй молчит,
оплакивая Христа.
Третий твердит -
пустота,
да и та - не та.
Если души
нераспечатанное письмо
ко лбу, как к небу, прижав,
прочитать -
можно, не удивившись, узнать,
что жаль пустоту, и Христа, и Иуду,
что не была, не есть и не буду.
Не была. Не сеяла. Нечего жать.
Значит, жизнь - нерожденное слово.
Выбор мал. Слишком мал:
Быть - не быть. Отвергнуть - принять.
И всегда - с понедельника -
зачинать ее снова.
Тяжкий сон
прогибает темя,
стирает тело и старит время,
кости ломит.
Днем
только кости и вспомнят
вести из ниоткуда.
***
Болью
взрывают вены
семена тоски.
Болью
выращивают корни,
а не крылья.
По боли голой
линии судьбы
сползут с руки
и с пальцев,
разомкнувшихся в бессилье.
Невспаханное
поле -
ладонь
младенца -
жаждет
боли.
***
Когда
женщина
моет посуду
Когда
покой
под рукой
и вода
Когда
плиту
шевельнул
душевный вздох
пирога
Тогда
из
кухонного
ведра
тихо
шепчет
вчерашний мусор
о том
как в
нем
царапая
бумажную
ветошь дня
растет
из огрызка
яблоня
И женщина
и ее тишина
ждут
вдоль седого от света
окна
ждут
яблоню
из ведра.
***
На дне ведра -
теснота:
квохчут
газетные клочья,
высиживая букву ЯТЬ.
А
получилась -
ФИТА.
Не та.
***
Я сижу.
Вяжу
Себе
разбитое
корыто.
Бьется шмель
В мое
Окно,
а оно
открыто.
***
Сама себе воз
и возница,
и стимул,
и колесо,
в колесе -
бесконечная
спица,
а все тащит,
конечно,
осел.
***
В июле варенье сварили,
Не съели в апреле - забыли.
Год прошел,
и еще.
За банкой никто не пришел,
и варенье пошло само.
Пенясь в
стеклянных стенах,
терпеливо
бродит оно,
рождая
пузыри и вино,
от дна
до покрышки,
от
покрышки до дна,
веря,
что вечны его
клубничные
семена.
Январь.
Варенье в крестовом походе
В банке запертой бродит.
***
Мой холодильник болен.
Мой холодильник бредит.
В нем скопился горячий жар.
Он вздыхает распахнутой дверью.
В холодильнике - юрский период,
И в забытом яйце сердцевина густеет.
Мой
холодильник - греет.
В
скорлупу упираясь гребнем,
В нем
петух восторженный зреет.
***
Однажды в году
в кофточках и клубках моли становится тесно -
рождается ветер.
Однажды в году,
высидев сотни зданий,
крыши слетают с гнездовий -
рождается ветер.
Кружит
бумажки по полу,
Кружит
ковры по стенам,
Кружит
под лампой кошек,
Кружит и кружит, тревожа
На ужине полупраздничном
Кружево мелких крошек.
Сестры мои, следите -
однажды в году
даже на нашей кухне
рождается ветер.
***
День
глиняный
выпал из рук
катится
солнце
блюдце без донца
звон
стук
горло кринки
глотнуло
песок и прах
потекло
ночи черное молоко
в земной страх.
***
Над нами, над нашими головами,
темнеет провал -
ветер там
штопает облаками
бездонный небесный подвал.
Незримый
Там чистит котлы ночей,
там стонут камни
и стынут своды,
сложенные из некирпичей.
Звезды
мечут икру
в опрокинутом
Млечном Пути
и терпеливо пьют
черное немолоко.
Не смотри туда долго,
и не надо туда идти,
там - глубоко.
***
Мы с тобой -
два измученных сфинкса,
Две тяжелые,
смутные тайны,
Вдруг
застывшие в чаше мгновенья.
Два бездонных непониманья,
Вдруг скрещенные в несовпаденьи.
***
Ты боль хотел увидеть? - на, гляди! -
Как пляшет ворон на живой груди
По едким углям вырванных огней,
Туша крылами землю впереди.
Смотри, как тщатся перья залатать дыру,
Ныряя вниз к предсмертному одру,
В стихию нераздельных мутных вод,
Потоком снесших опаленный брод.
Смотри, смотри в кровоточащий мир,
Отчаяньем залатанный до дыр,
Где не вставало солнце, нет луны,
И горизонты заревом полны.
Ты хочешь инея добиться от огня,
И все виной измерить в полдне дня?
Так жаждешь боли? Радуги из льда?
Услышать, как шипит в аду вода?
Вина у боли просишь? - Что же, - пей!
Питайся пиром жалким до исхода дней,
Пока не поглотиться чревом мгла -
Ты не поймешь убожества стола.
***
В неповинное тело свечи
отмолчавшую душу вложи,
распечатай огнем и лечи
в зароившемся небе ночи.
Узким горлом глотая лучи,
невесомая тень пробежит
по границам лица и личин,
по распавшимся звеньям причин.
Кто в засеянном мраке молчит?
В
потолок осторожно стучит?
Кто
стучащее там заточил?
Кто кого
по углам сторожит?
Клюнув солнце под сонным пером,
рыжий беглый петух прокричит
про горячее сердце печи
и заснет под своим топором.
***
Солнце - полуденный пуп.
Дождь - пуповина небес.
Пятка юного Бога - земля.
***
День
над колодцем молчит,
кружа над грядой горох.
Вскрывают тугие стручки
Трескучие трели сорок.
Точит свои мечи
стойкий чертополох.
На выбеленной печи
кошка считает блох.
В жарком безбрежном лесу
Полдень качается на весу.
***
Липа со стоном
встряхнула
кроной.
Это
в пыльном полуденном зное
время прижалось к ветру.
Это
всхлипнула отрываясь
оцепеневшая ветка
Там, где полдень истаял,
Воробьями липа взлетает.
***
Посмотри -
липа
седеет вдоль веток
дождем,
непрозрачным от ветра.
Липа
седеет изнутри.
***
В сне бездонном,
В полдне сонном,
Камни молят
О движеньи,
О живой,
Прозрачной коже,
О случайности
Рожденья.
В сне глубоком
Камни слышат
Бесконечный
Гул растений,
Ветер движет
Кроны сосен,
А земля под ними
Дышит.
По земле
Скользят тревожно
Корни трав,
Следы животных,
И спешат
Концу навстречу
Души
Всех неосторожных.
***
От яблони
яблоко
падало,
Падало далеко.
Струила
корова
по вымени
Тягучее молоко.
Солнце
сеяло
семенем,
Взлетающим высоко.
Падало,
падало
яблоко
Сквозь траву и пески
Через донные вздохи реки
Через зыбкую рыбную рябь
И вспененную твердь облаков
Падало,
падало
яблоко
От яблони высоко.
***
Дождь.
Размокшие
вопли лягушек.
Пряча фуфайки в дожде,
Тащатся бабы с полей,
Согреваясь горячим матом.
Дождь.
Плещутся
в бабах лягушки.
Дождь
Гремит в
моем рукаве.
За пазухой жаря картошки,
Тащатся бабы с полей.
К мокрой
моей фуфайке
Осень
приникла -
Плакать.
***
Как безголосый хор,
гомонит свой тоскующий вздор
перелетному клину вослед
птичий бескрылый двор.
В стиснутых сумерках хлева,
возле колоды с хлебом,
беззащитные вытянув шеи,
гуси прощаются с небом.
простыни и полотенца -
полотна сбиваются в стаи,
вздымаются и улетают.
Льняные, цветные, пернатые
крылья полетные птиц
стирают тенями квадратными
пыль с человеческих лиц.
***
Неподвижна небесная стая ворон.
Засевает поля их простуженный звон.
(В
скорлупу снегов
из
желтка земли
кто-то стучит терпеливо.)
Пленное время бесцельно кружит.
Воронья молитва над полем хрипит.
(Увязли
крылья
в
дорогах неба
разбитых нехлебных.)
***
Белый покой
лег на порог.
Белый покой
на крыльях сорок.
Богом
помечены белые крылья.
Белого
учительским мелом
сегодня
касается Бог.
***
Лунный
свет льет лунный снег
в
неторопливой ночи.
Спит мой саманный дом.
Спит в трубе лунный дым.
В неторопливой ночи
Светится пепел в печи.
Трутся о жар кирпичи.
Им
снится прохладный огонь
В неторопливой ночи.
***
Чистую пряжу снега
ворошит, ворошит лопата.
Ворота
ушли из забора
греться
в тугом сугробе,
оттаяв, вернутся обратно.
***
Греет мышиный дом
хищным протяжным дыханьем
кот с ледяными усами.
Зима
Белый Кот.
Белый
Кот в январе.
Его
следами сосчитаны
Все
дрова
На
промерзшем дворе.
***
Мох на стенках колодцев переплавился в лед.
Туда спускался невидимый кот
С бродячим колючим репьем на хвосте.
Он дышит неслышно в нору в темноте,
Где мышь ведет убывающий счет,
Касаясь усами своих детей.
***
Прямо под Белым Котом,
Под горячим мышиным гнездом,
Рядом,
не глубже самой земли,
шевелятся спящие семена
заборов,
камней,
лопухов
и планет -
Земля обещает парные дожди.
Жди,
рядом,
не глубже семян и земли.
***
Мышь мышат ворошит.
Тихие святки.
Кот сторожит.
Земля ворожит.
***
Солнце льет свет
молоко на снег
в земле
движется нефть
плоть
соль
грех
Голодны семена тоски
Влажных сосулек соски
роняют им
млечный путь
вверх
вверх
вверх
***
Земля
безразмерным теленком
дремлет
под недоенным небом.
***
Над крыльцом карниз
размеренно и легко
сцеживает вниз
снежное молоко.
***
Вдоль
нетрезвых заборов
двоятся следы -
Пьяной
талой воды
нахлебались коты.
***
Лижет крыши влажный дым
над коньком,
Пыль глотает снежный сок
под крыльцом,
длинный след –
Ветер гладил простыню,
выкрал плед.
Вором скачет белый кот
от ворот -
Катит солнце в полынью,
в черный лед.
***
Песня
колодезного
ведра
1
Цепь моя
ржавая
не бережет не балует
колыбельных
не поет жалобных
2
Ах!
Взмах.
Ох.
Вздох.
Вверх.
Вбок.
Плеск.
Стук.
Тепло рук.
Дорого,
Да недолго.
3
Обратно-туда.
Холодна вода.
Капли горьки.
Стены да мхи.
Бока помяты.
Туда-обратно.
...
И репьи звезд
не
похожи на их отраженья!..
Но
на весь колодец одно
светом нездешним сияет
мое
помятое дно.
... И в беспамятстве
вытаивают лягушки изо льда...
4
... воду ведром
взбивая
цепь
колодец качает
... вода ледяная
тверда
голодна
глубока как скала
... язык
подземного колокола
о стены
колодца колотится
... прося
телу земли
тепла
5
Ведро в колодце
наглоталось солнца
и разродилось в радости
солнечным зайцем.
***
Кот
трется ушами о щеки солнца,
манит к себе вещие сны:
Сон
о проглоченных солнечных зайцах;
Сон
о старухе, шьющей на пяльцах,
и наглухо в ней застегнутом сердце,
и своих полосатых пальцах,
ловящих цветы на ситце;
Сон
о вогнутых крышах китайских пагод,
где, лапы ему спеленав сетями,
шепчутся душно китайские мыши,
на бледном звездном пшене гадая
и трижды в небо луну бросая;
Сон
о старом слепом коте,
глаза у него в хвосте,
а внутри
бродячие зрячие точки,
следящие,
как в узких канальцах крови
на волю
тянутся почки
жгучей весенней травы
и горячие
комья земли;
И еще один сон о том,
как прямо в полуденный гром
из хищных глубоких нор,
где прячется древний вор,
вырастает
мышиный горошек,
чтоб
гладить бесстрашными пальцами
гулкий небесный пуп.
XIV Знак Овцебыка
(Триптих)
Часть 1
Число одиночества
1.
***
Оставив Солнце
в беззвездном мраке
свой Зодиак
покинули
Знаки.
***
Ушли из двенадцати Городов,
оставив закрытыми входы Домов.
***
В раненой пустоте
древнейшему сироте
оставив число потерь -
тринадцать,
гонимое за беду,
за боль утрат и измен
и нежданный долг перемен.
***
Считающим до нуля
бомжам, волхвам и цыганам,
апостолам безымянным
осталось одно лишь
пророчество
-
число
одиночества.
2
***
По скользко-провальным спинам воды
пересекая чет-нечет числа,
в беспричинный пуп пустоты
вползает
ладья
по плавникам ударяя рыб
тенью единственного весла.
***
В ней нет рулевого,
нет
дна,
нет
кормы.
В ней не было света
и
не было тьмы.
***
Сердце из пыли
ссыпая
в зенит,
свивая рогами
из
ничего
бесцветную гибкую
нить
длящейся всюду
тени,
зрачки развернув
вглубь
себя,
на части разъятый
и
спящий,
бодрствует там
Овцебык
над палубой
ненастоящей.
***
Задраенным трюмом тесня океан,
ладья влечет груз нерожавших утрат.
здесь воды еще не просили ветров,
и голые мачты не ждут парусов,
никто не услышит над палубой зов
тысячеключного звона Петра.
3.
***
В деснице Петра пустеют ключи,
И можно ими уже не греметь -
Остался замок, но распались врата,
И больше нечего здесь запереть.
Во взоре охранника лишь слепота,
И просеки голые в блудном раю,
И празднует там одна пустота,
И ангелы там давно не поют.
И вор обездолен - нечего красть,
И нет ему смысла красться в ночи,
И дна не окажется, чтобы упасть,
И звука не будет - кричи не кричи.
***
Сросшись спиной со скорбным замком,
Бдительный страж смотрит только вперед,
Он камень, он столп, он упрям, он молчит,
Как друга, он верного грешника ждет.
Быть может, тот все же однажды придет
И примет с усталой ладони ключи.
***
Нечаянный странник вечность прервет
И стражу позволит покинуть врата,
И камню - в песок умереть без стыда,
Отпустит вину и прикроет глаза,
И вещие очи замкнет без труда.
В бесцветную радугу канет зрачок,
В нагих небесах полыхнет бирюза,
И пустошь Эдема пронижет вода,
И почву раскроет лучом борозда,
И где-то будильником вскрикнет сверчок.
И
Бог бездыханный впервые вздохнет
И
долгожданным сном жизни уснет.
***
Нагое небо.
Голая вода.
Распались
ребра ноева плота.
Обрушились
столетние мосты.
Ничьей
ладьей
вращает жерло пустоты.
Поверх
бездуновенных вод
Последний
грешник
За руку
ангела последнего ведет.
Часть 2
Ничьи сторожа
* * *
В
безымянной эпохе
крайний миг бытия
миром изношен до дыр,
и над жильем человека
истощился последний дым.
и замолчали собаки,
и кошки съели мышей.
В
безымянной эпохе
Не осталось
ничьих сторожей.
Одно терпеливое небо
Тысячелетья пустые
Пологой земле возвращает
гулкое
эхо
лая.
* * *
Ни мира, ни войн
среди
неподвижных
морей.
Оборотным лицом
в
темноту,
как
в черный
платок
вдовы,
отвернулась
луна
оплакавшая
царей.
* * *
Когда
глазницы умерших покроет вода,
когда вода испарится дотла,
когда песок перетрется в пыль
и канет в пыли без следа
забытая Богом звезда,
Когда
и небесные пропасти
исчерпаны будут до дна, -
Над стволом последнего кедра
Вспять покачнется время,
Разомкнув неподвижные недра.
* * *
На скалы вползут ледники.
Сдвигая дыханьем пески,
прозреют слепые вулканы,
чтобы в ожившие жерла
собрать свои черные камни,
лаву и белый пепел.
Вновь народившийся ветер
иссохшие русла рек
смотает в тугие клубки
И донную глину
Взорвут родники.
* * *
Гробницы
из ила, соли и льда
расплавит
телом
своим прозрачным
возобновляющая
вода.
* * *
Волна шевельнет плавником,
вздохнет половицей дом,
веревку растянет белье,
графин себе водки нальет.
Облака обозначат лицо,
соберет скорлупу яйцо
и воздвигнется первый стук.
И влага коснется рыб,
И весла коснутся рук.
Часть 3
Жизнь колодца
***
Ночь,
ветер, небо, звездопад -
Колодец
полон.
Роняя семя, наклонился клен
Во тьму проема.
Толкаясь в стены, над водой
Роится гомон,
И эхо падает ко дну, легко взлетая, -
И дышат зерна, в отражения свои
Врастая.
Колодец
звезды на собой кружит,
И
колыбель
воды наполненной дрожит.
***
Бессмертный труженик и маг,
Как переметная сума,
то пуст, то полон,
Звучит он гулкой пустотой,
Своей беременной водой
касаясь неба,
Жилец не моря, не песка,
И телу лишняя рука,
он глиной дышит,
Он ждет не в яви, не во сне,
И доверяет лишь себе,
и ясно слышит;
Всем мхом он чувствует - под ним,
На жарком противне земли,
под толщей плоти,
В самой непаханной глуби не камни стонут,
Не бесы магму теребят,
не бред, не омут...
***
Он говорит в туман зари,
Что там, под тьмой пупа земли
Живородящий
дождь шумит,
И
птичий клин журчит в зенит,
Плеща
крылами,
И
греет печь, и чью-то крышу сушит дым,
И
петухи, вонзая шпоры в облака,
Звенят
ночами,
Тесня
горшок, растет зерно,
И
стережет чертополох,
Гремя
мечами,
И
прямо в темечко луне,
Чтоб
дальше ветер стражу нес,
Послушный
пес
Послушно
лает,
И
кошка, слушая спиной
Молитву
старого кота,
Легко
зевает,
Чертя
усами на стекле
Увиденное
в вещем сне.
И
кошка
знает,
Что
пенится в плодах вино,
Созревшее
уже давно,
Ничто
не голо,
Под
крышей спящему яйцу
И
будущему праотцу
Свою
псалтырь
Читает
голубь,
И без усилия пройдя
Сквозь стены дома,
Созревший дождь несет себя
Над чистым полом, -
Дом
будет
полон.
И без единого гвоздя,
Все сущее благодаря,
сомкнется
купол,
И перед ним,
В руках сияющего дня,
Шагнув с пелен,
замрет
ребенок,
И канет
Время впереди,
и
нет
могилы,
И под кладбищенской травой
Не смертью мучается кость,
Обремененная судьбой,
А трудится живая ось.