ЭСФИРЬ  КОБЛЕР

ИСТОКИ  ЕВРОПЕИЗМА

ЭССЕ

 

Автор благодарит всех, кто помогал в издании этой книги.

Москва, 2001

 

 

Содержание

 

Агамемнон

Разговоры с Богом

“Гамлет” или оправдание Добра

Время разбрасывать камни

Звезда Вифлеема

Апокалипсис. Книга вторая

.

АГАМЕМНОН

 

Европа цезарей, церквей, республик, костров инквизиции, печей Освенцима, войн и революций, Европа духовных подвигов христианства, Возрождения, исследований духа, великой музыки, вселенской философии своим рождением обязана подвигу, жизни и смерти одного человека, чью память она недостаточно чтит: Агамемнону.

Гибель Трои, зарождение Европы, построение Рима - были зачаты, как и Ахилл, в день свадьбы Пелея и Фетиды. Богиня раздора, Ирида, бросила на стол яблоко с одним лишь словом: "Прекраснейшей". В этом слове и всем, что с ним связано, заложены основные принципы европеизма: аналитичность, эстетизм, фатальность и жестко обуслов­ленное развитие событий, которое изобличает наличие Высшей Силы, давшей начало Европе в Греции и Риме.

Парис, вынужденный рассудить трех богинь, отдал яблоко прекраснейшей - Афродите. Он думал и действовал как пастух, как истинный плебей, мечтая не о царстве, а о телесной, физической любви. Так же поступал он и в дальнейшем, став внезапно сыном царя Приама. Он украл прекрасную Елену, не рассуждая о попрании гостеприимства, черной неблагодарности и не думая о последствиях. Он был лишь необ­ходимым звеном, орудием в руках Фатума, который правит историей. Главными действующими лицами в начале европейской истории стали Агамемнон и Ахилл. Зарождение Ахилла совпало с зарождением раздора, гибель Ахилла совпала с концом раздора. Ахилл - движущая сила "Илиады", он ограничен историей Греции, самых прекрасных и траги­ческих ее минут, жизнь Ахилла мы знаем от зачатия до героической смерти. В этой жизни много горя и потерь и самое страшное - Ахилл знает свою судьбу. Его жизнь - исполнение Рока.

Но Агамемнон, с его мятущимся, властным, сладострастным характером, с его прозорливым умом, с его блистательным мужеством не только на поле брани, но и перед лицом неумолимого рока, принадле­жит истории Европы. Его судьба на тысячелетия больше его жизни. Он определил историческое  существование Европы. История жизни самого Агамемнона очерчена одним человеком - Эгисфом. Эгисф захватил Микены и убил отца Агамемнона и Менелая - Атрея. Дети были обречены на вечное странствие, но Спартанский царь Тиндарей вернул им престол, взяв Микены и изгнав Эгисфа. И ненависть Эгисфа к Агамемнону воз­растала по мере славы и подвигов героя. Он дождался Часа. Эгисф пришел к Клитемнестре, когда она поклялась убить мужа. Клитемнестра была первой добычей Агамемнона. Юный царь возвратился в Микены и пошел войной на союзника Эгисфа - царя Писы Тантала, убил его и младенца-сына, а его жену, Клитемнестру, взял себе в жены. Она роди­ла Агамемнону трех детей - Ифигению и близнецов Электру и Ореста. Дети примирили ее с Агамемноном, но смерть Ифигении вновь посеяла ненависть. Клитемнестра и Эгисф соединились в ненависти к Агамем­нону. В этом сила их любви. Десять лет Троянской войны они живут вместе и вместе идут на преступление. Кажется, сами боги покрови­тельствуют им. Смерть Агамемнона неизбежна как судьба. Ничтожество убивает героя - это сила Рока.

Жизнь Агамемнона мы видим только в одном цельном моменте, но весь этот момент подчинен главной мысли - разрушению Трои. С трагической неуклонностью Агамемнон осуществляет свою идею. Он выпол­нял волю Провидения, он должен был положить начало истории Европы. Он не боялся ничего, шел навстречу Судьбе и сумел выполнить задачу, которую перед ним поставил Бог.

Агамемнон, а не Менелай, возглавляет поход против Трои, на не­го падает основная ответственность, ответственность не только на поле битвы, но и моральная. Боги Греции не помогают ему, они его не любят. Он - деятель Высшего Разума, Фатума, который движет историей, определяя ее на тысячелетия вперед. Агамемнон избран, и он единственный, кто мог выполнить эту миссию. В поле Судьбы греческие боги не входят, они против Агамемнона. Агамемнон всегда во вражде с ними. Выигрывает войну Судьба, а не Агамемнон, но он выражает волю Судьбы и должен погибнуть. Боги Греции мстят ему как делателю Судьбы.

Он желал черноокую Хрисеиду, которую готов был предпочесть Клитемнестре, но Феб и Ахилл отнимают ее, тем самым определив судьбу са­мого Ахилла, Агамемнона, Трои. Агамемнона обвиняют в сластолюбии, а между тем он, верховный вождь, царь ахеян, имел право на военную добычу

больше, чем любой герой. Он жаждал после битвы ввести в свой дом другую жену. Он знал, что Клитемнестра ненавидит его, и он с ра­достью бросил ее и новорожденных близнецов, уйдя на войну. Гибель Трои и объединение греков были его заветной мечтой. Могучая, бога­тая, азиатская Троя могла очень быстро сокрушить маленькие гречес­кие города, за которыми еще не стояла Европа; Азия погло­тила бы Грецию. Но какое дело Клитемнестре до истории! По мнению Клитемнестры, Агамемнон слишком рьяно взялся за дела своего брата Менелая и ее сестры, прекрасной Елены, которую она с детства нена­видела, потому что та всегда затмевала ее.

Судьба навсегда разводит ее и Агамемнона. У него не должно быть семьи, любви, привязанности. Он одинок.

Поход начинается в Авлиде. Долго в паруса греков дул противный ветер, они не могли отплыть. Начались болезни и мор. Солдаты роп­тали. Тогда прорицатель Калхас объявил, что попутного ветра не бу­дет до тех пор, пока не принесут в жертву богине Артемиде юную дочь Агамемнона - Ифигению.

Как ни жаждал Агамемнон войны, но и он был потрясен. Почему именно он должен заплатить жизнью дочери за то, чтобы Троя была разрушена? Менелай уговаривает Агамемнона пожертвовать дочерью, подчиниться воле богини Артемиды. Для греков - это война за восстановление чести Менелая, но Агамемнон не мстит. Его цель иная: Греция, а не Троя должна стать в центре цивилизации; Европа, а не Азия. Троя могущественна , прекрасна, богата; но мелкие греческие полисы, не очень богатые и не очень цивилизованные, сплотились волей Агамем­нона и одержали победу над Троей. За эту победу всем расплачивается Агамемнон.

Агамемнон вызывает Клитемнестру вместе с Ифигенией якобы для свадьбы с Ахиллом перед началом великого похода. Но не смог выдер­жать - послал другого гонца, чтобы сообщить Клитемнестре истинную причину, но Менелай - Менелай! - перехватывает гонца и упрекает Агамемнона в том, что он предает общее дело! Менелай не платит, не жертвует, выходит победителем, и, получив прекрасную Елену, забы­вается Историей. Агамемнон - в своих переживаниях и страстях, жертвах и ненависти - драматичная, сложная фигура, это психология человека XX века. Он как бы создал тип на века, он не только создатель Евро­пейской истории, но и предтеча будущей драматической психологии ев­ропейца.

Клитемнестра приезжает и узнает, что ей предстоит. Ее муж, ко­торого она давно ненавидит, призвал на смерть собственную дочь. Ей, преданной всеми, не у кого просить защиты. Только Ахилл, чью юность и благородство она заметила, может помочь ей и она, гордая Клитемнестра, на коленях умоляет его спасти дочь, ту, которую назвали его невестой и которая в других обстоятельствах была бы ею.

Ахилл. Его юность. Его возможность и еще неудовлетворенность чувств. Он не политик, не провидец. Он трагический человек. Он стал бы поэтом, если бы не был воином. Слезы матери, ее отчаяние, молчаливое смирение Ифигении трогают его, и он хочет защитить их, видя несправедливость того, что должно произойти.

 Он не понимает Агамемнона, чье сердце разрывается при мысли о дочери. Не понимает, что Агамемнону нечего сказать войскам, которые ждут от него жертвы, и что он не может восстать против Предназначения.

Он, Ахилл, защитит Ифигению, даже если придется сражаться про­тив всего войска. Но сама Ифигения решила принести себя в жертву. Что прочла она в глазах отца? Или она знала о его мечтах - ведь она любимая старшая дочь. Или, может быть, она, как дочь своего отца, чувствует Предназначение и идет на смерть, понимая, что спасает дело Греции. Ифигения смело шагает под жертвенный нож, идет сквозь строй смолк­нувшего войска. Плачет Агамемнон; до безумия потрясена Клитемнестра; нож как будто входит в сердце Ахилла; потрясены воины. Все ждут чуда, и, хотя чуда не происходит, это ожидание в веках переходит в уверенность, что чудо было. В поэзии Ифигения продолжает жить после смерти.

Подул попутный ветер. Теперь Агамемнон - признанный вождь. Он ведет свои войска. Но отныне он навсегда одинок. Смерть Ифигении принесла ему полную власть над войском, но как человек он стал для всех чужим.

Девять лет шла осада Трои. Агамемнон был неутомимым вождем. Он с неизменным постоянством отстаивает интересы Менелая, сильной рукой руководит войском. Но чтобы девять лет удерживать воинов, нужно иметь цель более высокую, чем прекрасная Елена. Девять лет борьбы с Троей не увенчались успехом. Но греки, стоявшие под Троей, чувствовали, что если уйдут, то погубят Грецию и изменят лик буду­щей Европы. Греки остались. Их держал мощною рукой Агамемнон и вдох­новлял возмужавший за эти годы Ахилл. Ахилл состоялся как личность на войне. Он не имел дома в детстве и не успел обрести семью. Вся поэзия ранней юности прошла у него под знаком войны, но он сумел сохранить поэтическое видение жизни и благородство души. Он умел  любить, он был преданным другом и непобедимым воином. В нем много нежности. Смерть Ифигении - его первая ступень к возмужанию. Если раньше он, юный воин, беспрекословно подчинялся вождю ахеян, то теперь, предводитель своего войска и великий герой, хотя и подчиня­ется воинской дисциплине, но не любит Агамемнона, считая его без­душным и жестоким. Ахиллу, как и Агамемнону, предназначена истори­ческая миссия, но он ее не знает, он, юный герой, хочет жить, лю­бить и быть любимым.

Нравы древних людей достаточно грубы. Ахилл, захватив Фивы, убивает семерых братьев Андромахи, жены Гектора, но он не оставляет непогребенным тело ее отца, Эстиона, не совершает надругательства над трупом побежденного. Так же благороден он и с Приамом, выдавая ему труп ненавистного Гектора. Можно ли требовать большей добро­ты от человека, знавшего только войну? Боги дали ему жизнь только на краткий миг сражения. Душа же его добра и сострадательна. Чело­век, еще одетый в шкуру льва и прикрывающийся бронзовым щитом, зачастую говорит столь человеческие слова, будто он прошел долгий путь цивилизации. Он закален в войне: он заслуженно один из вели­чайших героев, предводитель воинов, и он не любит Агамемнона и не боится его. Единственная его слабость - он не знает Высшую Волю и поэтому бессилен перед Агамемноном и должен погибнуть. Но Ахилл знает свою слабость и выбор Судьбы. В этом его трагизм и благородство, поэтому великий Ахилл, обладающий даром Силы, так трогательно чело­вечен.

Начало трагедии зародилось в захваченных Ахиллом Фивах. Стянулся один из узлов, который привел к гибели Трои и началу Ев­ропы. Там попали в плен две прекрасные женщины: Хрисеида, дочь жреца Хриса, которую отдали Агамемнону, и Брисеида, отданная герою Ахиллу. "Илиада" начинается с трагедии Хрисеиды.

Жрец Хрис умоляет вернуть дочь в отчий дом, но Агамемнон непреклонен. Эта женщина - его добыча.  Он владеет ею по праву силь­ного и по праву вождя. Такое право для него естественно. Он не со­бирается отдавать то, что ему принадлежит. Тогда опечаленный Хрис просит заступничества у Апполона и бог, внемля его горю, насылает мор на войско греков. И, странно, платить самым дорогим для себя снова должен Агамемнон. Это рок. За осуществление идеи он должен заплатить всем, что есть у него. Ведь недаром он говорит в Совете, что Хрисеида ничуть не хуже Клитемнестры, и не рабыней, а женой хотел он ввести ее в свой дом. Он знает Клитемнестру, знает, что ее ненависть после смерти Ифигении такова, что жить им вместе на одной земле невозможно. Речь только о том, кто опередит события и кто пер­вым нанесет удар. Хрисеида ему мила "и красотою, и девственностью, кротким нравом, умом". "Но соглашаюсь, ее возвращаю, коль требует польза", - с горечью говорит Агамемнон. Он видит и чувствует, что непомерные жертвы, принесенные ради общей пользы, не только не воз­буждают сочувствия, но, наоборот, вызывают ненависть к нему. И он переполнен гневом. Особенно после смерти Ифигении его ненавидит Ахилл, и он, может быть, единственный, не боится гнева Агамемнона. Ахилл чувствует себя истинным героем битвы, а роль вождя Агамемнона покрыта для него мраком Истории. И именно на Ахилла направляет разгневанный Агамемнон ответный удар: "Но к тебе я приду, и из кущи твоей Брисеиду сам увлеку  я..." - восклицает он в гневе.

Брисеида дорога Ахиллу. У него нет никого. Эта женщина стала для него всем. Тут, на поле брани, которое и есть его жизнь, она дала ему любовь и сотворила дом. И он, человек, горькой судьбы,  лишается своего последнего утешения. Ахилл вынужден уступить, но в гневе клянется, что не вступит в бит­ву, даже если троянцы оттеснят ахеян к кораблям. Оба лишились возможности счастья и тем самым оба обрекли себя на гибель,           но должны жить до тех пор, пока не исполнят свое Предназначение.

Поскольку Агамемнон - вождь и деятель, то именно он движет войсками, побуждая их к войне. Когда он обходит свою рать, то для всех областей, для каждого вождя, героя и воина находит он пламен­ное слово, зажигая на битву. Так происходит потому, что гибель Трои - истинно его дело. Он уверен, что только гибель Трои станет триумфом будущей Греции и сделает ее спокойной и свободной. За де­вять лет войны ему удалось объединить войска самых разных греческих областей, создать единую армию и единый народ. Но это - на войне. Кто знает, останься Агамемнон жив, может быть, он задолго до Александра Македонского создал бы единую Грецию, и этот прекрасный мир не погиб бы от взаимной вражды.

Агамемнон умеет повелевать, он и внешне необычен. Обращаясь к прекрасной Елене, Приам спрашивает, глядя на Агамемнона: "Кто сей, пред ратью ахейскою, муж и великий и мощный? Выше его головой меж ахеями есть и другие, но столь прекрасного очи мои не видали, ни столь почтенного: мужу-царю он подобен!" И Елена отвечает, что это ее деверь, Агамемнон. Елена и Агамемнон неразрывны в истории. Ее положение трагично, и она сама это осознает, но в ходе истории она ничего изменить не может. Она держится с глубоким трагическим достоинством и даже жители Трои, гибнущие из-за нее, не могут ее осуждать. Она - лишь повод, толчок для начала истории, что смутно чувствуется всеми и ею самой. Она, подчиняясь внутреннему чувству, духовно играет свою роль. Таким образом, в начале европейской исто­рии лежит красота и дух. Начало эстетическое и духовное. И прекрас­ная Елена их олицетворение. Если Агамемнон - деятель истории, то Елена - ее символ.

Агамемнон свое предназначение исполнил под Троей. А потом на его пути встала Клитемнестра. Она не обладала красотой, благород­ством и тем чувством судьбы, которым владела ее сестра, Елена, но против Клитемнестры Агамемнон бессилен. Он слишком виновен перед ней.

Агамемнон знал предопределение, но исполнить его он мог вместе с Ахиллом и, убедившись в этом, склонился перед Ахиллом. Без Ахилла греки отступают и могут проиграть. Ахилл же, если будет воевать, то погибнет, не будет воевать - станет свидетелем гибели греков. Агамем­нон выступает на Совете. Он не противоречит Нестору, когда тот обли­чает его вспыльчивость и несправедливость. Он почти тих, он смирился.

"Старец, не ложно мои прегрешения ты обличаешь.

Так, погрешил, не могу отказаться я! Стоит народа

Смертный единый, которого Зевс от сердца возлюбит.

Так он сего, возлюбив, превознес, а данаев унизил.

Но как уже погрешил, обуявшего сердца послушав,

Сам я загладить хочу и несметные выдать награды".

Агамемнон готов отдать все, что он захватил в этой войне, готов пожертвовать половиной своего царства, отдать Ахиллу свою дочь, вер­нуть ему Брисеиду: все-все отдаст он, только бы Ахилл вернулся к войскам. Все понимают размер новой жертвы Агамемнона: он отдает са­мого себя. Предназначение безжалостно. Агамемнон уже осознал это. Он знает, что нет и не будет ему радости на земле. Он лишь орудие, выполняющее миссию Провидения. Судьба ему отказала и в любви, и в семейном счастье, и в наслаждении победой после долгих лет войны. Агамемнон не знает, что он - лишь толчок к созданию Европы, а зна­чит, исторически незабвенен. Он только чувствует, что время и задача взяли его за горло и требуют все новых и новых жертв. И он смирился.

Но не смирился Ахилл. у него, кроме силы и права силы, есть момент этический: его, Ахилла, душа имеет и чувство сострадания, и любви, и даже поэтическое чувство. Агамемнон всегда выступает с позиции силы. исследование этой проблемы великолепно проведено Симоной Вайль. Агрессивность естественна в человеке, агрессивность против самого себя, человека, смягчается только духовностью. Комплекс силы не исчезает в цивилизации. Но в Агамемноне и Ахилле, несмотря на естественную агрессивность первоначального человека, много человеческой доброты. Они люди страдающие, а не только люди силы, они не белокурые бестии на белом коне, потому что они знают Высшую над ними силу - силу Судьбы и богов и это, при всем приори­тете личной силы в дохристианское время, - заставляет их смириться и очеловечиться.

Очень человечен отказ оскорбленного Ахилла от примирения с Агамемноном, его желание отъехать на родину. Это не гнев, а печаль, печаль человеческая. Но поражены и оскорблены посланцы Агамемнона. Молча встречают это известие греческие вожди.

Агамемнон принимает ответ Ахилла. Но ничто не может сдержать его. Он вступает в бой. Бой идет свирепый, и Агамемнон не щадит себя. Он идет в бой, зная, что ничто, кроме храбрости, не спасет его. Боги на стороне Ахилла, Зевс на стороне Гектора. Агамемнон идет в бой вопреки воле богов, ведомый знанием Судьбы. Он надеется победить. Когда его войска отступают к кораблям, он испытывает настоящее от­чаяние. И его чувства понятны. Читая "Илиаду" на протяжении тысяче­летий, человечество черпает из ее богатства столько мыслей и чувств, что поистине "Илиада" - одна из составляющих нашего духовного кос­моса. Сколько глубоко духовных вещей остаются достоянием специалис­тов, а Агамемнон и Ахилл бессмертны. Не чувствуем ли мы с ними пря­мое родство? В наших генах,  возможно, заложены те временные ощущения, которые напрямую связывают нас с прошлым и будущим.

Время характеризуется тем, что оно есть особый вид движения, но движения абстрактного, ощущаемого только тогда, когда происходит какой-то ряд событий. Время в разных пространствах и разных катего­риях скорости движется по-разному именно потому, что оно абстрактно, а предметы, события конкретны.

Время, существуя в поле абстракции, может сжиматься, раздви­гаться, стабилизироваться, распадаться. Событийный ряд его упорядо­чивает, но не создает. Поэтому в определенной событийно-временной точке можно реально почувствовать "другие времена". Энергетическое поле вещи - события существует всегда и является конкретным наполни­телем времени.

В минуты отказа от христианства Европа вновь откатывается к первоисточнику своей ментальности - к Троянской войне. Ощущение правоты силы и первооснов культуры, не обогащенные христианским сознанием, но лишенные первобытных интуитивных чувств добра и судьбы, приводили Европу к катастрофе имморализма.

Отсрочка, данная Трое перед ее падением, могла поставить на чашу весов будущее появление Европы. Но этого не допустит Бог, этому не позволит осуществиться Агамемнон, не сможет противиться судьбе Ахилл. После сокрушительного поражения Нестор иронизирует над воп­росом Ахилла, пославшего Патрокла узнать о судьбе греков:

"Что же герой Ахиллес беспокоится так о данаях,

Медью враждебной в бою пораженных? Не знает ли все он

Горе, постигшее воинство наше!"

Не выдерживает Патрокл такого упрека и в доспехах своего друга Ахиллеса, на его колеснице, вступает в бой. Бешено теснит он троянцев. Но судьба - это судьба. Патрокл должен погибнуть от руки Гектора и погибает, пораженный Гектором и Апполоном. Свершилось.

Гибель Патрокла - начало погибели Трои. Закончились изнуряющие 9 лет борьбы, теперь время спрессовано до предела и раскручивается как сжатая пружина. Узнав о гибели друга, Ахилл погружается в отчаяние, раскаивается в своей гордыне, и ничто не радует его:

"О, да погибнет вражда от богов и от смертных, и с нею

Гнев ненавистный, который и мудрых в неистовство вводит.

Он в зарождении сладостней тихо струящегось меда,

Скоро в груди человека, как пламенный дым, возрастет!

Гневом таким преисполнил меня властелин Агамемнон.

От этого гнева погиб Патрокл:

. . . Зевс-громовержец все мне  исполнил.

. . .

Но какая в том радость, когда потерял я Патрокла . . ."

Теперь единственное его желание - отомстить, хотя он знает предсказание - после смерти Гектора должен погибнуть он сам, Ахилл, но это не останавливает его.

Перед решающей битвой Ахилл примиряется с Агамемноном,  верхов­ный вождь торжественно обещает отдать и все, что обещал Ахиллу ранее, и прекрасную Брисеиду, из-за которой разгорелась вражда. Но что с того Ахиллу, когда погиб его лучший друг!

"0! Почто Артемида сей девы стрелой не пронзила

В день, как ее между пленниц избрал я, Лирнесс разоривши:

Сколько ахейских героев земли не глодало б зубами,

Пав под руками враждебных, когда я упорствовал в гневе!"

Только теперь, когда боль утраты коснулась его, Ахилл понял всю бессмысленность и несправедливость своей обиды и вражды. Трагедия его и Агамемнона в том, что их судьбы переплетены, подчи­нены более других воле Рока. Исполнив свое предназначение, они оба должны погибнуть. Агамемнон

знает, во имя чего он разрушает Трою. Ахилл должен разрушить ее. Елена - повод для гибели Трои.

Брисеида - повод вражды между Ахиллом и Агамемноном. Но эта вражда - знамение судьбы, которая напоминает, что победа - не радость. Победа - это тоже кровь и гибель. Победа убивает победителей. Она, победа, есть лишь знак того, что исполнилась Высшая воля, судьба, но платят за это обе стороны. Гомер показал в первую очередь не трагедию побежденных, а трагическую судьбу победителей. Исполнив волю рока, истории, Высших сил, победитель погибает, деградирует, пускается в неизвестное плавание. Словом, либо он конченный человек, либо должен переродиться и родиться заново.

Это роковые моменты истории, когда на земле сгущается судьба и правит Бог; оттого под Троей сражались не только люди, но происхо­дит и битва богов. Ведь Судьба - это течение времени в том или ином направлении, и какой вектор будет избран, так и пойдет история. И боги хотят испытать Судьбу, но она неумолима. Агамемнон, зная Судьбу, неукоснительно исполняет ее веление, все более и более отре­каясь от себя. Боги Гомера слишком самолюбивы, чтобы быть смиренными. Человек, несущий бремя Судьбы, морально выше их. Боги Греции бессмертны, и оттого им присущ имморализм. Человек смертен, но одухотворен знанием Судьбы, поисками истины и страданием. Этим он близок к Богу, которого несет в своей душе, еще не зная Его. Потому всякая попытка обоснования сверхчеловека отдаляет нас от Бога. Сражение Ахилла с Гектором, смерть Гектора, потрясающий душу раз­говор Ахилла и Приама - не врагов, а двух несчастных людей, поте­рявших самое дорогое, что у них было, - все это преддверие гибели Трои.

В самый момент гибели Трои мы не знаем, что делает Агамемнон. Он командует взятием Трои и дворца Приама, но убийство и грабеж богатейшего города Азии - не его дело. Все дары от получит от воинов, лучшие рабыни достанутся ему: он - верховный вождь.

Наверное, он смотрел на пылающий город, не испытвая ни радос­ти, ни злобы. Исполнилось то, к чему он шел всю жизнь, за что сра­жался 10 лет. Погиб город, который угрожал всей Греции. Вместе с потомками уцелевшего Энея Греция создаст Европу. Агамемнон исполнил веление Судьбы и был опустошен, ведь дальше - забвение. Судьба бла­годарит по-своему. Ее благодарность не в том, что она меняется, а в том, что приоткрывает свой лик.

Герой Аякс был так разгорячен бит­вой, что ворвался в храм Афины-Паллады и грубо схватил вещую Кассандру, когда она искала защиты у статуи Афины. Аякс разбил ста­тую. Кассандра подчинилась грубой силе, но предсказала Аяксу его смерть. Испуганный Аякс не знал, что делать ему с вещей Кассандрой. Он, как и все, не поверил предсказанию, но испугался. И тогда, как дань вождю, он отдал Кассандру Агамемнону. Рабыня Кассандра и вели­кий вождь, победитель Трои, встретились как равные. Ночью, когда затих стан греков и прекратился пожар Трои, Агамемнон позвал к себе Кассандру. Молча смотрели друг на друга два человека с высохшими глазами, два человека, знающие Правду. Ей - не верит никто, он - сам никогда не скажет, что знает о силе Рока. Кассандра впервые увидела перед собой человека, не боящегося Судьбы, и она рассказала ему все: что будет с Троей, что будет с Грецией и как он, Агамемнон, встре­тит свою смерть. Этот сильный, честолюбивый, страстный человек при­мет все как должное.

О, да! Он единственный из греков, кто задер­жится в Троаде, чтобы принести жертвы и умилостивить свою судьбу, которой теперь правит Афина, но разве боги прощают тех, кто правил ими, вступив в сговор с Судьбой? Никогда! Агамемнон это знает. Знает и Кассандра. Поэтому на корабле, плывущем в Грецию, в Микены, их видели всегда вместе. Впрочем, они мало времени проводили на палубе. Они уходили в глубь корабля, чтобы быть вдвоем. Их тела были сухи, как и их глаза. Им не о чем было говорить, потому что они знали все. Эти последние предсмертные поцелуи сжигали оставшуюся им жизнь.

Прибытие Агамемнона в Микены было пышным. Воины украшены вен­ками; за ними шли бесчисленные рабы и везли огромные богатства во дворец, где царя ждала Клитемнестра. Сам Агамемнон ехал на колесни­це, покрытой цветами, благоухающими цветами родной Греции. Этот запах был последним земным ощущением, глаза его уже глядели в царство Аида. Рядом с ним сидела измученная Кассандра, они держались за руки как дети, готовые войти в горящий дом. Увидев их, Клитемнестра переполнилась злобой.

Может быть угрызения совести или опасение мести удерживали бы ее. Но, увидев Агамемнона с рабыней Кассандрой, сидящих рядом в колеснице: рука в руке, такие похожие, такие отреченные от мира, такие всеведущие, - она поняла, что должна их убить вместе. Два чело­века, переполненные Судьбой. Перед ними отступает все: война, дети, семейный очаг, власть. Эти двое, знающие веление Судьбы, есть тайна. Ни боги, ни люди не могут жить рядом с ними. Они должны по­гибнуть. Агамемнон опережает время. Взгляд вперед, на пять тысяч лет - это равно бессмертию. Такой временной разрыв не прощают боги. Они подчиняются Судьбе, но мстят Агамемнону, ее делателю, посылая бесславную смерть.

По пурпурной ткани поднялся к себе во дворец Агамемнон, неотступно за ним шла Кассандра. Вдруг из дворца раздался ужасный крик Агамемнона и женский стон. С окровавленными руками вышла к народу Клитемнестра, с окровавленной секирой в руках. Тремя ударами секи­ры разбила она голову великого героя и потом зарубила Кассандру.      Клитемнестра,  став  орудием  богов,  свершила  то, что не могли  сделать 10 лет войны с Троей.

Так погиб Агамемнон, повелитель и исполнитель Судьбы, и нашла свою смерть Кассандра, предсказаниям которой никто не верил.

 


РАЗГОВОРЫ С БОГОМ

 

                                       Он (Бог) не        постигается умом,

                    а познается жизнью.

         Лев Толстой

 

Жизнь человеческая принадлежит Богу, но свою судьбу человек создает сам. Смерть человека принадлежит Богу, и никто не имеет права выбирать ее вопреки воле Божьей.

На заре цивилизации мысль и чувство, страдание и неизвестность заставили человека мучительно вглядеться и в собственную жизнь, и в собственную смерть. Величественные ритуалы, пирамиды, поклонение - все во имя смерти, ибо там, в небытии - незнание, тайна высшего закона бытия. Изначально лишь одно знание: плоть и душа едины только здесь, на земле, но никто на земле не узнает, в чем радость или страдание души там, за доступным нам рубежом. Изгнанные из Рая, мы узнали как страдают душа и плоть, пребывая на земле. Вкусив от Древа познания, мы познали и смерть, и страдание. За тысячи лет су­ществования поколений и поколений нет человека на земле, который не воскликнул бы вместе с библейским Иовом: "На что дан страдальцу свет, и жизнь, огорченным душою...". Осознание смертности уравнива­ет всех. Знание, являющееся тривиальным, создает всю мировую куль­туру, становится ключом к расшифровке всех культурологических задач. "Книга Иова" актуальна именно сейчас в решении вопросов бытия и небытия, проблем взаимоотношения Бога и человека. Недаром  Гете, первый человек нового времени, обра­тился именно к "Книге Иова".

В "Книге Иова" человек говорит с Богом без посредников. Это крик души человека вообще, потому что в раннем иудаизме еще не разработана до конца проблема бессмертия души, проблема, которой потом будет уделяться основное внимание в позднем  иудаизме и христианстве. Слова Иова особенно трагичны оттого, что у него нет ощущения вечности,  и в то же время так человечны:  ведь он перед Богом свидетельствует о страданиях людей.

Каждый из нас - страдалец Иов. Рожденные на страдание, мы умираем, страдая. Путь, указанный Иовом, путь познания Бога, - единственная дорога к радости. “Человек рождается на страдание, как искры, чтобы устремиться вверх”. За что? Почему? Вопрос, заданный Иовом, есть вопрос всего человечества: почему на земле мы так стра­даем, почему равно страдает праведный и неправедный, почему непра­ведный имеет право на дела злые, а праведный несет бремя забот и невзгод, и даже мысль греховная не должна касаться его? На протяжении веков ответа нет, но есть смерть. Бог подводит нас к этой черте, не раскрывая - что за ней. Иов же дал нам главный ответ: в вопрошании Бога - есть познавание Бога. Познает Бога Истинного не тот, кто его восхваляет. а тот, кто страдает, ибо страдание формирует душу, а душа есть вместилище Бога. Душа больше знает о Боге, чем ум, пытающийся Его узнать. Понять Бога, или что есть Бог, невозможно, но можно почувствовать присутствие Его в душе своей. Чувствование Бога есть величайшая радость и величайшее страдание.

Путь Иова - путь человека от "иметь" к "быть". "Гордый чело­век", Иов, имеющий все, что только может пожелать человек, - не только в "быте", но и в духе, - таким предстает перед нами Иов в начале книги. Богатство его приумножается, детьми Бог благословил дом Иова; стада его плодятся, земля плодоносит. Все дается Иову в знак праведности его, ибо чист он душой, и чтит Бога всем сердцем, и исполняет заповеди нелицемерно.

Только праведные правы; они обращаются к Богу с постоянным вопрошанием: что есть человек - частица Духа или вместилище зла? Ничто не нужно Богу,  только душа человеческая, отрешившаяся от всего земного, Ему интересна. Праведный, во дни благоденствия славящий Бога, будет ли славить Его во дни страдания, останется ли на пути любви или пойдет по пути зла? - вот что интересует Бога. Отбирая все земное, радующее бытие человека, даже плоть его, ставя на грань небытия, Бог вопрошает - что есть человек? И ответ, данный Иовом, есть спасение человечества. Иов, погружаясь в бездну несчастий и страданий, не мечтает о прош­лом, не вспоминает о будущем, а начинает разговоры с Богом. Ему есть что сказать Богу, ибо он говорит о человеке. Его слова - крик растерзанного сердца, но они полны  любви и печали. Речи же друзей его, славящих Бога, лишь гимны, не прошедшие через душу. Даже искренняя вера - не вера, если она не выстрадана. В конце книги Иова есть такие строки:

И было после того, как Господь сказал

Элифазу: горит гнев Мой на тебя

И на двух друзей твоих за то, что

Вы говорили о Мне не так верно

Как раб Мой Иов.

Как же так? Друзья Иова славили Бога и дела Его, а Иов вопрошал Бога в сомнении и печали? Суть, наверное, в том, что Бог есть Любовь и Справедливость, и читает сердце наше, а не слушает лице­мерные слова наши. Посмотрим, как человек открывает Бога и как открывает Богу свое сердце.

С чем пришли друзья к Иову? С сочувствием. А душа их состра­дает? Если бы они открыли душу свою бедам его, то Бог не уп­рекал бы их;  они говорят о Боге, о праведности, но страдания Иова ви­дят, а не чувствуют, и именно за это гневается на них Бог. В такую минуту они не забывают о своей праведности перед Богом, не забывают себя и, хотя их слова умственно верны, они не спасают душу от лицемерия, пусть и неосознанного. Вот слова Элифаза:

Если попытаться сказать тебе,

                             не тяжело ли тебе будет?

Но кто может удержаться от слов?

Вот ты наставлял многих,

И слабым рукам придавал силы.

Оступившегося поднимали твои слова,

И подгибающиеся колени ты укреплял.

А теперь пришло на тебя - и ты изнемог,

Коснулось тебя и ты пришел в ужас.

В этих словах - попытка придать мужество отчаявшемуся и отвра­тить от возможности богохульства; славя Бога и дела Его, они пыта­ются укрепить Иова. Но не слова нужны человеку в наивысший момент страданий, а плач души вместе с его душою, не осмысление, а любовь. Тема дружественности и дружбы встает как проблема драмы человечес­кой. Удивителен психологизм книги: не слова, а интонация выдает истинные чувства друзей. Они говорят от ума, но ум наш лукавит. В разуме и в словах наших мы часто не знаем - что правда  а что ложь; мы выбираем логическую версию для себя, успокаивая свое надсознание и подсознание. Сердце не может лгать, оно всегда чувст­вует правду. Праведен только тот, кто всегда и во всем слушает совесть. Но праведность на земле - тяжелая ноша.

С первых строк “Книги Иова” мы узнаем главное - он праведен перед людьми и перед Богом, и именно праведность является источни­ком его бед с точки зрения провиденциальной. Приходит час испыта­ния: все отнято у него, даже плоть гниет и отмирает. В одиночестве и нищете сидит он на пепелище дома, разодрав одежду и посыпав го­лову пеплом. Плач его и стенание сменяется вечным вопросом к Богу: "За что?". С точки зрения Божественного начала такого вопроса не существует, с точки зрения человека именно с этого вопроса начина­ются разговоры с Богом. Человек сокрушенный вопрошает Бога, ища Бога и себя в Нем. "Человек, рожденный женой, краток днями и пресыщен скорбью". Человек смертен и этим трагичен; почему же Бог допускает, чтобы беды преследовали человека в короткий миг его тварного бытия? В этом вопросе "человек современный”, усомнившийся в Боге, пересмотревший понятие о Боге или вовсе лишившийся Бога, по трагичности приближается к Иову, но не имеет мужества как Иов вопрошать о смысле бытия. Особая трагичность человека в наше время - без Христа - в том, что нет надежды на вечную жизнь души, нет надежды на восстание из праха до конца времен. Крик души человека разрывает сердце:

И человек даже не встанет.

До скончания небес не пробудятся,

И не воспрянут от сна своего.

И сну нет срока.

Кажется, что смысл бытийности и внебытийности теряется.  За  500 лет до рождества Христова жизнь человека - так же как в наш век безверия - бесконечно тра­гична по сути своей. Но там, в Иудее, тогда, две с половиной тысячи лет назад, шел интенсивный поиск Бога, определенного евреями как Единый вездесущий, всепроникающий и так далее еще пять тысяч лет назад.

Вера иудеев в Бога Единого была несокрушима, несмотря ни на какие беды и страдания души, и оттого Бог вступает в разговор с человеком. Иов, потрясенный близостью к Богу, отвечает Яхве:

Теперь я узнал, что Ты все можешь,

И невыполнимого замысла для Тебя нет.

Ты сказал:

“Кто этот, без знания омрачающий замысел?”

Потому и говорил я, что не понимал,

О вещах непостижимых, что я не знал.

Слушай же, и я буду говорить,

Буду спрашивать Тебя, а Ты объясняй мне.

Иов получает ответ, потому что верует даже будучи стертым в прах, живя на грани возможностей человеческих.

Теперь здесь, в Европе,  мы утеряли Бога и не слышим Его ответа. На вечное вопрошание, обращенное к Богу - зачем, за что? - только Бог, вошедший в душу, может дать ответ. Но как услышать ответ на вопрошание? Готова ли душа к этому? Способны ли мы еще услышать ответ?

Боль, поразившая душу, приближает ее к Богу. Таков парадокс:  не зная истины - познаем Его через боль и горе. Человек сокрушенный говорит: "Рука Его вынуждает из меня стоны о, если бы я знал, как найти Его...". Вот крик человека, жаждущего истины и справедливости, поддержки и понимания; только в Духе Всевышнем и в душе своей находит он опору.

"Книга Иова" - потрясающий документ, оправдыва-ющий человека перед Богом. Слова страдальца Иова - тончайший психологический рас­сказ о человеке, который до сих пор важен нам и, по-видимому, ну­жен Божественному началу как одно из доказательств необходимости тварного духа, каким является человек.

Быть праведником легко, когда Бог радуется вместе с тобой - так Сатана искушает самого Бога; но если Бог отворачивается от тебя и ты один на один с бедой? Выдержит ли человек это искушение? У нас одна жизнь, одно сердце, одна душа, и она болит, когда ей при­чиняют боль. За что платит человек жизнью, плотью, горем, болью?  “Ужасы Бога ополчились против меня”.

Если все зло мира обрушивается на человека, мы ждем поддержки ближних, любимых и любящих и . . .  не находим. "Человек хорош в радости, а в горе кому он нужен?” - говорит Иов. Казалось, Иов полу­чил поддержку ближних, но сколько лицемерия в их словах. Жена, самый близкий человек - все беды Иова обрушились и на нее - советует Иову: "Прокляни Бога!" Значение такого проклятия заключа­ется в том, что Бог навсегда отвернется от человека, и не будет ему спасения, и погибнет он и телом и душой. Проклясть Бога - означает позвать смерть и перейти к сатане. Вот совет ближнего! Никогда Иов не последует ему, не потому, что боится смерти, а потому, что боится отпадения от Бога. Бог - высшая радость его, несмотря на ужас бытия. А в то же время он так страдает, что зовет смерть и говорит о ней, как об успокоении:

 

 

“Там беззаконные перестают наводить

Страх, и там отдыхают истощившиеся в силах.

Там узники вместе наслаждаются

покоем, и не слышат криков наставника.

Малый и великий там равны, и

раб свободен от господина своего".

Ибо здесь на земле:

"Нет мне мира, нет покоя, нет отрады:

постигло несчастие".

Смерть есть избавление от бед, смерть - успокоение отчаявше­гося, освобождение от страдания, но разрешить ее себе человек не может. Сердце Иова разрывается, но он должен жить, жить среди лю­дей.

От "Книги Иова" до наших дней человек строит множество иллюзий по поводу своей соразмерности с кем-то, сопереживания и сопонимания людей: от человека к человеку. История культуры человечест­ва - это попытка найти Человека и Человека. Потому что нет тяжелее испытания для людей, чем одиночество. Может ли че­ловек, существо думающее, чувствующее, одухотворенное, соединиться душою со-переживания, со-ития, со-знания с другим человеком? Может ли донести самого себя другим: ближним, дальним, сейчас и через века, детям и потомкам? Через эту жажду соития приходит чело­век к искусству; оставляет себя вечности, попирает смерть. Прекрасное - есть мир, который творит человек, - хотя не все Прекрасное есть творение человеческое, - на этом стоит Античность, Возрождение, гуманизм. Миры, сотворенные человеком, есть время, преодоленное человеком. Если искусство (в широком смысле) есть новый, человеком сотворенный мир и преодоление времени и смерти, то оно как ничто другое связывает нас с Творцом.

В искусстве живо только то, что одухотворено, то, в чем есть Дух. Творчество как духовный акт абсолютно человечно, но одухотворен­ность - то, что дано человеку Богом. Божественная одухотворенность, переходя от Бога через человека в произведение искусства, делает его бессмертным, но если этого нет, то нет и бессмертного произве­дения. Сколь ни совершенны формы - без Духа они мертвы. "Книга Иова" как произведение искусства уникальна тем, что она впервые показывает, что попытка обратиться от человека к человеку - не­состоятельна. Через две с половиной тысячи лет, в XX веке н.э., мы вновь поняли, что "человек и человек" - это формула одиночества, неприкаянности, непонимания, потому что нет чего-то связующего. Недаром Иов отвечает с горечью на речи друзей своих:

Доколе вы будете мучить душу мою

И сокрушать меня речами?

Все искусство модернизма, особенно литература и философия экзистенциализма, начиная с Кьеркегора, раскрывает как беспредельно одинок человек, лишившийся Бога. Объективно человек всегда одинок в высочайшие моменты бытия - рождения и смерти. Здесь никто дру­гой не может участвовать, но если в течение жизни человек утерял Бога, и Бога в душе нет, то зачем жизнь перед лицом такой бездны одиночества? Субъективно это выражено в сне Раскольникова на каторге: ему снилось, что все люди поражены неки­ми трихинами. Болезнь заключается в том, что люди перестают пони­мать друг друга. Каждый кричит, что именно он знает истину, и не слышат друг друга. Это болезнь нашего времени, болезнь нетерпи­мости и абсолютного одиночества, незнания Высшей Истины, о которой Лев Толстой говорил, что “только там, где есть Бог, там есть Добро, Красота и Правда”, ибо Бог во всех своих проявлениях есть Любовь, есть объединение единичных истин. Поэтому состоятельна только связующая триада: “Человек - Бог - человек”, - причем в этой триаде не может отсутствовать ни одно звено, иначе рухнет самая устойчивая модель Мироздания - треугольник, и человек погибнет в пучине собственного одинокого "Я". Выстраивая линию “человек - человек”, мы в конце кон­цов лишаемся духа и приходим к одиночеству, войнам и гибели.

Современное искусство, начиная с Достоевского и Ницше, показало нам страшную опасность - попытку вместо Бога поставить сверхчеловека. Сверхчеловек не нуждается в Боге. Он устанавливает свои законы, отсутствующие в мироздании: “Убивайте, убивайте, убивайте! Я беру на себя ваши грехи” (Герман Геринг). “Сверхчеловек” лишен понятия о человеке, ибо он лишен Духа, как будто не было тысячелетий ра­боты Духа над плотью, как будто плоть устала от напряженней духовной работы. Кроме того, обычному человеку, то есть тому, кто обла­дает Духом Божьим, сверхчеловек предназначил роль раба. Добиться этого он может только силой. В таком деле ему, кроме орудий циви­лизации в виде автоматов и танков, помогают и заменяющие Дух поня­тия: нация, каста, партия, класс.

Несостоятельно и другое убеждение: нет ничего, кроме Бога. В этом случае мы приходим к инквизиции и крайнему экстремизму ис­ламского фундаментализма, ибо тогда жизнь человека - не высочай­шее таинство, не высочайшее воплощение Духа, а ничто, нечто, не имеющее цены и ценности. Будем благодарны Достоевскому, Кьеркегору, Камю, Сартру, Фрейду, Фромму, Ясперсу, показавшим ужас того, к чему мы пришли. Выявив истинную цену, которую мы заплатили, отка­зываясь от Духа и самих себя, дойдя до краха самоуничтожения, надо попытаться вернуться к великой триаде:

Человек - Бог - человек.

Полная ее расшифровка, наверное, невозможна. Конец Света еще не наступил, и понять замысел Божий до конца нам не дано. Дано априори две вещи: вечное движение к Истине и полная свобода в выборе между Добром и Злом. Мы не можем дать определение: что есть Бог. Повторим слова Владимира Соловьева - Бога нельзя познать, Бога можно почувствовать в своей душе. Это тоже тройст­венная формула, выраженная другими словами. Можно попытаться найти какие-то определения божественного начала, которые в ходу со времен Авраама до современных научных изысканий. Бог есть бесконечное, всеобъемлющее, во все времена сущее, из себя творящее, все собой одухотворяющее, всезнающее, во времени и пространстве бесконечное, любящее и созидающее начало. От  Бога  любовь, созидание и гармония. От другого начала - зло, раз­рушение, хаос. И совершенный Бог созидает человека. Зачем? Какая сила любви, нам недоступная, требует сотворить сущее, огра­ниченное, как и все во вселенной, во времени и в форме, но имеющее то, чего нет во всей вселенной - Частицу Духа. Разве без человека вселенная не была бы полна? Может быть, через человека Бог тоже познает что-то, хотя бы самоощущение сотворенного существа. Тогда каждый из нас есть драгоценность в сущном мире. Теология говорит, что в каждом человеке отражен лик Божий. Причиняя друг другу боль, сея смерть, мы создаем зло, и чем больше мы творим зло, тем больше оно обрушивается на нас, отодвигая от Бога. Свобода в выборе между Добром и злом есть главный дар Бога в человеческой жизни, и самое тяжелое бремя. Иов тем и потрясает, что перед лицом абсолютного зла абсолютно свободно выбирает Добро.

За две с половиной тысячи лет плоть, кажется, устала от поиска Добра. Достоевский устами Ивана Карамазова говорит о том, что человек слаб. В "Легенде о великом инквизиторе" высказана фи­лософская идея, которая в голову не пришла бы древнему иудею или античному греку. Идея именно столетия: "Нет заботы беспре­рывнее и мучительнее для человека, как, оставшись свободным, сыскать поскорее того, перед кем преклониться". Мы только сейчас начинаем понимать, что человек не оставлен Богом, а автономен, свободен. Самое страшное в том, что человек боится свободы, он и зло-то творит по большей части длдя того, чтобы заглушить чувство свободы; он постоянно совершает бегство от свободы и отдает ее - самый святой дар Бога - любому конкретному физическому лицу, лишь бы не чувствовать гнета свободы, ибо свобода не есть индивидуальный произвол личности, не считающейся ни с чем, а жизнь по совести. Перефразируя Канта,  можно сказать, что свобода - это совесть внутри нас, сверенная с Богом. Отказавшись от Бога, мы отказываемся и от свободы. Парадокс заключается в том, что без Бога нет свободы. На наших глазах происходит сокрушительное падение духовности, предсказанное в Апокалипсисе.

А счет за все происходящее предъявляется Богу. И Достоевский показал почему: земля переполнилась страданиями. Приходится констатировать диагноз: нравственная старость человечества. Отсюда и казуистика взаимоотношений с Богом. Современный человек (Иван Карамазов) может и веровать в Бога; но так сострадать человеческим мукам, что мира Божьего не принимать.

". . . И если страдания детей пошли на пополнение той суммы страданий, которая необходима была для покупки истины; то я ут­верждаю заранее, что вся истина не стоит такой цены. Не хочу я наконец, чтобы мать обнималась с мучителем, растерзавшим ее сына псами! Не смеет она прощать ему! Если хочет, пусть простит за себя, пусть простит мучителю материнское безмерное страдание свое; но страдания своего ребенка она не имеет права простить, не смеет простить их ему!  А если так, если они не смеют простить, где же гармония? Есть ли во всем мире существо, которое могло бы и имело право простить? Не хочу гармонии, из-за любви к человечеству не хочу. Я хочу оставаться лучше со страданиями неотомщенными. Лучше уж я останусь при неотомщенном страдании моем и неутоленном него­довании моем, хотя бы я был и неправ. Да и слишком дорого оценили гармонию, не по карману нашему вовсе столько платить за вход. А потому свой билет на вход спешу возвратить обратно. И если только я честный человек,  то обязан возвратить его как можно заранее. Это и делаю. Не Бога я не принимаю, Алеша, я только билет ему почтительнейше возвращаю".[1] Драма в том, что вместе с Иваном мы все готовы “билетик” Богу вернуть.

За две с половиной тысячи лет чаша страданий человеческих переполнилась настолько, что объяснить и оправдать прошлые и настоящие страдания человека будущей вечной гармонией - невозможно, через край пере­лилось. Человек устал верить, и потому всей душой чувствуем - Апокалипсис близко.

Парадоксальность заложена во всех взаимоот-ношениях человека и Бога. Трагедия бытия в том, что человеку дана возможность услы­шать ответ Бога только в момент предсмертной боли. Тому, кого Бог отметил, Он дает вторую жизнь. Иов рассказал нам о своих страда­ниях, потому что выжил. Неважно, что он говорит о Боге, неважно, что Бог говорит ему; важно, что говорит Иов о человеке, что Бог даровал Иову вторую жизнь в благоденствии - в этом заключается от­вет Бога. Иов праведен и, пройдя страдания, был услышан. А миллиарды страдальцев сошли с лица земли, не рассказав нам, что испы­тали они и что ответил им Бог.

Бог услышал Иова - и в этом был залог пришествия Христа. Высшая нравственность воплотилась в том, что говорил Иов о человеке,  и Высшее Начало преисполнилось состраданием к человеку, поэтому повторим тривиальную истину: главное сокровище человека - мудрость его. Иов, прокаженный, в язвах и ранах, сидящий в рубище на пепе­лище дома своего, оплакивающий смерть детей и  потерю богатства, говорит:

А мудрость - где она обретается,

И где оно, разума место?

Не знает человек дороги к ней,

И не находится она на земле живых.

                       . . .

 

Бог один знает дорогу к ней,

И Он лишь ведает место ее.

                       . . .

"Вот страх Господень - это и есть мудрость,

И удаление от зла - разум".

Если бы человечество поверило этим словам, почувствовало ра­дость от осознания Истины, то не появилась бы формула зла: "уби­вайте, убивайте, убивайте - я беру на себя ваши грехи". Сверхчело­век - вне Бога, вне человека.

Удаление от зла - разум. Но человек не услышал Бога, потому и не знает - зачем страдание.

Если мудрость приходит через страдания, то все страдания человеческие можно понять и объяснить. Вопрос Ивана Карамазова страшнее: страдания детей зачем нужны Богу, страдания матерей их, несущих двойную боль - и за себя и за ребенка, - чем оправданы? Иван Карамазов говорит от имени самых невинных: там, в бесконеч­ности и вечности, они свидетельствуют перед Богом, а здесь на земле, кто в ответе за их страдания? Неужели смысл их страдания в том, чтобы Бог именно их услышал? Иван Карамазов бросает Богу самый страшный ответ человека - не хочу, чтобы в конце времен, когда все воскреснут, восстанут и поймут друг друга, не хочу, чтобы мать прощала убийцу своего сына. Бог простит, убиенный, если может, простит, а мать не должна простить. С человеческой точки зрения гораздо справедливее погрузиться в вечную тьму, превратить­ся в прах, смешаться с пылью вселенской, чем простить то, что простить невозможно.

Карамазовский вопрос весьма актуален, но его можно поставить по другому: нужно ли было человека создавать свободным, чтобы на вершине цивилизации в самой образованной стране мира совершенно свободно "по совести" поощрялась смерть трех миллионов детей? Три миллиона еврейских детей, умерших в гетто от голода и побоев, сложенные штабелями скелетики, сожженные в одной яме; поезда детей в Дахау, Освенциме, Треблинке, где малышей раздевали, аккуратно отбирая платьица, кос­тюмчики, ботинки, стригли и вели в газовые камеры. Что услышал Бог в их криках за пять минут до смерти? Какой ответ Он даст челове­честву? И вместе со страданиями всех детей, о которых говорит Иван, неискупленными страданиями, что за мир сотворится?

Понадобилось пятьсот лет, чтобы праведный Иов, засвидетельствовав­ший о человечестве, вызвал сострадание Всевышнего и воплощение Его на родине Иова, в Иудее, в образе правоверного еврея Иисуса, ко­торый провозгласил одну крамольную по тем временам   истину: все человечество достой­но сострадания и спасения. Воплощение Христа было предвозвещено возвращением Иова к новой жизни и зафиксировано в Библии рас­сказом Иова о падении и возрождении человека с Божьей помощью.

Но из трех миллионов маленьких страдальцев не спасся ни один, ни один не рассказал нам, что ему ответил Бог, и дух их, соприкос­нувшись с Вечным Бытием, что засвидетельствовал о человечестве?

Богу все равно, к какой расе вы принадлежите, к какому народу, к какой конфессии. Бесконечное Всеобъемлющее Начало ждет от человечества общего подвига духа - приятия Добра. Судьба еврейства свидетельствует об ином, ибо, вечно гонимые, они неуклонно исполняли избранничество Божье. Недаром Адольф Гитлер говорил: “Чтобы убить совесть, нужно убить хотя бы одного еврея”. Тот, кто уверен в избранничестве своего народа, готов ли заплатить за разговоры с Богом тремя миллионами хладнокровно сожженных детей? Избранность состоит только в том, чтобы пять тысяч лет нести миру идею Единого Бога. Выполнив свою миссию, пережив холокост, евреи вернулись на землю обетованную, как и было предсказано.

Перед предыдущими поколениями у нас есть одно преимущество: мы можем воочию узреть ответ Бога на крик тех миллионов убитых, погубленных душ, на предсмертное вопрошание малышей, погибших не только в лагерях, но и под бомбежками, при обстрелах и пожарах во всех странах мира, гибнущих и сейчас, не сотнями, не тысячами, а миллионами. Мы видим перед собой реальное воплощение Апокалипсиса, когда технотронная цивилизация вот-вот погубит сама себя.  Спасение измученного человечества, стоящего, как Иов, на пепелище своего дома, потерявшего в немыслимых жертвах, принесенных "прогрессу" в ходе войн и экологических катастроф огромную часть населения земли, больного и измученного эпидемиями и болезнями - спасение его, - как пишет Хайдеггер, - в умении вопрошать.

"Чем ближе мы подходим к опасности, тем ярче начинают светить­ся пути к спасительному, тем более вопрошающими мы становимся. Ибо вопрошание есть благочестие мысли" (Хайдеггер). Иов - прообраз, символ современного человека, не знающего Истины, но перед смертельной опасностью, затронувшей все его бытие, вновь вопрошающего: "Что есть Истина?" И в этом вопрошании человек обретет спасение. "Книга Иова" - книга о пути к спасению челове­чества. Ибо вопрошание Бога - есть высшая форма Бытия.


 

 

“ГАМЛЕТ” ИЛИ  ОПРАВДАНИЕ  ДОБРА

 

Мы привыкли говорить о драматизме человеческого существования, однако само появление человека, история как таковая, является драмой вселенского масштаба. История, воспринятая как драма, дает нам понять, что первыми и главнейшими вопросами, которые встали перед осознавшим себя человечеством, были вопросы нравст­венные, вечные вопросы отношения человека к человеку, человека ко всей вселенной, и, наконец, человека к Богу. В разные времена эти вопросы то отходят на второй план, то выступают вперед и заставляют вновь и вновь искать ответы, которые заведомо не могут быть даны раз и навсегда. Если рассматривать историю с точки зрения проблем бытия, то можно говорить о некоем нравственном времени, которое не идет поступательно, а как бы делает виток по спирали, постоянно возвращая человечество к вечным вопросам, чтобы оно пыталось приблизиться к истине, изначально заложенной в систему развития человека во вселенной.

На спирали нравственного времени совпадают исторически весьма отдаленные эпохи. Приходится согласиться со словами Эриха Фромма о том, что наше время во многом совпадает с эпохой рефор­мации, когда пошатнувшаяся история заставила людей пересматривать сложившиеся представления и догмы.

Волею провиденья и исторической судьбы на пороге XXI века мы оказались современниками Шекспира. Эпоха глобальных потрясений и мировых войн дала нам ощутить, что рухнуло то нравственное самосознание, которое называлось европейским или христианским, и которое должно быть переосмыслено, чтобы выявить источник нового ощущения нравственной силы христианства. В "Гамлета" мы всматриваемся как в зеркало, показывающее наше нравственное будущее.

Действие трагедии о Гамлете проходит под знаком события, начинающего историю человечества, и эта общечеловеческая трагедия - фон для жизни и смерти человека, протестующего против первоубийства.

Две темы все время повторяются в "Гамлете": тема Каина, первоубийцы, убийцы брата, первого нарушившего мировую гармонию, первого подчинившегося злу, и тема человека, сопротивляющегося злу, жертвующего собой во имя спасения мироздания.

Искушение зла одержало победу над Клавдием, как и над первоубийцей.

"Спустя несколько времени, Каин принес от плодов земли дар Господу.

И Авель также принес от первородного стада своего и от тука их. И призрел Господь на Авеля и на дар его.

А на Каина и на дар его не призрел. Каин сильно огорчился, и поникло лицо его.

И сказал Господь Каину: почему ты огорчился? И отчего поникло лицо твое?

Если делаешь доброе, то не поднимаешь ли лица? А если не делаешь доброго, то у дверей грех лежит; он влечет тебя к себе, но ты господствуй над ним.

И сказал Каин Авелю, брату своему. И когда они были в поле, восстал Каин на Авеля, брата своего и убил его.

И сказал Господь Каину: где Авель, брат твой? Он сказал: разве я сторож брату моему?

И сказал: что ты сделал? голос крови брата твоего вопиет ко Мне от земли.

И ныне проклят ты от земли, которая отверзла уста свои принять кровь брата твоего от руки твоей".

(Бытие, глава 4)

Всякий, восставший на брата своего, проливает кровь, но ни одна капля крови не пропадает бесследно. Упав на землю, кровь как бы перерождает ее, земля каменеет, ибо ее покидает благосло­вение Господне.

"Когда ты будешь возделывать землю, она не станет более давать силы своей для тебя..."

(Бытие, глава 4)

Почти по Библии, кровь короля Гамлета взывает к отмщению. Отныне любое дело, задуманное Клавдием, любое начинание терпит крах; любое дело требует новой крови.

"Голос крови брата твоего вопиет ко мне от земли..." .

Ненастной холодной ночью призрак короля Гамлета является принцу, чтобы поведать тайну своей кончины:

. . .  Когда я спал в саду

В свое послеобеденное время,

В мой уголок прокрался дядя твой

С проклятым соком белены во фляге

И влил в притвор моих ушей настой,

Чье действие в таком раздоре с кровью,

Что мигом обегает, словно ртуть,

Все внутренние переходы тела,

Створаживая кровь, как молоко,

С которым каплю уксуса смешали.

Так было и со мной. Сплошной лишай

Покрыл мгновенно пакостной и гнойной

Коростой, как у Лазаря, кругом

Всю кожу мне.

Так был рукою брата я во сне

Лишен короны, жизни, королевы...

 О ужас, ужас, ужас!

                 .  .  .

Прощай, прощай и помни обо мне!

(пер. Б.Пастернака)

А вот другой перевод:

И в миг один рукою брата

Я был лишен супруги и венца, и жизни,

Погиб во тьме греха, без покаянья!

 

О ужас, ужас, ужас! Позабудь природы голос,

Избавь позора честь мою и трон!

Страшись вознесть на матерь руку,

Оставь ее терзаньям горести и скорби -

Отмсти убийце...[2]

Король убит во сне без причастия и покаяния, и оттого душа его обречена на муки. Он не только лишен жизни и всех благ земных, которые принадлежали ему по праву рождения и благородству души, но и в потустороннем мире нет для него успокоения. Убийца дважды убил - и душу и тело.

Гамлет спешит на похороны отца, а попадает на свадьбу матери. Он теряет не только отца, но и мать. Ужас и отчаяние, поселившиеся в его душе, подсказывают ему правду.

. . .  Дядя мой!

О ты, души моей предчувствие,

                                               сбылось!

Предчувствие души, предчувствие страшной тайны переходит в знание правды, потрясает душу и переворачивает ее, превращает печаль в гнев, страдание - в самоотречение и самопожертвование.

С этой минуты начинается противостояние двух основных начал бытия - добра и зла, Гамлета и Клавдия. Их поступки полны загадок, психологических тайн, и все же превалирующее тяготение к тому или иному началу диктует их поступки, фатально определяя жизнь и судьбу одного и другого.

Нам, зрителям и читателям Шекспира, известны все сюжетные перипетии, разгаданы все тайные пружины действий и событий. За несколько столетий "Гамлет" стал фактом духовной жизни мира, одной из  составляющих, формирующих ноосферу. Но внутри пространства трагедии все происходит впервые.

Преступая все законы божеские и человеческие, один человек предательски убивает другого, брат убивает брата, и, совратив его вдову, становится ее мужем, хозяином страны, властелином на троне.

К такому убийству нужна тщательная подготовка: найти средст­во, а главное, весомые мотивы оправдания. Средство найдено, не оставляющее следов преступления. Но мотивы?

Брат короля обладает достаточной властью, но не абсолютной. И это мучительно. Возникает то, что можно назвать комплексом Брута. Близость к власти вызывает жажду всевластия, уверенность, что именно ты достоин благ властелина и сможешь руководить народом куда лучше нынешнего пастыря.

Захватив власть, Клавдий начинает ее реализовать поспешно и жестко. Клавдий должен утвердиться как король, чтобы не было сомнения в истинности его власти. Перемена власти, тем более кровавая, - это изменение мира ранее существовавшего, а главное - смена нравственных ориентиров.

 Король умер, но никто не кричит: "Да здравствует король!" Народ безмолвствует, и его безмолвие означает, что интуиция народа подсказывает ему незаконность новой власти, это безмолвие - приговор. (Вспомним "Бориса Годунова"). Хотя Клавдий предприни­мает энергичные шаги с первых дней своего правления, но они безнадежны, и он, чувствуя бессилие, подавлен и удручен; он готов к борьбе со всем светом, но не может бороться с собой. Теперь, когда Клавдий - король, любой его жест меняет мир, за малейшим вздохом следит государство. На троне каждый день необходимо доказывать, что ты - король. Усмиренные прежним королем распри вспыхивают вновь:

. . .  смелый Фортинбрас,

Не уважая силы нашей, может быть,

Помыслив, что кончина брата, короля,

Дает ему права быть дерзким

Прислал посольство к нам, и смеет

Обратно требовать отца наследство,

Приобретенное войны законом...

Король готовится к войне, король вершит чужие судьбы, но нравственный потенциал, заложенный в его деяниях, отрицателен и тем самым является разрушительным для всех его начинаний. Яд безнравственности проникает почти во всех людей, с которыми он соприкасается. Король - точка отсчета для своих подданных. Человеческий конформизм, соприкасаясь с безнравственной властью, приходит к полному имморализму, к потере нравственных ориентиров.

Сам Клавдий, не обладая истинным величием души, надеялся, что трон подарит ему величие, но остался коварным шутом на троне. То, что не дает Бог, не может дать власть земная.

Изначально Клавдий как бы ненаказуем. Он охраняется силами зла. Он знает, что у него есть дело, которое он должен воплотить - убить короля; тем самым он достигает желанной цели: короны, власти, королевы, - и никогда не отказывается от них.

Вообще, тема "дела", своего пути, - огромна. Кто исполняет свое дело - неуязвим, - неважно на какой путь он вступил - добра или зла, - но важно, что он верно угадал свое предназначение. Путь добра сложен и связан с высшими мирами тонкой интуицией и упорным трудом души. Путь зла проще - он дает немедленный результат. Его можно остановить, только сознательно разрушив либо человека, несущего зло, либо путь, который он создал. Тогда возникает масса препятствий или верная гибель того, кто хочет противостоять злу.

Силы зла напрямую связаны с нашим миром. Силы добра исходят от Бога. Бог, явленный во всем, но скрытый завесой бесконечности от мира, предоставляет свободу выбора своему прекрасному творе­нию - человеку. Клавдий выбрал зло.

Свободный в своем выборе Гамлет становится на пути зла.

"Времен порвалась нить,

И я рожден, чтоб их соединить"

Ценой его жизни соединяется не только время, но и путь человека к добру, к Богу. Восстанавливается то нравственное время, которое и составляет медленное движение человека к истине. Тот, кто становится на пути зла, обречен на гибель и сознательно приносит себя в жертву. Без этой жертвы - от Сократа, Иисуса Христа до Гамлета - не было бы пути к добру.

Камень человеческой жизни, лежащий в фундаменте нормального существования людей и вынутый Клавдием, обрушил целое здание, и нужен титанический труд, чтобы заполнить возникшую пустоту.

Если бы не было противостояния Гамлета, то, быть может, возник бы новый мир, замешанный на крови, отринувший совесть и Бога. Это мир катастрофичный, в конце концов пожирающий себя, втянувший в беду всю страну и народ, предчувствовавший недоброе при воцарении Клавдия. (Марцелло: “Я бедствия Отечества предвижу”).

Поддавшийся соблазну зла, пошедший на преступление Клавдий прерывает все связи с Богом. Желая молиться, он не может произ­нести слова молитвы, ибо знает, что все, сказанное им Богу - пустой звук. Нет цели во имя которой можно пролить кровь, нет оправдания убившему.

Король:

Злодейства пар кровавый,

Страшного злодейства,

Достиг небес. Ужасно преступленье,

Мной совершенное . . . первоначальный грех . . .

Злодейство Каина . . . Убийство брата!

Я не могу молиться,  хоть порывы

Раскаянья терзают душу мне -

Вина моя раскаянья превыше . . .

Вина выше раскаяния. Душа болит, но ум и воля не подчиняются ей. Преступление начинается с зависти. Потом приходит искренняя уверенность, что он более достоин и трона, и королевы, чем соперник; потом совершается само преступление, может быть, по мысли преступника, ради "восстановления справедливости", как о том бредово мечтал Раскольников. Таким образом свершается судьба, и отречение от преступления есть отречение от собственной жизни. Вот почему злая воля и злой ум не подчиняются душе.

. . .  Какими же словами

Молиться тут? "Прости убийство мне?"

Нет, так нельзя. Я не вернул добычи.

При мне все то, зачем я убивал:

Моя корона, край и королева.

За что прощать того, кто тверд в грехе? 

(Пер. Б.Пастернака)

Гамлет все время тревожит душу Клавдия. Безумные речи Гамлета  бередят его совесть, они - он чувствует это - угрожают ему. Король и властелин Клавдий больше всего боится не потерять власть, а боится той правды, которую предчувствует, осознает душа Гамлета. Правда страшна Клавдию, она грозит ему гибелью.

Клавдий:

Нет! Это не любовь, и то, что говорил он,

Как ни было нескладно - не безумство!

В душе его таится что-то, и его печаль

Скрывает гибель . . .

Для Клавдия нет ничего страшнее, чем тайна и печаль гамлетовой души. Кровавыми руками можно создать власть, но нельзя создать мир. Кто близко подпускает к себе зло, тот гибнет, не только физически, но в первую очередь нравственно, отравляя все вокруг себя.

Гибельна сама любовь Клавдия.

Королеву убивает Клавдий в первую очередь, сначала развратив, потом убив. Королева - один  из мотивов убийства, но она идет за убийцей, подчиняется ему, его лести, его соблазну.

Тень:

Волшебством разума и лестью как

Умел прельстить мою супругу, королеву . . .

. . .  Она поверглась в пропасти разврата.

Но Тень завещает Гамлету:

Страшись поднять на матерь руку,

Оставь ее терзаньям горести и скорби -

Отмсти убийце . . .

Эта любовь, которая даже после смерти защищает и оберегает предавшую душу, эта любовь была забыта так быстро, так легко. Месяца не прошло, а подвенечное платье сменило траур.

Гамлет:

. . .  Провиденье

Такого брака не могло благословить!

Быть худу, быть бедам . . .

Гамлет пытается вернуть себе мать, открыть ей глаза, вновь вознести на те вершины благородства духа, на которые возносил ее первый брак и которые она утратила в бреду второго замужества. Гамлет пытается добиться покаяния, то есть того главного, что может спасти заблудшую душу, заставить вглядеться в себя.

Гамлет:  

. . . Цвет любви

Ты облила смертельным ядом; клятву,

Пред алтарем тобою данную супругу,

Ты в клятву игрока преобратила;

Ты погубила веру в душу человека;

Ты посмеялась святости закона,   

И небо от твоих злодейств горит;

Да, видишь ли, как все печально и уныло,

Как будто наступает страшный суд!

Королева:      

Ах! Что такое? Говори! Что хочешь

Ты высказать в безумном исступлении?

Гамлет:

А вот они, вот два портрета - посмотри:

Какое здесь величие, краса и сила,

И мужество и ум - таков орел,

Когда с вершины гор полет свой к небу

Направит - совершенство Божьего созданья -

Он был твой муж! - Но, посмотри еще -

Ты видишь ли траву гнилую, зелье,

Сгубившее великого - взгляни, гляди . . .

Или слепая ты была, когда

В болото смрадное разврата пала?

Говори: слепая ты была?

Не поминай мне о любви: в твои лета

Любовь уму послушною бывает!

Где ж был твой ум? Где был рассудок?

Королева:

Мой сын!

Ты очи обратил мне внутрь души,

И я увидела ее а таких кровавых,  

В таких смертельных язвах - нет спасенья!

Стыд после слов Гамлета разбередил душу Гертруды. По словам Владимира Соловьева - стыд, одно из основных качеств совести, показатель наличия Божьего дара добра в человеке. Если человеку смертельно стыдно за какой-либо поступок, то значит он готов раскаяться, готов любой ценой искупить свой стыд, вплоть до смерти; стыд подсказывает путь к покаянию. Раскаянье еще не покаяние. Покаяние - это действие против самого себя, своего греха. Гамлет подсказывает Гертруде путь к покаянию.

. . .  Не оскверняй себя

Прикосновеньем дяди!

И если ты не добродетельна - притворствуй,

Притворись, что добродетель любишь!

Грех Гертруды тройной: скоропалительный брак, брак с прямым родственником мужа, брак по страсти, разрушивший всякие понятия о добродетели, и невольный грех, но от того не менее страшный, - брак с убийцей мужа. Взглянув в глаза правды, она ужаснулась. Покаяние - крайняя степень стыда, когда душа осознает весь ужас своего поступка, всю гнусность его и, осознав, пытается искупить грех. Молитва покаяния есть просьба о прощении Богом, но это не само покаяние, это только осознание вины перед Богом и перед своей совестью. Недаром в иудаизме в Судный день Бог прощает чело­веку грехи перед Ним, но не может простить грех человека перед человеком. Вину человека перед человеком может простить только человек. Искупление - покаяние истинное - это поступок, дающий возможность исправить грех, либо, если это невозможно, - публичное признание вины. Никто не осознавал это так глубоко как русские писатели, русская литература. Раскольников кается на площади, как Соня велела, - ведь другого пути нет для спасения; Иван Карамазов пытается покаяться на суде; Нехлюдов своим поступком хочет исправить грех. Русская литература с безмерным презрением отвергла стремление погрешить и покаяться, лбом об пол в церкви постучав, ибо это не покаяние перед Богом и человеком, а попытка задобрить свою совесть.

Пошлость души, выраженная таким подходом, приспособленность к любым требованиям времени, наиболее ярко выражена в Розенкранце и Гильденстерне. Существует экологическая ниша нравственности. Подлинно нравственно то, что выверено Богом и совестью, остальное же есть не нравственность, а приспособленность к порядкам более или менее большой группы. Розенкранц и Гильденстерн подчинены всей душой порядкам государственным  и  еще  уже - придворным. Это их нравственная ниша, на большее они не способны. Такие понятия как дружба и любовь для них пустой звук. Относящееся к области чувств, облагороженное духовным умом, - это от Бога, ничего общего не имеющее с областью установок той или иной группы. Неглас­ная или гласная групповая мораль, подчиняя себе членов своего сообщества, накладывает на них свои оковы.

Королева (встречая Розенкранца и Гильденстерна):

Он часто вспоминал вас, господа.

Я больше никого не знаю в мире,

Кому б он был так предан.

Это ближайшие друзья, друзья детства, кому любовь и дружба.

Однако для них важнее всего приказ короля.

"В королевской воле приказы отдавать, а не просить". Приказ короля - нравственный критерий. Подчинение своей воли и мысли какой-либо силе, кроме Бога, - образец тоталитарного сознания. Тоталитарное сознание не нуждается в Боге, оно отдает свою совесть, свою честь и духовный суд на откуп вышестоящей человечес­кой силе или общепризнанным в группе правилам. Моей совести, моей прямой связи с Богом нет. Я свои нравственные решения передаю другому. Бог для такой души не существует. Бог для них - общеобязательная формальность. Тоталитарное сознание одинаково спокойно относится и к формализации понятия Бог, и к полному атеизму, а еще лучше - языческие начала (Гитлер и Сталин были, как известно, очень мистичны), ибо тут подчинение касте и роду обязательны и это позволяет ориентироваться не на заповеди Божьи, а на установку группы.

Розенкранц и Гильденстерн предают спокойно и расчетливо, подчиняясь воле короля, и в сжатом времени трагедии расплачивают­ся жизнью за предательство, ибо у трагедии нет времени, рассчитанного на жизнь; жизнь - драма, трагедия -  это смерть.

Гамлет противостоит той кровавой безнравственности, которая, как чума, охватывает страну, когда Клавдий утвердил имморализм на троне. Главное чувство Гамлета после встречи с Тенью - гнев и стремление к мести. Стремление, но и сомнение, и раздумье.

Но почему же не мгновенная месть, не безудержный гнев, а размышление об убийстве, а вглядывание в убийцу? Как часто, особенно романтики, упрекали Гамлета в безволии и нерешительности. И как странно, что только теперь мы можем понять все величие этой необыкновенной души. Самое естественное в человеке - это колеба­ния перед тем как вынести приговор живой душе. Человек один на один с Богом решает важные вопросы бытия, и при решении этих проблем между Богом и человеческой совестью не должно быть посредника. Вся тяжесть за сотворение добра или зла ложится лично на человека.

Нет ничего более высокого и ценного в мире, чем человеческая жизнь. Пока человек жив, есть надежда на то, что он повернет свою душу к добру. Каждая душа в мире - самоценна. Она занимает место в мироздании. Отсутствие какой-либо души в мире, смерть души, при невыполненной на земле работе, искусственное уничтоже­ние души - трагедия для мира, катастрофа, потому что душа человека соединяет в себе множество миров. В ней, как в фокусе, Бог сосредоточил весь космос, разные миры и разные аспекты существования добра и зла, познания и неведения, нравственности и бездуховности. Изымая из мира живых одну-единственную душу, преступник как бы рассыпает стройную картину мироздания.

Бог создал мир. Еще Филон Александрийский писал, что прямой необходимости сотворения у Того, Кто есть Все - нет. Мир тварный сотворяется только от любви, потому что все хочет быть воплощенным, но воплощается только потому, что Бог - это любовь. Все сотворе­ние - добро, все разрушение - зло. Нет более страшного разрушения, чем отъятие жизни, и нет страшнее преступления, чем отъятие жизни человеческой. Сотворив такое зло, Клавдий вызывает обвал сотворенного мира. Мир вообще хрупок. Если из обихода человека изымается любовь - он деградирует и гибнет, если  уходит  Бог - уходят все нравственные критерии, теряются все подлинные связи человека с миром, их место в той или иной степени занимает сугу­бо тварный мир, который либо легко наталкивается на ошибки, либо вовсе подсказывает путь ко злу.

Соотношение человека с Богом проходит через несколько точек: любовь, во всех ее проявлениях, в первую очередь духовная любовь ко всему живому; совесть, или то, что философы называют искрой Божьей в человеке; и, наконец, смерть и бессмертие. Все три грани выявляются у Шекспира как неотъемлемые части человеческого бытия.

Вот почему для Гамлета отомстить и убить - почти непосильная работа. Он не ищет оправдания своей нерешительности, он презира­ет себя за нее, он ненавидит Клавдия, и все же сомневается, имеет ли право.

Гамлет сомневается в правдивости своего знания. Ведь весть об убийстве он получил от тени, от того, кто в другой жизни, в другом мире, и неизвестно, правда ли это или смущение человека потусторонней силой. Только в конце приходит уверенность, но и уверенность еще не действие.

Гамлет не смеет мстить до того предела, когда зло само выходит наружу, уничтожает все вокруг, придя в мир в обли­чии Клавдия, подчинив себе и уничтожив его личность. В момент всеобщей погибели поднимается на убийцу рука Гамлета. Собственно, он уже не мстит, он останавливает зло, которое, обретя челове­ческую плоть, грозит разрушить весь мир. Образ человека, начавше­го преступление во имя определенной цели и идеи, вынужденного логикой событий уничтожать все вокруг, - прообраз нашего времени.

Тень короля Гамлета есть кровь, воззвавшая от земли. Принц Гамлет вынужден нести бремя добра, которое к нему воззвало. Он с тревогой наблюдает, как сжимается круг, как стягивается петля на его шее. Он  объявляет себя сумасшедшим и под этим покровом приглядывается к убийце, пытаясь уяснить степень его виновности, степень раскаяния или готовность к новому злодеянию.

Каиново преступление - фон, на  котором  разыгрывается  драма жизни - драма духа, одиночества; трагедия попранной жизни, преда­тельства самых близких людей, отказ от любви и мучительный поиск истины.

Каин - предтеча, предсказание искаженного убийствами мира. Там, где убийство, предательство, там рушится мир, погребая под собой все новые и новые жертвы. Для человека моральная точка отсче­та всегда была главным критерием и отличием от всего сущего. Напрямую связывает человека с Богом только его попытка осознания добра и зла. Бессмертие не нужно человеку, если он не может распознать добро и зло. В смутные времена эти понятия смешиваются, становятся как бы неразличимыми или уходят на второй план, лишая человеческое существование основного смысла бытия.

Добро требует от человека большого внутреннего напряжения, верного чувства правды, тонкой интуиции. Познать от Древа Добра и Зла, осознать - что есть добро и что есть зло. Когда в душе человека происходит смешение, неразличение, непонимание противо­полагающих основных нравственных начал мира, то начинается деформация души, приятие формального взаимоотношения существования в рамках неких групповых законов, часто противоположных законам Божьим. Мораль группы позволяет и даже требует иногда идти на подлость и предательство, забыть законы правды и добра. Вглядываясь в историю последних десятилетий, мы обнаруживаем неизменное действие этого закона. Во всех тоталитарных режимах присутствует добровольный отказ человека от личностных начал: свободы, познания добра и зла, совести, - ради выживания в определенной группе, ради приспособле­ния к существованию в любой имморальной среде. Вопрос Свободы и добровольного отказа от нее - огромная тема. От Платона до современных философов  она неизменно является краеугольным камнем в рассмотрении проблемы человека.

Гамлет - единственная фигура драмы, противостоящая морали группы, не принимающая ее, поскольку он до конца - личность, он истинно свободен. Но свобода - тяжкое бремя. Абсолютная самостоя­тельность решения - вот причина его колебаний. Вслед за Св.Фомой мы должны вместе с Гамлетом воскликнуть: "Доколе сам не увижу - не поверю!" Будучи абсолютно свободным, Гамлет абсолютно одинок. В обыденной жизни человек не бывает так одинок.

Предательство друзей, любовь, отступившая перед требованием группы, поддавшаяся соблазну зла мать, гнетущая душу тайна, внутренняя обязанность соединить порвавшуюся связь времен, траге­дия одиночества, осмысление законов мироздания - вот постоянный труд души Гамлета, тяжелая, гибельная ноша. Его душа разрывается от горя, но ум холоден и трезв, иначе безумие нахлынет и беспощад­но пожрет.

В жизни, как ни отталкивай это от себя, всегда существует промысл Божий; если камень, стоящий во главе угла, вынуть, лави­на нарастает по мере развития движения, и если что-то ее остановит, то это что-то меняет форму и очертание.

Первый вынутый камень - смерть короля Гамлета, которая изменила существование не только семьи, но и целого государства, сместила нравственные ориентиры. Затем смерть Полония. Убийство невольное не менее страшно. За ним следует безумие и смерть Офелии, попытка мести и гибель Лаэрта - тоже лавина, уничтожившая в один миг высокородную и богатую семью; близость к трону - это и близость к кровавым играм трона. Но в этой кровавой смертельной схватке выявляется величие и трагичность духа.

Судьба поставила Гамлета перед выбором: убить человека, отмстив убийце отца, или умереть от рук убийцы - короля, а может быть самому свести счеты с жизнью.

Перед язычником такой выбор не стоит - месть и только месть, единственно, может успокоить душу. Но душа Гамлета прожила полторы тысячи лет христианства, и ему легче умереть самому, чем лишить  жизни другое существо, пусть и заслуживающее смерти. Его измученный разум отвергает грех самоубийства, но его растер­занная душа предпочитает собственную смерть убийству человека. В своем глубоком одиночестве он размышляет не о том, как убить преступника, а о том, почему  он сам не может и не имеет права лишить себя жизни.

Быть или не быть - таков вопрос; что лучше

Что благородней для души: сносить ли

Удары стрел враждующей фортуны,

Или восстать противу моря бедствий,

И их окончить? Умереть - уснуть -

Не боле; сном всегдашним прекратить

Все скорби сердца, тысяча мучений,

Наследье праха - вот конец достойный

Желаний жарких! Умереть - уснуть!

(Пер. Вронченко)

Соотношение жизни как соединение праха и духа лежит в основе видения смерти. Смерть - только сон, из которого нет возврата.

Для праха, для страждущей плоти, изболевшейся под ударами судьбы, смерть - желанный выход. Плоть без духа не одушевлена, она не знает страдания, не ведает ни добра ни зла, ей все равно, в какой форме существовать, во что переходить по мере истлевания и физического перевоплощения.

Гамлет:

"И почему благородному праху Александра Македонского не быть замазкой какой-нибудь хижины?"

. . .

"У этого черепа был язык, и он также певал! Как бросил его этот негодяй, будто череп Каина, первого убийцы! А может быть, этот череп, который так легко швыряют теперь, - составлял голову великого политика, или человека, который думал править целым миром - не правда ли?”

Без духа плотью управляют только физические и химические законы, но преобразованная духом плоть, становится чем-то иным, большим, чем все, существующее во вселенной,  ибо дух - частица Бога.

Если человек нашел свой путь, душа, как ни трагично ее земное существование, соприкасается с бесконечностью. Но ненайденный или собственной рукой прерванный путь несет беду душе. И оттого сопротивление самоубийству так сильно.

А то, кто снес бы униженья века,

Позор гоненья, выходки глупца,

Отринутую страсть, молчанье права,

Надменность власть имущих и судьбу

Больших заслуг перед судом ничтожеств,

Когда так просто сводит все концы

Удар кинжала?

(Пер. Б. Пастернака)

Человек должен жить, чтобы за свою жизнь четко осознать добро и зло и выбрать между ними путь. По Библии первое сознательное действие человека - плод, сорванный с Древа познания. Под влиянием Библии и проповедей Иисуса Христа европейское сознание формировалось хотя и медленно, тысячелетиями, как сознание человека познающего и сомневающегося. Добро и Зло позна­ются каждым человеком лично, индивидуально. Здесь не может быть посредника между Богом и человеком. Человек обязан сомневаться в любом указании со стороны, если дело касается его совести, его личного выбора между добром и злом. Гамлет -наиболее яркий представитель европейского сомневающегося сознания, оттого его судьба - источник вечного размышления для нас.

Но Гамлет - не символ и не схема. Он живой человек, полный боли и страстей. Он проклинает свое сомнение, но не может отбросить его.

Как все против меня восстало

За медленное мщенье! . . .  Что ты, человек,

Когда ты только означаешь дни

Сном и обедом? Зверь - не больше ты!

Да, Он, создавший нас с таким умом, что мы

Прошедшее и будущее видим - Он не для того

Нас одарил божественным умом,

Чтоб погубили мы его бесплодно,

И если робкое сомненье медлит делом,

И гибнет в нерешительной тревоге -

Три четверти здесь трусости постыдной

И только четверть мудрости святой.

Гамлет был прав в своих сомнениях. Как только он развязывает узел, смерть настигает всех, причастных тайне и трагедии. Самая невинная из жертв - Офелия. Это образ загадочный. Казалось бы полная добродетель должна привести к схематизации, но Офелия столь живая душа, столь любима Шекспиром, что ее драматическое воплощение на сцене - одна из величайших работ любой актрисы. Над ее гробом начинается развязка драмы, ее смерть как бы разрыва­ет сети, переплетавшие добро и зло.

Здесь Гамлет сталкивается с Лаэртом, своим зеркальным отражением. Но это зеркало спешащее. Его горе сходно с горем Гамлета, но он не стремится к истине, узнать - что произошло; горе затопило его, страсть взяла верх над справедливостью, он мстит за смерть отца и сестры. В последний миг перед смертью Лаэрт осознает, что истинный его враг - король, что тот, злоумышленник и убийца, не имеет права жить и оставаться на троне, все, к чему он прикоснулся, гибнет, как от ядовитого дуновения.

Лаэрт, не зная правды, почувствовал перед смертью, в миг последнего прозрения, в коварном плане короля методы заурядного убийцы, сгубившего и его, Лаэрта, и Гамлета, и Королеву; и потому кричит перед гибелью:

Я гибну сам за подлость и не встану.

Нет королевы. Больше не могу. . .

Всему король, король всему виной!

(Пер. Б.Пастернака)

В предсмертный миг истина приоткрывается ему. Ибо то, что он решил в спешке мести - убийство Гамлета - не есть истина, а лишь прискорбное продолжение цепи зла.

За несколько минут гибнут все уцелевшие участники трагедии - король, Гертруда, Лаэрт.

И Гамлет перед смертью просит Горацио:

. . . все кончено, Гораций.

Ты жив. Расскажешь правду обо мне

Непосвященным.

(Пер. Б.Пастернака)

Горацио не резонер. Он тот, кто должен рассказать правду, потому что никто не знает ее . Клевета и домыслы могут разрушить самый светлый образ. Умерев, человек беззащитен, кто-то должен оправдать его на земле.

Перед смертью все равны, но даже смерть не может уравнять людей. И после смерти человек не стоит по ту сторону Добра и Зла. Можно стать по ту сторону зла и как бы растянуть еще на шаг все возможные его проявления. (Скажем, до ГУЛАГа и печей Освенцима человечество не могло себе представить столь масштабное проявление зла. Недаром в философии появилось новое понятие - “мир после Освенцима”). Но нельзя стать по ту сторону Добра. Добро, в наивысшем смысле, - это Абсолют, и мы можем только маленькими шагами приближаться к Нему в своих духовных исканиях.

Уходя из земного бытия,  душа возвращается к первоисточнику, чьей малейшей частицей она является, и, принося свой земной опыт добра и зла, приобщается к той части блаженства или мук мироздания, к которым она стремилась в жизни. Но эта черта, за которую нам не дано заглянуть.

Дальнейшее - молчанье.

 

 


ВРЕМЯ РАЗБРАСЫВАТЬ КАМНИ

Судьба иудея

 

I

Я родился в Вифлееме Иудейском во дни царя Ирода Великого, в тридцатый год правления императора Августа. В год моего рождения ходили по Израилю и Иудее волхвы и говорили: “Родился в Вифлееме царь иудейский”. Услышав это царь Ирод возмутился, и повелел всех младенцев в Вифлееме вырезать. Мать моя Мириам испугалась и уговорила мужа своего каменотеса Якова бежать в Египет и переждать страшное время. Яков послушался, и они ушли в Египет, в страну изгнания.

Было мне от рождения 6 месяцев, но я помню грудь матери моей, и тепло ее, и улыбку, звезды над головой и глубину ночи, и как счастлив был.

В Египте дом наш стоял на берегу Нила. Мы жили вне общины. Яков пас коз и занимался своим ремеслом. Самый последний нищий в струпьях египтянин смотрел на нас свысока. Уже тогда я думал: “Кто привел меня в этот мир для одиночества и страданий”. Если бы я жил в Иудее, я бы спросил в синагоге, но здесь негде было спросить. Яков вечером брал тору и, глядя в сторону Иерусалима,  читал молитвы. Но со мной он не говорил - я был причиной изгнания. Если я подходил к египтянам, то мне кричали: “Ты, обрезанный, ты наш раб”, - и кидали в меня грязью.

II

Я бежал в заросли тростника. И солнце было на моих пятках и земля становилась навстречу. Я падал в прохладный ил и долго лежал там. Я любил тростник, когда он нежно склонялся надо мной и ласкал меня или о чем-то тихо шептал над головой.

Я думал, о чем не думает ребенок: “Почему у всех народов так много богов, и каждый своим богам поклоняется? И если Яхве главенствует над всеми богами, почему же он посылает на свой народ всеобщую ненависть? Жизнь наша всецело в руках Его?”

И вот пришел в наш дом учитель из Иерусалима и увидел, что я неразумен. Он спросил Якова: “Разве не знаешь ты, что Израиль силен разумом, что цари приходят и уходят, а знания остаются? разве не знаешь ты, что евреи - горстка на ладони земли, что нас режут и жгут, и что мы грызем друг друга, и только сыновья наши, постигающие мудрость с колыбели, спасут нас? Как может знать он Бога, когда не знает Слова?”

Тогда взял Яков Священное писание и показал мне буквы, и этот знак жизни стал мне ясен, я многое понял. Первая пелена упала с глаз моих. Было мне тогда четыре года. И пока я постигал буквы, Яков читал в писании: “И сказал Бог: да будет свет. И стал свет. И увидел Бог свет, что он хорош, и отделил Бог свет от тьмы. И назвал Бог свет днем, а тьму ночью. И был вечер и было утро: день один...

И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лицо его дыхание жизни, и стал человек душою живой”.

Встретил я однажды старого египтянина с безумными глазами, обритого как жрец, и оборванного как нищий. И он говорил о Боге и о начале мира. Он сказал: “Я мудр, я много знаю, но я отвергнут и презираем. Никто не впустит меня в дом, ибо побоится, никто не спросит, ибо насмехаются”. Но я спросил: “Кто мы и откуда, и что есть Единый Бог, и почему он не дает любви моей душе?” Безумный нищий отвечал: “Фараон Эхнатон познал Бога, единого в человеке и звере, земле и воде, всесотворяющего и живородящего. Бог Атон - бог солнца - дает любовь и посылает испытания. И если душа твоя не знает любви сейчас, то потом ты будешь окружен тысячами любящих. Но берегись: любовь притягивает ненависть. Вспомни Моисея. Он познал Единого Бога и   хотел дать его всем, но евреи возгордились знанием и потому вы, евреи, презираемы и нелюбимы. Помни это, дитя, спаси свой народ от ненависти”.

И я пошел к Якову и спросил: правда ли это? Он ужаснулся и сказал: “Господи, за мои грехи неразумное дитя мне послано”, - и с тех пор занимался со мной. Я же проявил усердие и многое узнал, но не нашел ответа.

Однажды сидели мы печально перед огнем. Нищета в доме и тоска в душе угнетали. И Мириам сказала: “Что держит нас здесь? Вот уже три года, как Ирод умер, а здесь нет ничего, что нельзя было бы найти в Израиле. Яков сказал: “Это правда”.

 

 

 

 

 

III

Тогда повернули мы свои стопы к Израилю, и сердце наше возликовало. Было мне от роду семь лет.

Горек хлеб изгнания, даже если он сдобрен вином и украшен золотом. Под страхом смерти покидают Родину, но, даже накопив богатство на чужбине, бросают все, и нищими, в рубище идут на землю предков, чтобы поклониться их праху.

Сказал Яков: “Идем в Израиль. Да будет благословенна земля его. Но пойдем мы тем путем, каким вел Моисей свой народ. Я нашел одного кочевника, он поведет нас по берегу моря, мимо сухого озера Сирбонис, потом повернем на Синай, поклонимся святым местам”.

Проводник наш был умен и знал путь. Он всегда чувствовал опасность, знал, откуда веет ветер и несется песок. Когда мы шли мимо Сербониса, он торопил нас и говорил: “Будет буря”. Мы прошли озеро и увидели, как за нами катится с моря вода и заполняет высохшее дно. Яков закричал: “Так Бог покарал египтян, когда они погнались за Моисеем”.

Бедуин улыбнулся и промолчал.

И вот мы пришли на Синай. Пустыня и скалы кругом. Младшие дети не могли идти. Мириам несла их. Весна было в разгаре, и солнце светило нещадно.

Проводник указал на горевший голубым и фиолетовым пламенем куст. “Это горит дикт”, - сказал он и пошел дальше. Яков помолился и сказал мне: “Через этот куст Бог говорил с Моисеем”.

И вот мы прошли огненную пустыню Син и пришли в Мерру. Стали пить из источника и поникли - вода в нем была горькая. Бедуин бросил туда веточки, и вода стала сладкой.

- Ты чародей! - воскликнул Яков. - Лишь великим пророкам дано делать чудо.

Но бедуин пожал плечами: “И мой отец, и мой дед, и дед моего деда, - сказал он, - бросали в этот источник ветки эльваха, и вода делалась сладкой”.

Наконец пришли мы к подножию горы Нево. Здесь начиналась наша земля, и здесь мы простились с бедуином. Яков наградил его и отпустил с тайной радостью, ибо смущал проводник его веру. Потом поднялся Яков со мной на вершину горы Нево, и отсюда впервые увидел я Ханаан. И возлюбил эту землю: течет Иордан между высоких берегов, асфальтовое озеро стоит гладко, как зеркало, и не колышутся его маслянистые воды, скалы сверкают под солнцем золотом и пурпуром, и отражается в них фиолетовое и голубое небо, вот оазис прекрасных стройных пальм, и высятся они, как во времена Моисея, грозно стоят седые стены Иерихона, а вдали летит синяя полоса благодатного моря.

 

IV

Пришли мы в пределы Галилейские и поселились в городе Назарете. И там я учился и набирался мудрости. Но учителя мои говорили о букве, а дух учения не давали. Где я видел противоречие, они говорили: “Закрой глаза, ибо на то воля Божья”. Где я спрашивал: “Как же так?” - мне отвечали: “Не сомневайся”. Где темно было и непонятно, каждый говорил, что хотел, лишь бы славить Бога. Где было ясно и приятно, делали темным, чтобы толковать по своему желанию.

Однажды мы пошли на пасху в Иерусалим. Было мне 12 лет,  и я уже окреп умом.

В храме встретил я учителя, чей ум восхищал, а ответы удивляли. Я заслушался его и не видел, как удалились родные.

Долго не решался я спросить учителя. Наконец сказал:

- Равви, ведь сказал змей: “И вы будете, как Бог, знать добро и зло”. Но ведь у Бога два великих отличия - знание добра и зла и бессмертие. Почему же змей соблазнил людей не бессмертием, а знанием?

И ответил Равви: “Видно, змей знал, что для человека самое главное - знать, где добро, а где зло. Для Бога же главный дар - бессмертие, и потому древо жизни так оберегал Он”. И я воскликнул: “Змей прав. Для Бога всезнающего, всевидящего, лишь вечность необходима. Человеку же знать надобно, где правда, а где ложь. Бессмертие - удел Бога - Он вечен и всеведущ.  Мы же через страсти и ошибки познаем истину, и потому наш удел - страдание”.

Все слушавшие заволновались и стали показывать на меня пальцами, а равви покачал головой и сказал: “Не знаю - знак ли на тебе Божий или печать нечистой силы”.

Мои сомнения возмутили толпу, и меня хотели побить камнями, но тут вернулись за мной Яков и Мириам. Узнав, что народ хочет побить меня камнями, Яков разорвал на себе одежду и закричал: “Горе мне!” Тогда Мириам заплакала: “Муж мой! Он дитя неразумное. Я столько лет не просила о нем, а теперь я прошу”. И все стали кричать и говорить разное.

Услышав шум, подошел к воротам храма один человек, грек видом, и захотел узнать, что случилось, а так как был одет он богато и говорил повелительно, то ему все рассказали. Выслушав внимательно, человек сказал:

- Ни родителям, ни народу отрок не нужен, но он умен - я хочу взять его себе. Я одинок, и юноша станет мне опорой на склоне дней.

И люди отдали меня.

 

V

Александр привез меня в Рим. Мы поселились в доме его

друга грека Антиоха, получившего за свои заслуги римское гражданство. Дом поразил меня. Он был разбит на два крыла, по четыре комнаты в каждом, украшенных росписью, коврами и шкурами зверей. Оба крыла соединял обеденный зал, между колоннами стояли прекрасные статуи греческих богов.

Когда я вошел в этот зал впервые, я отвернулся и накрыл голову плащом. Но Александр мягко отвел мою руку, знаком успокоил возмущенного хозяина и сказал:

- Смотри, не отводи глаз. Я знаю, твоя религия не позволяет изображать живые существа - творение Бога, но посмотри: вот Венера с острова Милос. Скульптор сделал две копии. Одну он преподнес императору Августу, вторую купил Антиох, заплатив цену двух скульптур. Но она стоит того. Никогда больше ты не увидишь такой благородной и вдохновенной красоты. Смотри, и пусть сердце твое научится радости.

При этих словах в комнату вошла девушка - дочь хозяина.

- Ефросинья, - сказал Антиох, - мальчик, приемный сын Александра, иудей. Он не знает греческого языка, для него не будет лучшего учителя, чем ты.

Девушка улыбнулась, и по знаку отца отвела в комнату, предназначенную мне. Пожелав спокойного сна, она ушла. Но я не мог уснуть. Я лежал и смотрел на орнамент из цветов, листьев и лепестков вокруг богини Деметры, украшавший стены моей комнаты, на голубой потолок с легкими облаками и думал о Ефросинье. Легкая и тонкая, парила она перед моими глазами. От нее пахло молоком. Она улыбалась ласково и лукаво. На утро я встал другим человеком. Душа моя раскрылась всему, что прекрасно в мире. Я слышал шум большого города, крики торговцев, зазывание ремесленников. Я видел синее небо, яркое солнце, жемчужные зубы Ефросиньи, красивые статуи и яркие стены. Душа моя ликовала. Александр учил меня языку греков, а Ефросинья рассказывала мифы о героях и богах. В ее устах минувшие дни возрождались и оживали.

Я внимательно изучал греческий язык. Первым я прочел Архилоха и навсегда полюбил его.

Однажды я сидел с Ефросиньей в саду и увидел, как она сорвала розу и вложила в свои золотистые волосы. Тогда я набрался храбрости и прочел:

Своей прекрасной розе с веткой миртовой

              Она так радовалась. Тенью волосы

              На плечи ниспадали ей и на спину.

Ефросинья удивленно взглянула на меня, потом засмеялась и ответила:

 Кто прекрасен - одно лишь нам радует зрение,

           Кто хорош - сам собой и прекрасным покажется.

- Вот стихи божественной Сафо, - сказала она. - А тебе, еще многому надо учиться, прежде чем ты сможешь говорить со мной стихами.

И я умолк, смущенный.

Наши дни протекали в занятиях и беседах. Я глядел на Ефросинью, и сердце мое было полно ею. Я предугадывал ее желания и знал движения души.

Александра подолгу не было дома. Я знал из его разговоров с Антиохом, что мой приемный отец хочет вернуть себе родовое имение, которое отобрали у него ветераны Августа. Он искал влиятельных людей, обивал пороги друзей Августа, раздавал деньги и подарки, но все было напрасно. Александр с горечью говорил, что потратил денег больше, чем стоит само поместье. Если бы не память об отце и желание уединиться для занятий науками в тихом уголке на берегу моря, он давно бы оставил свои хлопоты.

Но вот принцепс уехал в Нолу, и Александр махнул рукой на дела. Он стал приходить на занятия и недовольно качал головой, слушая нас. Однажды он отослал Ефросинью и сказал, что будет заниматься со мной сам. Заметив, что я огорчен, он сказал:

- Дитя мое, девушки уже сейчас заглядываются на тебя. Но не для того я взял тебя у иудеев, чтобы ты принял новых богов, новую веру и женился на гречанке. Нет. Я хочу открыть пред тобой мир во всем величии. Я хочу, чтобы ты познал мудрость философов и красоту природы. Открой глаза и уши. Пусть мир войдет в тебя.

- Но отец мой, - возразил я, - прежде всего я хочу быть человеком. Не только знать и видеть, но и любить.

- Дитя мое, - сказал он со слезами, - услышав от меня “отец”, - дитя мое, люби. Любовь освежает и дает силы. Любовь помогает человеку заглядывать в самые глубины своего естества и познать себя. Познав себя, ты познаешь других. Мир многих чувств, страстей и боли откроется тебе. Люби и исцеляй. Люби и приноси счастье. Люби, и сама природа откроет тебе свои тайны. Но помни, что сказал Демокрит - “Только та любовь справедлива, которая стремится к прекрасному, не причиняя обид”. В любви даже легкая царапина становится незаживающей раной, грозящей смертью. Не причиняй никому страданий, ибо горше всех ты накажешь самого себя.

- Скажи, отец, - спросил я тихо, - своим восторгом я приношу вред Ефросинье?

- Да, ты причиняешь ей боль. Дела Антиоха пошатнулись, и он хочет отдать Ефросинью римлянину, который любит ее. Он знатен, богат, имеет влиятельных друзей. Не становись на его пути.

VI

Август умер! Скорбная весть, как огонь, разлетелась по городу. Из уст в уста передавали, что перед смертью император спрашивал у друзей, хорошо ли он провел свою роль в комедии жизни. И умер со словами: “Коль пьеса вам понравилась, рукоплещите, и все с весельем проводите нас”.  

Тело принцепса перевезли в Рим. Улицы города заполнили толпы людей. Все хотели участвовать в похоронах любимого императора. Многие родились и выросли в годы его правления. Он прекратил междоусобную войну, при нем расцвели ремесла и искусства. И поэтому, когда Август постановлением сената был признан божественным, толпа встретила известие криками восторга.

Тиберий, пасынок Августа, стал принцепсом. В империи настали неспокойные дни. Слышались недовольные речи. Когда дошла весть о восстании легионеров в Паннонии, Александр испугался.

- Сын мой, - сказал он мне, - нам нужно уезжать из Рима. Сейчас все насторожены и недовольны. Люди боятся непонятного грека, который не ходит в храмы, не молится богам и, к тому же, усыновил иудейского мальчика. Бежим отсюда, или нас убьют.

- Но,  отец, - возразил я, зачем убивать нас, ведь мы ни в чем не виноваты, никому не мешаем и никому не угрожаем?

- Ты молод и еще не знаешь - есть люди, которые должны убивать, чтобы жить спокойно.

С болью в сердце покинул я Великий город.

Мы ехали в Грецию. В страну, где некогда царили искусства и наука, где жили великие философы и поэты. В страну чудесных легенд. Мы спешили туда, где изумрудное море ласкало глаза и веселило тело, где воздух чист и душист. Мы ехали на родину Александра, в Афины.

 

VII

В Геракле мы пересели на корабль. Впервые я плыл по морю. С жадностью смотрел я на бегущие волны, на трепещущий парус, на руки загорелых гребцов.

Но вот показалась Аттика, и корабль бросил якорь в Паросской гавани. Александр был грустен.

- Отец мой, - спросил я, - что печалит тебя?

Он сказал:

- Посмотри, какой прекрасный город. Вон, вдали, величественный Акрополь, Парфенон, удивительные статуи. А теперь взгляни - разве на улицах много народа? Разве толпятся люди на площадях? А ведь было время, о котором говорил Перикл: "Все наше государство - центр просвещения Эллады, каждый человек может, мне кажется, приспособиться у нас к многочисленным родам деятельности и, выполняя свое дело с изяществом и ловкостью, всего лучше может добиться для себя самодовлеющего состояния". Знай же - хорошо то государство, где каждый человек может проявить все свои возможности. Живя в таком государстве, люди любят свое дело и родину не по необходимости, а потому, что в лучшем для человека месте, где он родился и вырос, его знания и талант развиваются и совершенствуются. Человек становится патриотом, любя в таком государстве все самое дорогое, что оно воплощает - свободную семью, любимое дело, свой голос в государственных делах. Все эти качества соединили в себе Афины в век Перикла. С тех пор прошло пять веков, а что стало с нашим городом? Войны Александра Великого и завоевания Рима пронеслись над ним. Где гордые и ученые мужи? - их нет: где сильные люди, решавшие на общем собрании судьбы страны? - они умерли. Смотри - запустение царит среди прекрасных дворцов, подобострастные и алчные лица ты видишь.

Я привез тебя в Афины, чтобы продолжить занятия с тобой. Тебе уже 15 лет, и теперь ты займешься красноречием с учителем, а я преподам тебе зачатки истории и философии. Я хочу, чтобы ты начал серьезные занятия здесь, где жили все великие мужи древности. И помни - дети римлян и греков учатся с малых лет. Ты же, сын бедного плотника-еврея, много упустил. А за этот год ты должен все узнать о красноречии, об искусстве Греции и нашей истории. Затем мы поедем в Александрию, и там, среди ученых и философов, ты пополнишь свое образование.

 

VIII

Красноречием со мной занимался известный в Афинах

 ритор Диодох.

- Декламация тогда нужна, - говорил он, - когда в ней есть смысл, а не пустословие звонкоголосых ораторов.

Диодох учил меня не только красиво говорить, но и ценить знания предков.

- Не слушай, - говорил он, - риторов, которые задают упражнения не на исторические темы и возможные в жизни ситуации, а требуют рассказать о пиратах, тираноубийцах, насильниках, необыкновенных героях, - они ничему не могут научить. Бери за образец речи Демосфена и Цицерона, и ты поймешь, что такое настоящий муж и оратор. Послушай, что говорил Цицерон: "...красноречие есть одно из высших проявлений нравственной силы человека, и, хотя все проявления нравственной силы однородны и равноценны, но одни виды ее превосходят другие по красоте и блеску. Таково и красноречие: опираясь на знание предмета оно выражает словами наш ум и волю с такой слой, что напор его движет слушателей в любую сторону. Но чем значительнее эта сила, тем обязательнее должны мы соединять ее с честностью и высокой мудростью, а если бы мы дали обильные средства выражения людям, лишенным этих  достоинств, то не ораторами бы их сделали, а безумцам бы дали оружие".

По совету учителя я много читал Цицерона и задумывался о том, что политик, возглавляющий государство, должен обладать качествами идеального человека. Когда я говорил об этом с Александром, он ласково и грустно смотрел на меня и качал головой.

- Ты молод и не знаешь, что власть достается самым жестоким и коварным.

Однажды он повел меня за Внешний Керамик, туда, где раньше шумели сады Академии и сказал:

- Взгляни вокруг. Какое неуютное место, поросшее травой и неухоженными деревьями. А ведь здесь был приют философов. Здесь читали и учили Платон, Аристотель, Феофраст. А кто велел вырубить эти рощи? Сулла - во время осады Афин. Тот самый Сулла, что известен как любитель древней философии и поэзии. Но знания не помешали ему стать кровавым диктатором. А разве не он отдал приказ воинам разграбить Афины, когда войска ворвались в город? Его солдаты уничтожили золотые и мраморные статуи Фидия, Мирона и Поликтета. Мы уже никогда не увидим сверкающую на солнце золотом одежд и мраморной белизной Афину Парфенос и Афину Промахос. Пока жадность и жестокость царят в мире, даже просвещенный правитель не сможет спасти государство от бед.

 

IX

Год проучился я у Диодоха. И однажды он сказал мне:

- Сегодня наше последнее занятие. Вслед за Цицероном я хочу сказать тебе: в древности жили мужи, сочетавшие в себе слово и дело - Фемистокл, Перикл, Ферамен. Но есть люди, которые будучи учеными и даровитыми презирали ораторское искусство. Во главе их мудрейший Сократ. С той поры, как говорит Цицерон, "возник раскол языка и сердца, раскол бессмысленный, вредный и достойный порицания". Платон был прекрасным оратором и писал божественным языком, но разделял философию и ораторское искусство. Великий Аристотель говорил убедительно, но писал темно философские трактаты. А перипатетики, стоики и киники делали речи бессмысленными, философию непонятной. Дальше всех пошли софисты. Они поставили слово во главу своего учения, говоря, что человека можно убедить во всем, в чем желаешь, и что нет абсолютной истины, а есть лишь человек - мера всех вещей.

- Но это ложь! - вознегодовал я. - Что плохо для одного, не должно быть хорошо для другого!

- Не должно быть, но именно так и происходит, - ответил Диодох. Он собрал рукой густую седую бороду и сказал: - Вот тебе мой завет - ищи истину и, может быть, ты найдешь ее, но помни - она должна быть для всех единой, а это невозможно. Стань идеальным человеком - совмести в себе любовь к оскорбленным и ненависть к угнетающим, знание мира и уважение к религиям, познай философию, космогонию, ремесла, военное дело, ораторское искусство, стань зодчим и политиком, поэтом и земледельцем, жрецом и богохульником и, может быть, тогда увидишь краешек истины, а иначе свет не дойдет до тебя. А больше мне нечего сказать тебе.

Александр же сказал мне:

- Сын мой, теперь мы поедем в Александрию, ибо нет лучшего места для приобретения новых знаний, чем великий, мудрый и многоязычный город. Открой глаза и уши, впитай все, что увидишь, и слушай все, что услышишь. Демокрит говорит: "Мудрому человеку вся земля открыта. Ибо для хорошей души отечество - весь мир".

 

X

Александрия поразила меня. Ровные прямые улицы, вдоль которых выстроились ряды колонн, вели через весь город к Воротам Солнца. Их пересекали улицы, ведущие от  порта ко всем дворцам и святилищам. Множество народу спешило по улицам - греки, египтяне, римляне, арабы, негры, евреи, индусы - все кричали, ругались, толкались, торговали.

Мы поселились напротив иудейского квартала, по другую сторону Ворот Солнца.

Через неделю Александр сказал мне: "Завтра мы пойдем в Мусейон. Ты будешь слушать философа Филона, прозванного Александрийским. Говорят, он сочетает в своем учении веру в единого Бога, греческую философию и учения о Логосе. Думаю, что именно он должен стать твоим учителем... И моим". Видя мое недоумение, он сказал: "Я хочу понять, что творится в мире, ибо он рухнул для меня. Везде насилие и произвол. Время разорвалось. Я гляжу назад и прошлое убегает от меня, я  смотрю вперед и не вижу будущего, я стою между прошлым и будущим, не в силах соединить их. Ты еще слишком молод и не можешь понять, какие потрясения я пережил, как перевернулось все для меня. Мой отец был республиканцем и воспитывал во мне преклонение перед Катоном, ставившем Республику выше жизни. Но Республика погибла безвозвратно, честных и смелых людей больше нет. Одиночество сопровождает меня всю жизнь. Как ни пытался я трезво видеть мир, провозглашая Ум и атом, я не смог построить свою веру на этом. Нет тех тысяч людей, которые веровали бы вместе со мной и мало их было до меня. И вот я сломался и вновь ищу правду и смысл быстротекущей жизни.

Ты, сын мой, скрасил мое одиночество, и вместе с тобой я хочу начать новую жизнь”.

Потрясенный стоял я перед Александром. Любовь и жалость наполняли мое сердце, и слезы полились из глаз. И он обнял меня и поцеловал, и мы отныне стали больше друзьями, чем сыном и отцом.

 

XI

Мусейон, где собирались философы, поэты, ученые, прекрасен не только своей величавой красотой, строгостью архитектуры, но и той нравственной атмосферой служения высшей цели, которая совершенно исчезла за его стенами. Он стал последним прибежищем благородных умов в мире лжи, разврата и продажности. Собирались здесь люди высокого достоинства. Филон Александрийский выделялся среди них добротой, умом, величием духа. Филон, каким я увидел его впервые, сумел сохранить в себе веру в усовершенствование человека, в его стремление к Богу.

- Бог лучше, чем само благо и любовь, - говорил он, - выше чем сама разумная природа. Он больше и выше, чем жизнь. Бог есть предельная черта мира, и потому мир сотворен и ограничен Богом.

Вдохновение светилось в глазах Филона, какое-то сияние исходило от него, когда он говорил нам:

- Бог настолько во всем выше человека, что мы своим слабым умом никогда не поймем его великих дел. Он само в себе, ибо Он - весь мир. Бог может иметь нравственную потребность отойти от себя и взглянуть на мир, на страдание его и ничтожество. И все величие Божества в том, что он имеет это желание. Но сам Он не может общаться с ничтожным миром, а потому, создав из себя единородного сына своего, Логоса, через Него, как стадом, правит миром, ибо сказано: "Вот я пошлю ангела моего перед лицом охранять Тебя в пути". Только в единении с Божеством, как первоисточником истинной жизни и вечного блаженства, несчастное человечество найдет действительное искупление от всякого зла и нравственного несовершенства, удовлетворение всех своих потребностей и стремлений, свое полное счастье и идеальное совершенство.

Слова его западали в душу, мы внимали ему, как послушные дети. Он говорил, что Бог един для всех и нет Бога для эллина, для иудея, для римлянина, а есть человек и его вечное стремление к совершенству и Богу.

Часто мы с Александром сопровождали его по дороге из Мусейона в Иудейский квартал, где он жил. Филона все любили за доброту, за кротость и любовь к ближнему. Но был у него лютый враг, презирающий Бога, ненавидящий людей, гонитель евреев, Аппион. Он ходил по улицам с толпой невежественных и кривляющихся, нищих духом и телом, и призывал проклятья на весь мир. Филона же он ненавидел, как Каин Авеля.

- Посмотрите на этого еврейского ученого! - кричал он, сверкая глазами и потрясая худыми руками. - Взгляните на него! Эта нечистая собака хочет уравнять греков, римлян и египтян с евреями и африканцами, заявляя, что у всех одни Бог. Но если Бог у всех один, почему мы созданы разными? Величие римских богов, красота греческих и мудрость египетских низводят проклятого Бога евреев до уровня невидимых червей!

Многие боялись его речей и убегали от него, некоторые презирали его за невежество, но много было таких, кого он, избавляя от необходимости мыслить и потакая низким страстям, сделал своими приверженцами.

 

XII

Филон показал мне, что в человеке есть искра божьего огня, что единый Бог, создавший природу одинаковой для всех, сделал нас разными перед собой, поставив судом над нами совесть, мудрость и честь.

Он убедил меня, что человек через Логоса связан с Богом. А потому, хотя суть человека греховна, он, путем нравственного очищения и философских размышлений, может подниматься над своей натурой и познавать существование высшего начала.

Филон казался мне лучшим из людей. Своей кротостью и добротой он утешал страждущих, свои знания раздавал жаждущим истины, свои богатства - нищим, душу - человечеству.

Однажды, когда мы с Александром, по обыкновению провожали Филона, скрашивая дорогу философскими размышлениями, у синагоги мы встретились с двумя толпами. Во главе одной был Соломон, фарисей, во главе другой - Аппион. В сером, покрытом пылью хитоне, с маленькой растрепанной бородкой, горящими глазами, Аппион был жуток. Он кривлялся и скакал вокруг нас, брызгал слюной и кричал:

- Вот он, еврей, который считает нас своими братьями. Вот с ним грек, усыновивший еврейского щенка, сына блудницы и шакала! Какое благородство они воспитали в себе! Как они любят друг друга! Смотрите, александрийцы, смотрите, египтяне - вы ноги вытирали о спины евреев, а теперь они встали рядом с вами! Смотрите, греки, эти паршивые ханжи оттеснили вас с рынков, забрали у вас богатство, скоро вы будете их рабами. Вместо того, чтобы заткнуть им глотку, вы разрешаете им философствовать в Мусейоне. Но придет время, и мы отомстим! Вижу пламя над их домами и слышу их плач!

С этими словами он бросился прочь, изрыгая проклятья, и вся толпа вместе с ним.

Александр сказал:

- Позор грекам!

Тогда к нам подошли люди Соломона и с укоризной посмотрели на нас. Соломон сказал:

- Зачем вы ходите вместе? Зачем искушаете народ? Разве ты, Филон, ученый муж, забыл, как во времена Моисея египтяне преследовали евреев, как вырезали наших младенцев? Разве забыл ты, как греки издевались над нами? Вот придут люди и сожгут наши дома, и опозорят наших жен, и убьют наших детей. И нам некуда будет уйти, ибо здесь наша Родина, но землю эту считают своей хозяева-египтяне, завоеватели-греки и не хотят нам дать ни клочка той земли, которая называется Александрия. Покайся, Филон. Народ хочет знать, что ты, великий человек, готов разделить с ним страдания и не пойдешь против него. Вон во дворе синагоги приготовлены уже плети. Смирись и покайся.

Филон не сказал ни слова, не поглядел на нас. Он шагнул во двор синагоги, и мы вошли вслед за ним.

Двое служек держали плети. Филон взошел на каменные ступени и обнажил тело. Прекрасное лицо его было печально. Ни единого звука не вырвалось из уст его под ударами, не поморщилось лицо, не дрогнули губы. Все затихли и смотрели на него. Каждый удар бича выжигал мне сердце, ибо на моих глазах клеймили лучшего из людей.

Когда кончилось истязание, Филон молча встал и одел свои одежды. Шатаясь, побрел он через двор. Мы хотели помочь ему, но он не позволил.

Потом он сказал мне:

- Слушай дитя, - Логос, сын божий, непрестанно предстоит перед своим Отцом и молится перед Ним за нас, ибо грехи наши столь страшны, что если бы не его заступничество перед Богом, мы давно бы вырезали друг друга, сожгли бы леса и уничтожили все живое. Но Бог не допускает этого, благодаря заступничеству Логоса, находящему, вероятно, что людей еще можно спасти.

Логос служит каждому человеку, помогая ему во всем и стремясь приблизить его к Богу, но люди не замечают его и  изгоняют из себя. Если ты будешь праведен, может быть, ты сможешь людям доказать, что Бог с ними.   

Филон удалился в одиночестве.

Александр сказал:

- Позор евреям.

С тех пор мы стали жить у Ворот Луны. Александр уходил на берег моря. Иногда я ходил с ним. Голубое море плескалось у ног, золотистый песок согревал наши тела, белые облака плыли над нами, а на душе было черно. Я потерял сердце, в которое вошла пустота, и душа моя не хотела жить. Я потерял дар речи. Ни мыслей, ни волнений не было во мне. Однажды Александр сказал мне с горечью:

- Люди - это низкие твари, лишь отсвет божественного света облагораживает нас. Когда люди, с искрой божьей в груди, сталкиваются с толпой, они неизбежно погибают. Но мы не должны склонять своей головы перед ничтожными червями. Я пережил больше, чем ты, но я потрясен тем, что греки и евреи сделали с Филоном. Они унизили лучшего из людей, надеясь добыть себе благо. Но не получили ничего, кроме горечи разочарования. Их злая воля сломила меня. Я не хочу, чтобы это произошло с тобой.

 

XIII

Долго я болел, и Александр страдал вместе со мной. Ему посоветовали поехать в Эги в святилище Асклепия, где жил замечательный врач Апполоний из Тиама. К тому времени, о котором идет речь, ему был 21 год, а слава о его делах распространилось уже по всей Греции. Апполоний одевался в льняную одежду, избегая шерстяных, ходил босиком и носил длинные волосы, он очищал себя тем, что не ел убоины. Он всегда был чист и от его облика веяло спокойствием и здоровьем. Он всей душой сочувствовал праведным и изгонял из святилища грешников.

Когда я предстал перед ним, я был жалок и весь дрожал, плащ был изодран, а волосы свалялись, ибо я не давал никому прикоснуться к себе.

- Посмотри на этого юношу, -сказал Александр Апполонию. -Я усыновил его, когда ему было 12 лет, и с тех пор не расставался с ним. 6 лет он обучался искусствам и наукам. Погляди на него. Кто узнает в нем веселого и красивого человека, который в Риме, в Афинах и Александрии склонял к себе сердца суровых старцев своим умом и знаниями? Вот уже три месяца длится его недуг, и я ничего не могу сделать.

Апполоний внимательно посмотрел на меня, и этот взгляд проник мне в душу.

-Хорошо, - ответил он, -я берусь лечить его. Только ты должен покинуть храм. Если хочешь, живи неподалеку, я пошлю за тобой, когда придет время, но оно наступит не скоро.

Мне отвели небольшую комнату в помещении храма. Каждое утро Апполоний приходил ко мне и вел в рощу. Первое время он водил меня к ручью, где сквозь густую листву деревьев пробивались легкие лучи солнца. Он укладывал меня на траву и при этом слегка разминал мое тело.

- Расслабь тело, -говорил он, - тебе тепло и хорошо. Все беды уходят. Ты спокоен, боль уходит, печальные мысли уходят. Радость жизни возвращается к тебе.

Долго он приручал меня. Но вот настал день, когда я уснул и, проснувшись, лежал, наслаждаясь свежим воздухом и покоем. Теперь Апполоний ежедневно оставлял меня спать с утра до полудня, затем он стал заставлять меня плавать в холодной воде, говоря, что это прибавляет здоровье, и часто сам присоединялся ко мне.

Через некоторое время он предложил мне вечерние прогулки по Священной роще, где излагал мне учение Пифагора о числах и его философию, учил о Гераклитовом огне, о борьбе и единении противоположных начал, рассказывал об Эпикуре. Таким образом, ум мой ожил и получил обильную пишу для развития и размышлений. Исчезла хмурость и запущенность, и, хотя я еще не мог говорить, я жестами и взглядами выражал свои чувства.

Однажды сели мы с ним на берегу ручья. Ветер едва колыхал деревья, и нежная листва шепталась над нашей головой. Долго и печально смотрел на меня Апполоний, потом сказал: “ Я хочу рассказать тебе историю, которая произошла со мной и о которой я хотел бы забыть, но не могу. Если я прав в том, что расскажу тебе ее - ты заговоришь”.

Итак, слушай.

- Три года назад, когда я уже жил в этом храме и лечил людей, многие стали приезжать ко мне, прося исцеления. Я помогал тем, кому мог помочь. Я видел страдания и старался их облегчить. Для того, чтобы многого достигнуть в столь молодые годы, я отказался от всяких излишеств и даже от любви, которая украшает нашу молодость, ибо все на свете может ждать своего часа, кроме человеческого здоровья и смерти.

Об этом услышал царь киникийцев. Он пришел ко мне и решил совратить меня. Он подошел ко мне, когда я один гулял вдоль этого ручья, и стал молить меня об участии, с которым обращаются к красавицам, прося их не отказать в своих прелестях.

Я разгневался и прогнал его. Тогда этот нечестивый человек стал угрожать мне, но я прочел на его лице печать смерти и сказал ему:

- Ты скоро умрешь.

И, действительно, через три дня он был убит палачами на дороге, так как вместе с Архилаем, царем Капподокии, замышлял заговор против римлян.

Рассказ Апполония поразил меня, недаром говорили, что ему известно и прошлое и будущее. Как он мог узнать о будущей смерти нечестивого правителя, - ведь никто этого не мог предвидеть. Вопль восхищения вырвался из моей груди.

Апполоний вскочил на ноги и хлопнул ладони. “Теперь ты будешь говорить! - вскрикнул он. - Я знал, что только полное доверие и сочувствие к твоей беде помогут вылечить тебя... Иди смело за мной, и я приведу тебя в храм здоровья”.

С тех пор он стал внимательно следить за моей речью. Плавным движением рук он направлял ее ритм, помогал мне снять цепи с языка. Наши разговоры в роще стали превращаться в диалоги.

Апполоний вдохнул в меня жизнь, помог вспомнить запахи земли и травы, счастье света и красок, радость движения. И чем сильнее я входил в жизнь, тем лучше я говорил.

Настал, наконец, день, когда он вызвал Александра, и тот, увидев меня здоровым и крепким, заплакал от счастья.

Я сказал Апполонию:

- Благодарю тебя. Ты был мне не только врачевателем, но и старшим братом, и я полюбил тебя. Ты научил меня врачевать душу и через нее - тело. Позволь мне помнить о тебе как о брате и друге, ибо память моя имеет чудесное свойство - чувствовать прошлое лучше, чем настоящее.

 

XIV

- Сын мой, - сказал мне Александр, - я устал от жизни, да и ты еще нуждаешься в отдыхе и лечении. Мне сказали, что в Иудее, на твоей родине, есть секта, называемая ессеями. Они занимаются врачеванием и усовершенствованием духа. Я хочу жить среди них

И мы отправились туда. Вновь я вернулся на землю Ханаанскую. Но не радовалось мое сердце. Разорена и унижена моя родина. Слезы льются повсюду. Ирод, называемый римлянами великим, а народом Иудеи - проклятым, наполнил страну слезами сирот и вдов, стонами замученных, проклятиями жертв. Затем пришли наместники Рима. Они грабят Израиль. Кровь, смерть и разорение остаются там, где прошли они.

Мы не остановились в Иерусалиме, и я не вошел помолиться в храм. Мы не взглянули на Иерихон. Путь наш лежал к Мертвому  морю - в общину ессеев.

Александр был мрачен и молчалив. Лишь однажды он сказал:

- Какая несчастная страна. В Риме правит тиран и он сделал вашим царем тирана. Но еще страшнее - прокураторы. Вспомни, что сказал Аристотель о тирании: “Тиран должен постараться, чтобы от него ничего не ускользнуло из того, о чем говорят и чем занимаются его подданные, он должен держать шпионов или подслушивателей, ибо в страхе перед такого рода людьми подданные отвыкают свободно обмениваться мыслями, а если и станут делать это, то скрыть им свои речи будет труднее. Тиран должен возбудить среди своих подданных взаимную вражду и ссоры, вооружать друзей против друзей, простой народ против знати. Тирану свойственно также разорять своих подданных, чтобы, с одной стороны, было чем содержать свою охрану, а с другой стороны, чтобы подданные, занятые заботами о повседневном пропитании, не имели досуга замышлять против него заговор”. Именно так поступает с вами Рим и император. Вы, надменный восточный народ, ваши знания велики, а ум изощрен. И что же? Рим поверг вас в прах, и ваших врагов египтян, и великую культуру Греции. Как терпят народы его? И где взять силы сбросить владычество римлян.

Он говорил и вкус горечи был в его словах.

Мы пришли к ессеям.

- Вот все мое состояние, - сказал Александр. - Я вношу эти деньги за себя и за  юношу.

Ему ответили:

- Иди, Учитель праведности скажет тебе, где лежит твой путь, иди и возьми юношу с собой, и Учитель положит меру исцеления.

Мы вошли в обитель и увидели Учителя. Он был стар и строг, но глаза его светились неземным светом. Он сделал знак, и мы остановились в десяти шагах от него. Долго он смотрел на нас. Взгляд его проникал в самое сердце.

- Кто вы и зачем пришли к нам? - спросил он.

Александр ответил:

- Мы путники, уставшие от жизни. Гнет империи, разврат, жажда денег, отсутствие добродетели убивают меня. Я грек, а этот юноша ваш соплеменник, усыновленный мной. Я полюбил его за ум и доброе сердце, за красоту и чистоту души, но он заболел, едва столкнувшись с гнусностью жизни. Дай нам, Великий Учитель, покой и исцеление!

- Хорошо, - сказал он, - живите с нами. Но прежде чем войти в общину, вы 6 лет будете работать в поле, как и все мы, в наше жилище вам нет входа. Когда ваше тело окрепнет, а дух исцелится, тогда вы сможете начать очищение, чтобы войти в Общину Сынов Света. Мы почитаем Бога, служение ему и человеческую добродетель превыше жизни.

На эти годы наставником я назначаю вам Рачи. Он индус и не может войти в общину, так как душа его живет другой верой, но сердце его закалено, а ум остр. Он поможет вам обрести потерянную веру. Идите с Богом, - и Учитель жестом руки отпустил нас.

Итак, мы поселились в пещере Рачи, недалеко от обители. Непосвященные жили в пещерах, как и мы, некоторые делали себе хижины. Много на свете людей, истомленных жизнью. Те, кто слышал об общине, стремились сюда. Еще говорили, что некоторые члены общины живут в городах и селениях, и если кто из братьев придет к ним, они встретят его как близкого.

Рачи наблюдал за нами. Лицо его изрезали глубокие морщины но тело было подобно кинжалу, а волосы оставались темными и густыми. Как и все члены общины, он вставал с восходом солнца и после молитвы работал в поле пол дня. Затем он сидел, скрестив ноги, и думал. Душа его уносилась далеко-далеко, а мы сидели тихо, боясь прервать ее полет.

Мы были непривычны к тяжелой работе и тело наше болело. Но Рачи помогал нам, оберегал наш отдых и делил труды. Через год мы окрепли настолько, что могли работать каждый день и не спать всю ночь. Весь год я ловил на себе внимательные взгляды своего наставника. И однажды ночью, когда прохлада окутала нас, а звезды ярко и ровно светили в небесах, он сказал мне:

- Уже год мы живем вместе. Ты окреп телом и выздоравливаешь душой. Твоя кожа стала цвета оливы, а мускулы налились силой. Ты гордо держишь голову, глаза смотрят ясно. Я хочу передать тебе таинства моей веры и, мне кажется, я не ошибся в тебе. Я хочу, чтобы ты знал все о людях, мог повелевать их телом и душой. И себя ты должен знать так, как не знает никто другой. Хочешь ли ты этого?

И я сказал:

- Да, хочу.

- Тогда посмотри мне в глаза и забудь о небе, о земле, обо мне и слушай, что я расскажу тебе.

 

XV

Жил некогда царь Лавана. Он был правителем Уттар Пандава. Однажды на собрании, которое он устраивал каждый день после полудня, появился человек. Он был бос, у него было изможденное лицо и горящие глаза, длинные седые волосы ниспадали до плеч. Всем, кто смотрел на него, становилось страшно. Царь сразу обратил на него внимание. Министр сказал, что это волшебник и он просит аудиенции.

Когда волшебник подошел, царь спросил:

- Что ты умеешь делать?

- Я покажу вам то, - ответил волшебник, - что никто не сумеет показать.

- Где же твои принадлежности? - спросил он у волшебника.

- У меня ничего нет, кроме глаз.

- Кроме глаз? - удивился царь.

- Да, государь. Взгляни мне в глаза.

Царь посмотрел ему в глаза, тотчас все исчезло.

Лавана стоял один на широком поле. Недалеко пасся черный конь. Дикий и необузданный, он скакал и бил копытом, а глаза у него сверкали. Царь хотел укротить коня. Он вскочил на него, но конь понесся быстрее ветра и сбросил царя. Когда Лавана очнулся, он увидел, что лежит, истерзанный и окровавленный, в джунглях, а сверху на него смотрят обезьяны и удивляются, как этот человек попал сюда. Лавана встал и пошел. Долго он шел. Голод и жажда измучили его. Тогда он встретил женщину, всю одежду которой составлял рваный кусок материи. Она была грязна и безобразна, ее рот уродовала заячья губа. Но царь женился на ней, чтобы она его накормила. Он был кшатрий, а она - чандала, и без брачного союза она не могла накормить его, ибо тогда их души попали бы в ад.

- Что за суеверие! - воскликнул я. - Не накормить умирающего от голода только потому, что он принадлежит к другой касте!

- Не осуждай чужих обычаев. Знатный римлянин не взглянул бы на нас, если бы мы умирали у его порога. Эти же люди нашли достойный выход.

Слушай дальше, юноша, и не перебивай меня.

- Вместе с женщиной Лавана прожил долгие годы. У них было четверо детей. Лавана охотился с копьем и ходил в лес за дровами, добывал пищу и огонь всей семье. Но однажды на те места, где они жили, обрушился голод. И Лаване вместе с женой и детьми пришлось уйти из этих мест. Три старших сына были взрослыми людьми. Они покинули отца, чтобы самим добывать себе пищу. С ним остались жена и младший сын. Жена постоянно укоряла Лавану, что он не может добыть еду, и ее укоры мучили его. И вот однажды, младший, любимый сын так ослабел, что не мог идти, Лавана сказал жене:

- Я раздобуду мясо. Ты стой здесь, а когда увидишь дым вон за той скалой, иди туда, возьми мясо и накорми сына.

Лавана спрятался за скалу, развел костер и, когда он разгорелся, бросился в огонь.

Тотчас царь очнулся. С удивлением он посмотрел на приближенных.

- Где я? - спросил Лавана.

- Ты у себя во дворце, - ответили ему приближенные. 

- Ты спал не дольше трех минут.

- Но я прожил целую жизнь! - Воскликнул царь. - Где же волшебник?

Но волшебника нигде не было.

С удивлением слушал я рассказ Рачи. Долго мы молчали.

Наконец Рачи спросил: “Ты хотел бы стать таким волшебником?”

- О да! - воскликнул я, - но ведь это сказка.

- Да, - сказал Рачи, - жизнь не так милосердна, как сказка. Но я могу дать тебе силу властвовать над человеческим духом, ибо вижу - в тебе есть то, что  неизвестно тебе самому. Ты можешь приносить счастье и исцеление по мановению своей руки.

- Я не Бог, - в ужасе воскликнул я.

- Зачем, - сказал Рачи, - низводить Бога до наших дел. Судьба человека в его руках. Бог лишь создал возможности возникновения мира.

Послушай, теперь мою историю и ты поймешь, что я не обманываю тебя.

Давно давно я любил девушку, на которой не мог жениться, ибо она принадлежала к высшей касте. Она была прекрасна как солнце. Когда она появлялась, все меркло в лучах ее красоты. Она никогда не смотрела на меня и даже не подозревала о моей любви. Я хотел забыть ее, занимаясь наукой, но ее лицо я видел вместо букв и цифр. Тогда я стал пить сому, священный напиток богов. О, я становился великим человеком, полубогом. Дух мой облетал землю, и свою любимую я сжимал в объятиях. Но кончалось наваждение, и я видел себя на полу своей хижины. Я стал замечать, что руки у меня трясутся, а тело дряхлеет. То, что дает грезы, убивает меня в жизни. И я сказал - нет, - ибо у тела одна земная жизнь, и душа не должна покинуть его раньше, чем этого положено судьбою. Я пошел к йогам. У них я научился управлять своим телом, дыханием, обуздывать свой дух. Но и на этом пути я не добился совершенства, ибо в минуты глубокого сосредоточения ее лицо вставало предо мной. Я стал путешествовать: побывал в Китае, жил в Гималаях и на Тибете, был в Греции, Италии. И вот, состарившись, я пришел сюда. Здесь, в Иудее, обрел я покой. Не столь важно, что по разному мы верим в Бога, что среди нас есть греки, римляне, египтяне, иудеи, эфиопы, германцы. Главное, что все мы хотим быть братьями и обрести покой на земле.

Теперь веришь ли ты мне?

И я сказал:

- Да.

 

XVI

Многое из того, что рассказывал Рачи, проходило мимо меня, не задевая ни ум, ни сердце. Поразило меня учение индийских йогов о душевных началах человеческого разума. Они  разделяют разумы, существующие в природе, на несколько разрядов. Первый из них - инстинктивный ум, или ум животных, затем интеллект - человеческий рассудок, разум, потом духовный ум - это интуитивное понимание или способность прозрения, и, наконец, - Дух.

Ум, считают они, существует на всех ступенях жизни, в мертвой и живой природе.

Инстинктивный ум - форма психической жизни, которая постепенно развивается. Первый проблеск инстинктивного ума наблюдается уже в минералах, затем, в более высокой степени, у растений и в мире животных. У людей инстинкт постепенно слабеет, по мере развития разумного начала.

Но человек, в настоящий момент его развития, еще подчиняется инстинктам. Лишь достигшие высокой степени духовного развития умеют подчинять его себе.

В большинстве же люди становятся игрушкой в руках животного начала и совершают безумные поступки. Ибо некоторые люди только немного выше животных. Инстинктивный ум хранит в себе все виды безумия и мудрости.

У немногих людей, живущих в наше время, развивается следующее начало - интеллект. С развитием интеллекта связаны достижения цивилизации. Но не следует создавать себе бога из интеллекта. Выше него стоят еще два начала. Люди, которые достигнут их, будут настолько же духовно превосходить нас, насколько мы превосходим животных.

Появление интеллекта еще не значит, что человек стал лучше в смысле “добра”. В некоторых людях животный инстинкт настолько силен, что интеллект им нужен только для более полного удовлетворения их низких желаний и наклонностей. Человек, если захочет, может превзойти животных своим зверством. Люди злоупотребляют желаниями больше, чем животные. Чем выше человек развит, тем глубже может упасть, направляя свой изощренный ум на удовлетворение животных инстинктов. Интеллект находится посередине между высшими и низшими началами. Борющаяся человеческая душа выбирает свой путь. Спасение человека в нем самом.

И если человек пойдет вперед, то он придет к способности прозрения, к интуитивному или духовному уму. Это духовная тревога, поиск истины, стремление к всеобъемлющему пониманию мира. Труден этот путь. Лишь немногие устремляются по нему, остальные же опускаются в животное состояние. То, что мы считаем хорошим, благородным и великим в человеческой душе, идет от духовного ума. По мере того, как идет внутреннее развитие человека, расширяется его понятие справедливости, является больше страдания, укрепляется сознание братства всех людей, разрастается понятие о любви.

Интеллект холоден - духовное сознание тепло и одушевлено высоким чувством.

Как мало мы видим людей, одаренных подобными качествами! Интуитивный ум есть также источник вдохновения. Это откровение, идущее из другого мира. Кто раз познал его, уже никогда не будет прежним и никогда не позволит низким инстинктам овладеть собой. Человек как бы перерождается под влиянием этого чувства и пол жизни готов отдать за божественное откровение.

На вершине же многоступенчатой пирамиды ума стоит Дух. Это истинное “Я” человека.

Что есть Дух? Как рассказать об этом, если лучшие люди лишь в короткие мгновения своей жизни постигают его? Можно сравнить Дух с Умом Аристотеля, чтобы попытаться понять его.

У Аристотеля “Ум” - концентрация космоса, единая точка материи и бытия наивысшая красота космоса с его вечным круговращением и звездным небом, единство мыслящего и мыслимого начала, божественная сущность всего существующего. Чем ближе приближается мысль к центру, тем больше красоты она постигает в основе бытия, чем дальше от него и ближе к земле, тем меньше божественной сущности постигается нами. Человек, по мнению великого грека, лишь в слабой степени способен постигнуть Божественный Ум.

Можно сравнить сущность индуистского Духа и аристотелева Ума и назвать их Божественным началом мира. Но йоги готовят человека к постепенному пониманию и проникновению в сущность и оставляют за человеком возможность найти, через тысячелетия побед и поражений, духовную сущность Человека. Аристотель же, логически развивая понятие Божественного Ума, не дает человеку надежды на его познание.

Я же хочу верить, что Сущность доступна человеку. “Дух”, - говорят йоги, - есть то в человеке, что всего ближе приближает нас к Богу. Только в случайные драгоценные моменты мы сознаем в себе существование Духа. Когда эти моменты проходят, они оставляют в нас мир, который после не уходит от нас совсем. Через посредство Духа Бог открывается людям.

Эти речи я сопоставлял со словами и учением Учителя Праведности о едином Боге и пытался найти Истину.

 

XVII

Рачи научил меня управлять своим телом, а через него - духом. Он научил меня обуздывать желания. Благодаря своему наставнику, я ощутил связь с космическим миром. Я мог черпать силы и от света далеких звезд, и от былинки, робко пробивающейся сквозь пески под палящим солнцем Иудейской пустыни.

В учении и размышлениях, в постижении Духа прошли пять лет.

И вот настал великий день очищения. Учитель назначил мне пройти его дважды, Александру - один раз, так как его благочестие было неоспоримо. Я же не выбрал еще путь жизни.

Учитель сказал мне:

- Шесть лет ты живешь среди нас. Соблазны жизни тебя не волнуют, но колодезь знания, из которого ты черпаешь, неисчерпаем, и ты еще не выбрал грани, чтобы остановиться. Сейчас тебе 26 лет, и если ты ко второму очищению через два года не найдешь возможность выбрать для себя пути познания и меру знания - то берегись! Жизнь твоя может пройти впустую, не найдя дороги, не ощутив истину. Каждый выбирает себе то, что ему необходимо для полноты бытия.

В день очищения меня омыли и одели в белые одежды. Я получил топорик для ямки. Отныне я мог присутствовать на учениях и молитвах, но не смел участвовать в них.

Душевный треплет и восторг охватил меня, когда я в белом одеянии вошел в молитвенный зал. Учитель Праведности стоял перед нами, и лицо его светилось неведомым сиянием. Он сказал:

- Я благодарю тебя, Господи, что Сыновья Света пришли в общину боящихся Бога. Вместе войдем мы во врата Твоих владений, будем служить Тебе всей душой, не отступая от поиска Истины и Правды. Вместе начнем войну против сыновей тьмы, ибо они погрязли во лжи и похоти. Простецы Иехуды спасут народ, ибо те, кто правит ими сейчас, ведут к гибели.

Горе тебе, Вавилон!

За то, что грабил многие народы, тебя будут грабить все остальные народы!

- Разве не все народы ненавидят кривду? И тем не менее она царит везде. Из уст всех народов раздается голос истины, но есть ли уста и язык, придерживающиеся ее? Какой народ желает, чтобы его угнетал более сильный, чем он? Кто желает, чтобы его достояние было нечестиво разграблено? А какой народ не угнетает своего соседа? Где народ, который не грабил бы богатство другого?

Над миром царит зло, и мы, люди жребия Малкицедика, призваны изменить нечестие мира. Братья мои! Я вижу - все мы погибнем ужасной смертью, но верьте - добро восторжествует!

Придет отпрыск Давида, он придет с Истолкователем Закона и сделает Израиль средоточием добра на Земле, ибо сказано: “Я подниму павшую скинию Давида. И возвестил тебе Господь: “Дом построю тебе, и восстановлю семя твое после тебя, и воздвигну трон его царства навсегда”.

И небо как будто разверзлось надо мной. Я вскрикнул и упал. Когда очнулся я, Александр с участием спросил меня:

- Что с тобой, сын мой?

Но я лишь поцеловал его руку.

Вошел Учитель. Долго глядел он на меня, пронизывая и прошлое и будущее. Затем сказал:

- Бог благословил тебя. Прейди ко мне, когда решишься.

С тех пор я жил в общине особо. Братья не знали ни о чем, но относились ко мне с почтением, так как Учитель Праведности выделял меня. От многих законов общины отступал я, ибо знал - я должен жить и умереть в миру, и готовился к этому.

 

 

XVIII

А за стенами общины жестокое дыхание Рима сжигало

 поля моей Родины, исторгало слезы, убиваю живую душу. Грязь и торгашество вошли в почет. Не осталось у людей ни чистой веры, ни ясного ума, ни добрых чувств.

Понтий Пилат ныне был прокуратором Иудеи. Он отдал страну на разграбление легионерам и сам попирал наши права и издевался над нашими обычаями. Много злодеяний совершил он. Страна покрылась пеплом горя, а римляне богатели и насыщались.

Дошел до нас слух, что умер один человек, член общины, живший в городе, и, по обычаю не входящих в братство обители, имевший семью. И узнаем мы, что его семья нищенствует и голодает, а жена его, не имея помощи, вынуждена продавать себя. Тогда мы решили помочь им. Взяв деньги из общей казны, я и еще один человек отправились к жене и сыну покойного.

Но мы пришли туда слишком поздно. Ужасное зрелище предстало перед нами.

Женщина лежала с закинутой головой и вспоротым животом. Мертвые глаза ее с ужасом, застывшим в них, смотрели на сына. Юноша был крепко связан, и руки его, расставленные крестом прикручены к двери. И, хотя ему наверное, было лет 18, виски его покрывала седина. Соседи рассказали, что вдова, узнав о близкой помощи, возблагодарила Бога, и отказалась от греховного добывания денег. Она дала клятву перед Богом, что никогда не будет больше знать мужчин.

Но в это время пришли к ним в дом три легионера, и один сказал:

- Вот женщина, которая берет деньги за свои ласки. У нее мы отдохнем и проведем ночь, чередуя удовольствие.

Но Иуда (так звали юношу) встал и сказал:

- Уходите отсюда, в этом доме больше нет торга.

Они засмеялись и не поверили. Но женщина сказала им, что она дала клятву Богу больше не иметь мужчин.

Тогда римляне разозлились и закричали, что сейчас же возьмут ее. Иуда бросился на них. Но они связали его и привязали к двери, изнасиловав мать, они убили ее и ушли.

Мы осторожно сняли юношу. Он был почти мертв. Я стал растирать его онемевшие члены и прикладывать мокрую тряпку ко лбу. Когда он очнулся, стало ясно, что он лишился рассудка. Глаза его блуждали, рычание вырывалось из горла. Хотя он был слаб, я крепко держал его, боясь внезапного порыва. И не напрасно. Он вдруг вырвался, вскочил и начал метаться по комнате, бился о стену, как будто желая умереть. Мы связали юношу, и стали думать, что нам делать с ним. Видя, что нельзя его оставить, мы повели Иуду в общину.

Вспомнил я свое безумие и лекарство, вылечившее меня - любовь Александра. Я пошел к Учителю Праведности и сказал:

- Великий Учитель! Бог дал мне знание, но я не совершил еще подвига любви. Всем сердцем я прилепился к несчастному юноше. Я не уйду в мир, чтобы проповедовать спасение, пока не вылечу Иуду Бен Ицхака. Благослови меня, Учитель!

И тогда он сказал:

- Вернуть разум живому - это подвиг, достойный избранника Божьего. Твори!

Существо, которое лежало рядом со мной, почти не было похоже на человека. Звериный крик вырывался из его груди, пена выступала на губах, пищу он не принимал. Сердце мое разрывалось, когда я глядел на Иуду. Всю любовь, что подарили мне Апполоний и Александр, все знания, что я получил от Рачи, я вложил в жизнь и здоровье Иуды. Но мои усилия были  бесплодны и бесполезны.

Однажды  я подумал: когда у женщины заболевает дитя, она ложиться рядом с ним и отогревает его. Ее дыхание прибавляет ему силы, а ее любовь продлевает жизнь. Тогда я стал отогревать тело юноши своим дыханием. Я растирал каждую пядь его тела, и в каждое движение вкладывал часть своей души. Я разжевывал ему пищу и по глотку вливал воду в запекшиеся губы, но целый год прошел прежде чем он сам смог брать еду. Горю моему не было предела. Думал я: “Как же смогу врачевать души и наставлять обезумевшие толпы, если безумие одного человека неподвластно мне?”

Я не выходил из своей комнаты и никого не видел, но однажды пришел ко мне Александр. Когда я поведал ему о своих сомнениях, он покачал головой и сказал:

- Ты лечишь его, дав обет излечить. Его здоровье будет твоей победой над телом и духом.  И именно за будущую победу ты  любишь его. Но человеческое страдание не принимает такую любовь. Полюби его ради него самого, и тогда ты найдешь возможности лечения.

Он ушел, оставив во сне стыд и раскаяние. Но настал день, когда я пришел к Иуде с чистым сердцем и стал лечить. За год я вновь научил его ходить и есть. Он стал выражать свои желания и, наконец, после двух лет непрестанного труда, я увидел, что пришла пора приступить к учению, ибо ум его ожил.

Я взял его душу и пронес над землей. Я показал ему, что его страдание - горе тысяч и тысяч. Я открыл ему знание, и он принял его, я поведал ему Бога, и он поклонился ему.

В одном у нас не было согласия: я верил, что, принеся человеку добро, научив его любви, можно сделать людей лучше, вдохнуть искру Божью.

Иуда же говорил:

- Когда меч вознесся над твоей головой, нельзя взывать к любви. Лишь победой над римлянами обретем мы покой.

Тогда я спросил его:

- Иуда, ты пойдешь со мной?

Он ответил:

- Куда бы ты не шел, везде я буду идти по твоим стопам, и нужду, и голод, и горе, и радость, и раны, и опасность смерти разделю я с тобой. А после, даже если всю жизнь надо ждать этого дня, я подниму меч против римлян.

Тогда я пришел к Александру и сказал ему:

- Пришел мой час.

Ответ его был полон печали.

- Сын мой, - сказал Александр, - иди и исполни то, что тебе назначено Богом, но больше ты не увидишь меня. Каждый человек чувствует, когда придет его час. Смерть разрушает меня. Я вижу, как распадается моя ткань. Но, даже перейдя в иной мир, я буду посылать тебе свою любовь.

Я поцеловал его одежду и не смог сдержать слез. Я знал, что душа моя будет соединяться с его душой, ибо любовь и близость душ не знает ни времени, ни пространства. И даже через тысячи лет свет чужой души может заживить раны.

И вот я предстал перед Великим Учителем и сказал ему:

- Я не был посвященным, но не был и чужим. Я окреп и душой и телом, и увидел жизнь мою, какой ее предначертал Бог. Я должен провозгласить Добро. Но скажи мне, Учитель, отчего торжествуют зло и ненависть?

И Учитель сказал:

- Бог создал человека и дал ему поля, и дал ему стада. Он дал ему огонь и ремесла. Он дал человеку душу для счастья и руки для труда. Бог расселил человека на красивейшей земле. Он дал солнце и облака, день и ночь, рассветы и ветер, звезды и воздух, и все это - человеку.

Но существо, именуемое “человек”, столь неразумно, что не видит творение Бога.

Ни сейчас, ни потом не наступит этот час. Лишь когда человек пройдет всю мерзость, назначенную ему, изопьет всю грязь этого мира, перенесет все страдания, отпущенные ему, - лишь тогда душа его и ум обратятся к Богу и к любви.

Иди; дерзай и погибни; царствии Божье наступит не скоро.

И я ушел в мир, ибо пришло время разбрасывать камни.

 

 

ЗВЕЗДА ВИФЛЕЕМA

 

Холодная зима выдалась в тот год в Иудее, кое-где даже выпал снег, но большей частью было сухо, и ночью ясно и чисто светили звезды. Особенно одна - большая, голубая - много ночей вставала рано на западе и заходила поздно на востоке, что смущало и волновало людей.

В те дни Великий Август повелел провести перепись. Эта перепись была первою в правление Квириния Сирией, и евреи боялись, что римляне еще больше поработят их. Израилем правил друг Августа - царь Ирод. Он объединил Самарию, Иудею и Израиль, и называемая Иудеей земля считалась государством под покрови­тельством Рима. Ирод Великий, прозванный в народе кровавым, - хитрый, расчетливый и жестокий, - отстоял подобие независимости. Август ему доверял. Ирод был бы полновластным диктатором, если бы его власть не зависела от силы римлян. Сластолюбивый и наглый Ирод пребывал в роскоши, но настороже. Народ Израиля, измученный кровавыми играми "друга кесаря", ненавидел царя, жил в ожидании Мессии и слушал своих пророков, ибо сказано в Библии: “Ты возлюбил правду и возненавидел беззаконие, посему помазал тебя Бог, Боже, Бог твой елеем радости более соучастни­ков твоих”.

Беззаконие творилось во всем мире, по всей земле, но народ Израиля, веривший в Единого Бога, ждал, что Бог придет освободить его. Народ, не желая терпеть притеснения, слушал пророков, которых любил и чтил; поэтому Ирод боялся пророков. То и дело появлялись слухи о новых проповедниках. Обстановка В Израиле настораживала Рим. Ирод понимал, что с его смертью римляне полностью овладеют страной. Он хотел усмирить свой непокорный народ, надеясь, что о тихих и робких римляне не вспомнят, но проклятые евреи всегда лезли на рожон.

Ирод сдерживал страсти и был жесток с теми, кто не понимал, что нарушение существующего порядка вещей уничтожит Израиль. Особенно волновал его прекрасный Иерусалим. Здесь стояли римские легионы, и малейшее волнение могло стать поводом для военных действий. Нет, он искоренит немногих фанатиков, но не допустит римской резни. Конечно, евреи известны своей непокорностью. Их уводили в рабство - они бежали и возвращались на Землю обетованную, обогащенные чужой культурой, но всегда со своим Единым Богом. Все варвары - от Вавилона до Рима - признают когда-нибудь вместо кучки идолов Всемогущего Единого Духа Святого, но, чтобы это произошло, евреи должны сохранить свое Царство и свою веру, а народ, если он недоволен, надо держать железной рукой.

Чтобы избавить власть от Храма, первосвященников и пророков, Ирод начал строительство новой столицы в подражание городам Греции и Рима. Пусть священники и фанатики безумствуют в Иерусалиме, он, Ирод, будет жить среди утонченной роскоши, к которой привык во дворце Августа. Город этот так и не стал столицей: после смерти Ирода Рим раздробил Иудею на небольшие провинции и римляне выбрали детище Ирода для себя - он был им близок по духу. И тогда возопил народ: “Горе городу крови, весь он полон обмана и грабежа. Не прекращается в нем злодейст­во, слышны хлопанье бича и грохот колесницы, несутся всадники и множество пронзенных, груды тел, и нет конца трупам и споты­каются они о трупы”.

В те дни, когда была объявлена перепись, пошли все записываться, каждый в свой город. Пошел также и плотник Иосиф из Галилеи из города Назарета в Иудею, в Вифлеем, город Давидов, так как он был из рода Давида. Толпы народа тащились по мокрым дорогам под непрерывным дождем, иногда сменявшимся мокрым снегом. И столь странной и тяжелой была погода для Иудеи, что многие болели и умирали. Иосиф шел со своей женой Марией, которая была беременна. Народу в городе собралось так много, что мест для постояльцев не хватало. Когда пришло Марии время рожать, легла она в хлеву, а Иосиф помогал ей. Под блеянье овец, под теплым боком коров родила она сына, первенца своего, спеленала его и положила в ясли, и окружали их овцы и козы, и вол, и было Ему тепло. А когда вернулись пастухи со своим стадом из ночной стражи, то рассказывали людям необычные вещи. Будто ночью явился им Ангел и сказал, что “нынче родился спаситель, который есть  Мессия Господь и лежит Он спеленутый в яслях”. Множество собравшегося народа пошло в хлев при постоялом дворе и увидели там Иосифа и Марию и младенца с ними. И Мария чувствовала, что сын ее необычен, душа была полна счастья и печали.

Весть о рождении Мессии разнеслась по всему Израилю. Никто не знал точно, что произошло, но рассказывали друг другу небылицы - о необыкновенной звезде, восемь дней сияющей над Вифлеемом, о чудесах, неожиданно происходящих по всей земле, о близком конце света, о спасении Израиля, и, конечно, о падении ненавистного Рима. Народ бурлил. Слухи дошли до царя Ирода и очень встревожили его. Донесения шпионов не говорили ни о чем определенном. Тогда царь, а он был суеверен как истый римлянин, призвал к себе волхвов, которых он задержал во дворце, и потребовал от них ответа. Это были жрецы высшего посвящения из Индии, Египта и Персии. Они ведали, что произошло. Зная, какая опасность исходит от Ирода, волхвы ответили:

- Да, в Вифлееме родился Спаситель, но там ли Он, и кто Он, мы не знаем.

- Идите и найдите Его, чтобы мне поклониться, - сказал царь лицемерно.

Он задумал убить Младенца и родителей Его.

Волхвы ушли, и шли за звездой и видели, что Ослята[3] сопровождают ее, и пришли в Вифлеем тогда, когда Иосиф и Мария, совершив обряд обрезания, собирались в город свой Назарет. Волхвы поклонились Младенцу и сказали:

- Бегите скорее в Египет, ибо царь Ирод ищет душу Младенца. Мы принесли Ему дары. Они помогут вам прожить в дороге и в Египте, там мы найдем Вас. И отошли другой дорогой из Вифлеема. В ту же ночь Иосиф взял семью свою и бежал в Египет.

Ирод пришел в ярость, узнав, что его обманули. Но он понял - произошло необычное событие, если кто-то осмелился ослушаться его, друга Августа; кто-то изменил свою жизнь, но тем самым изменил и его, Ирода, жизнь, и судьбу Израиля. Дальше он боялся думать. Ирод послал войска в Вифлеем - истре­бить всех младенцев в городе от двух лет и ниже. Евреи не годились на такую работу. Он приказал выступить римской когорте. Воины врывались в дома, хватали детей, разрубали их на месте, младенцам разбивали головы о стены домов. Если родители сопро­тивлялись, их убивали вместе с детьми. Кровь лилась рекой. Плач и вой стояли над городом. Резня немного утихомирила Ирода.

Но Вифлеем он ненавидел до самой смерти.

Иосиф с семьею отправился в Египет и жил там двенадцать лет, до смерти царя Ирода. В Египте волхвы разыскали Иосифа и семью его и учили Первенца, и посвящали его, потому что по истечении времени Он должен был осознать, кто Он.

 

страсти господни начинаются с рождения, более того, с замысла зачатия бессмертного в смертном. само стремление абсолютного и бесконечного в конечное и ограниченное, само осознание необходимости такового во имя спасения живых существ - глубоко нравственный и возвышающий человечество акт, но трагичный для абсолюта. оба естества бога - божественное и человеческое - находятся в этот момент, в миг рождения, в гармоническом сочетании - христос - без разделения и без смешения. произошло то, чего не было с момента изгнания человека из рая. человечество соприкоснулось с божеством, его замыслом и надеждой.

в час изгнания из рая решался вопрос о человеческой свободе. само сказание - символ трагичности пути человеческого самоосозна-ния. пребывая в раю, человек, как это ни парадоксально, не был свободен. он зависел от бога,  получая несметные блага и имея в запасе бессмертие.  но,  не будучи абсолютом, он не имел возможности развития. бессмертие без знания;  покой,  но не сопричастность космосу; бессмертие,  но не бесконечность. такой путь для богоподобного существа невозможен. грехопадение меняло поведение человека в мире, его место в нем: из бессмертного робота, обеспеченного системой жизнедеятельности, человек превращался в свободную личность, медленно бредущую сквозь века, путем приближения к богу. это и есть история. путь кровав и сложен: обретение пути, осознание его необходимости,  нахождение верной дороги - задача, поставленная богом перед челове-чеством и отдельным человеком. трагическая история человечества тому  подтверждение. самое страшное испытание для человека - обретение свободы.  рай - несвобода - счастли-вая несвобода; нет ответственности за избранный путь - он избран за тебя, нет проблем совести, ибо рай предполагает высшую совесть вне тебя. все “проклятые вопросы” решаются вне тебя, вне твоей  личной индивидуальности и совести. к богу можно прийти только путем свободы, осознавая себя как свободную, стремящуюся к самосовершенствованию личность.

вся теология, в особенности христианская, утверждает понятие греха человека перед богом. человек, ослушавшийся бога, совершил грехопадение, и с тех пор, по словам кьеркегора, чувство вины - основное чувство человека. чувство вины - этическое чувство, определяющее, что есть добро, а что есть зло; мучительное чувство, заставляющее стре-миться к искуплению. всеобъемлющий и вездесущий предопределил грехопадение, предоставив самое главное, что абсолют может передать от себя человеку - свободу. человечество виновно и греховно в том, что любыми путями, вплоть до убийства и самоуничтожения, стремится вновь попасть в “рай”. первая, истинная вина - убийство авеля. каин захотел быть лучшим перед богом, достойным “рая”. не великое стремление к духу и познанию, а отречение от свободы и стремление к незнанию -  вот великий грех и вина человека. нет ничего проще, чем вернуть человека в “рай”, но тогда это существо не будет человеком. поэтому так трагичны все попытки устроить рай на земле. все, кто оказывался в эпицентре устроительства, постепенно теряли качества и черты человека. нам придется смириться и осознать - путь к богу может быть осуществлен только как индиви-дуальная дорога каждого, как свободный выбор.

однако если человек одинок в своей свободе, индивидуален, то не здесь ли пути к индивидуализму, к ницшеанству, к сверхчеловеку? ницше гениально уловил это стремление в нас. христиане начинали, по словам    в.соловьева, с аскетизма, а пришли к ницшеанству. во избежание трагедии взаимоотношения между личностями должны развиваться по совести, ибо совесть - единственный луч души человеческой, непосредственно связующий ее с богом. изгнание из рая необходимо для развития совести, которая есть искра бога в человеке. без нее человек лишь одушевленный механизм. личность определяется свободою выбора, свободою познания, жертвенностью во имя добра, наличием совестливости, а совесть проверяется во взаимоотношениях с людьми.

христос как личность - есть образец. искупая наши грехи, своей жизнью показывая путь к совершенству, христос дает нам надежду, что мы можем осознать этот путь.

 

Вернувшись в землю Галилейскую, пришел Иосиф с семьею в Иерусалим на праздник. Ибо много лет не был он в Храме и истосковалась душа его. И плакал он на ступенях Храма.

Когда же после окончания праздника пошли в город свой, то ни в дороге, ни в доме не нашли Сына. Поспешно вернулись в Иерусалим и через три дня увидели Его в Храме, сидящего посреди учителей и беседующего с ними, и те дивились Его уму и знаниям, ибо Иисус знал тайны, немногим доступные.

Подошла Мария и со слезами спросила:

- Дитя мое, что же ты делаешь с нами? Мы искали Тебя повсюду и плакали о Тебе.

Внимательно посмотрел Он на нее.

- Много скорби будет тебе, не ищи Меня, не зови.

Они вернулись в Назарет, и Иисус преуспевал во всех премудростях, обращенных к Богу и человеку.

После смерти царя Ирода и кончины Августа произошло то, чего боялся Ирод.

Став кесарем, Тиберий устремил свой взор на слишком свобод­ную и непокорную провинцию. Он разделил Израиль на четыре части и послал туда кровавого наместника, проверенного воина - Понтия Пилата. Пилат начальствовал в Иудее, Ирод- четверовластник правил в Галилее, Филипп, брат его - в Итурее, а Лисаний - в Авилинее. Первосвященниками в эти дни были Анний и Каиафа.

И стала жизнь невыносима в Израиле. И не знали люди, куда деваться. И бежали в пустыню и в горы. И был тогда глагол Божий к Иоанну сыну Захарии и Елизаветы. Иоанн много лет жил в пустыне, питаясь акридами и медом, оде­ваясь в шкуры звериные. Он общался только с Сынами Света[4] Кумранской общины, пока не было ему повеления пойти к людям и проложить путь Господу, как сказано в книге пророка Исайи: “Глас вопиющего в пустыне - приготовьте путь Господу, прямыми сделайте стези Ему”. И Иоанн пошел по всей стороне Иорданской, проповедуя крещение и покаяние. Ибо сказано: “И узрит всякая плоть спасение Божие”. И странен был вид его:  одежда из шкур, длинные спутанные волосы, горящие глаза. Речи его пугали, но притягивали измученный, подавленный, обезу­мевший от горя народ.

По дороге, ведущей к пустынному берегу Иордана, шли убогие и калечные, в рваных хитонах и плащах. Нищие, одержимые, мытари, блудницы; источающие дурной запах, голодные, страшные, обездоленные, обманутые, не знающие покоя, погрязшие в отчаянии и разврате - шли, ползли, стремились туда, где странный человек, в одеждах из шкур, смывал их грехи чистой водой Иордана. И они, очищенные, со слезами и возгласами радости уходили от него просветленные, обретая счастье и покой, веруя, что светлые воды Иордана унесли пороки и оставили душу чистой, как от рождения дана она Богом.

Иоанн приходившему к нему креститься народу говорил, обличая царей, как истинный фанатичный пророк Израиля, ибо был суров и аскетичен:

- Вожделение к женщине в крови идумейской династии. Ирод-кровавый силой взял в жены Мариамну - последнюю царицу Израиля, но не смог вынести ее открытого презрения к самозваному государю. Он убил ее. Но любовь сожгла его: он рыдал над трупом жены, бил себя в грудь, рвал волосы и хотел иметь ее, как будто она была живая; долго скорбь не покидала его. Но позже он убил и сыновей ее по наущению завистников. Ирод-крова­вый разорение и нищету оставил в государстве. Ведь сказали Августу еврейские послы:

- Не царя мы имели в Ироде, а лютейшего тирана, какой когда-либо сидел на троне. Он убил бесчисленное множество граждан, но участь тех, кого он пощадил, была такова, что они завидовали умершим, ибо он пытал своих подданных не только поодиночке, а мучил целые города. Иностранные города он разук­рашивал, а свои собственные - истреблял. Он чужим народам дал подарки, к которым прилипла кровь иудеев.

- А теперь новый Ирод, злодей и прелюбодей, наследует ему, - так говорил Иоанн.

Еще он спрашивал у народа:

- Где наши старые нравы, благородство и честность? Смотрите, в городах Израиля строятся языческие храмы и цирки. Что веселого находят римляне в том, что львы пожирают на их глазах беззащитных людей? Как допускаете вы нечестивые зрелища? Безбожно заменять такими варварскими обычаями отечественные нравы и законы  . . .

Пришел уже Истинный Властелин. Тот, другой, грешит на ложе своем, мытари сдирают с нас кожу, чтобы достать деньги для царя. Этот же не требует для себя ничего. Он жалеет нас и умаляет печаль, а печаль так глубока, что жизнь уменьшается до тропинки под ногами, и не видно поля ее, и сада ее, и радости. Не для нас созревает виноград, благоухают цветы, волнуются травы. Не для нас шумит море, синеет небо. Горе нам, обездоленным, ибо нищие духом живем мы на свете, не помышляя ни о себе, ни о небе, ни о земле, а думаем только о хлебе насущном.

Горе тебе, царь, держащий царство свое на страхе! Царство страха распадется и погибнет! Люди его не верят царям, не знают Бога. Живые души гибнут или, оклеветанные, сгибаются перед развратом лицемерия. Ложь в почете, а честность смешна.

Проповеди Иоанна были грозны и приводили народ в трепет. Его боялись, но толпы слушали его. Ирод-четверовластник нена­видел Иоанна. Тот обличал Ирода за Иродиаду - жену брата его. Тетрарх убил брата, пленившись красотой его жены, и теперь живет с нею в своем дворце, пируя и развлекаясь. Иоанн негодовал - народ его слушал.

Каждый день при восходе солнца Иоанн шел к Иордану и  в водах его крестил народ, жаждущий спасения в Духе; в Боге и в душе своей искали люди истину.

Однажды, когда солнце только взошло и  Иордан плескался тихо у ног задумавшегося Иоанна, Некто подошел к нему и тихо сказал:

- Крести и меня, праведник.

Глаза Иоанна открылись: он увидел великое сияние, исходящее, от Него и воскликнул:

- Вот Агнец Божий, который берет на себя грех мира!

- Крести меня водою, чтобы быть явленным Израилю и миру.

- Если Ты есть Сын Божий, то я недостоин развязать сандалии Твои.

- Крести меня как смертного.

И был глас с небес: “Ты Сын Мой Возлюбленный; в Тебе Мое благоволение!”

И сказал Креститель народу:

- Я свидетельствую: Он есть Сын Божий.

Те, немногие, которые поняли, что произошло, содрогнулись в сердце своем, толпа же внимала равнодушно. Она не знала, за кем пойти. Толпе нужны доказательства и немедленные блага. Она верит тому, кто дает ей “хлеба и зрелищ”, даже если хлеб горек, а зрелища кровавы.

Но два человека последовали за Иисусом. Они почувствовали что-то необычное в Нем. Один из них бы Иоанн, сын Заведеев, другой - Андрей, брат Симона-Петра. Он призвал за собою брата, своего Симона, говоря: “Мы нашли Мессию”. Иисус же взглянул на Симона и увидел все прошлое его и будущее в веках и сказал ему: “Ты - Симон, сын Ионин, ты наречешься Кифа, что значит “камень” (Петр)”. Потом  Иисус пошел в Галилею и нашел там Филиппа и позвал его. И тот стал четвертым. Сам Филипп был из одного города с Андреем и Петром.

Все вместе пошли они в Кану Галилейскую, потому что там была свадьба и матерь Иисуса была там.

В белых рубахах, в зеленых кафтанах с красными поясами важно ходили по двору евреи, и священник поздравлял молодых.

Солнце высвечивало пурпуром рубаху невесты, отчетливо проступала под ней ее юная хрупкость. Жених сидел рядом. Все веселились и много пили. И так получилось, что не хватило им вина. И Мария говорит сыну: “Нет вина у них”. Он же покачал головой:

- Еще не пришел час Мой, но если ты просишь, Я сделаю это для тебя.

И превратил воду в вино, и никто не знал, откуда оно. Распорядитель даже рассердился на жениха:

- Все люди подают на стол сначала вино лучшее, а когда напьются, то худшее, а ты сделал наоборот.

Так положил Иисус начало чудесам, которые потом творил во множестве.

Пока Иисус был в Кане Галилейской, Ирод-четверовластник велел схватить Иоанна и посадил его в темницу, и держал там. Он даже устроил пир и пригласил гостей посмотреть и посмеяться над Иоанном. Они возлежали на пиру, и дочь Иродиады, юная Соломея, так прекрасно танцевала перед царем и гостями, что царь умилился и сказал:

- Проси у меня что хочешь за свое искусство.

Девочка не знала, что просить и побежала к матери:

- Чего мне просить?

Иродиада скривила губы. Она ненавидела Иоанна за то, что он обличал ее в распутстве. Обличения Иоанна вызывали гнев и досаду. И она сказала дочери:

- Проси голову Иоанна, прозванного Крестителем.

Девочка пошла и попросила.

Ирод огорчился. Он боялся, что народ возмутится казнью Иоанна. Но гости его ответили: “Народ сейчас в Галилее с новым пророком. Казни Иоанна - и меньше будет смущающих народ”. Тогда он согласился и послал казнить Иоанна. Воины спустились в темницу, схватили Иоанна и отрубили ему голову. Соломея содрогнулась, но преподнесла на бронзовом блюде голову Крестителя матери своей, Иродиаде. Та воскликнула:

- Вот и кончились твои злокозненные речи, нечесанный пророк.

Вдруг глаз один открылся на отрубленной голове и страшно на нее посмотрел. Иродиада закричала и выронила блюдо. Окровав­ленная голова покатилась на пол. Гости разбежались, только долго звенел в опустевшей зале бронзовый поднос.

Иисус в эти дни удалился в пустыню и провел там сорок дней.

 

иоанн пришел, чтобы быть предвестником и предтечей. жизнь его должна была кончиться в тот момент, когда он крестил мессию. он слушал голос, говоривший с ним, и ждал момента подвига. когда было совершено дело, пришел и подвиг. смерть - завершение дела.

христос  крестился как простой смертный. во время крещения по особому знамению, ниспосланному иоанну, тот осознал происходящее и назвал иисуса - “сын божий”. с этой минуты дни иоанна были сочтены. он выполнил свою миссию на земле - тело его должно было погибнуть, а дух - вернуться к богу. иоанн погибает в темнице тетрарха  ирода, чье имя совпало с именем гонителя иисуса - этот исторический факт имеет символическое значение.

иисус же, когда крестился, встал на тот путь, ради которого воплотился на земле. но смерть иоанна опечалила его. он оставил учеников своих и ушел в пустыню ”и был там со зверями”, то есть среди ессеев[5]. и искуситель подступал к нему.

евангелие от луки подробно говорит об искушенных  иисуса. “сорок дней был иисус в пустыне и ничего не ел в эти дни”.

иисус знал, что словом сможет все, и люди будут требовать от него чуда. и искушающий потребовал превратить камень в хлеб, если бы произошло, то накормлены были бы народы и пошли бы за христом и отдали душу свою ему. но иисус отверг искушение. он был тверд, отвечая, что “не хлебом единым будет жить человек, но всяким словом божьим”. власть над людьми, приобретенная от чуда, от сытости человеческой, не есть власть божья. чудо лишает человека собственного труда, который единственный как в физическом смысле, так и в духовном, дает истинную веру. чудо же слепо и вновь возвращает человека в “рай”, но лишает его главного человеческого начала - свободы выбора между добром и злом, самостоятельного осознания необходимости пути добра. заповедь “в поте лица будешь добывать хлеб свой” - это не угроза, а констатация того, чем должен заниматься человек. труд души не менее, а даже более необходим, ибо это единственный путь к богу.

следующее искушение - искушение властью земною. он мог стать  в момент своей земной жизни владыкой мира, сделав израиль великим над всеми народами, и этого ждал от него измученный народ израиля. но иисус отверг земную славу, сказав: “господу богу одному поклоняйся и одному ему служи”. не слава и власть нужны богу на земле, но души человеческие, по доброй воле, осознавая свое призвание, идущие к богу.

и третье искушение - спасет бог свое чадо или даст ему погибнуть. но иисус ответил: “не искушай господа бога твоего”. христос посмеялся над искусителем, ибо знал, что должен умереть и какая смерть ему уготована.

искушения имели характер эзотерический и предваряли дальнейшую жизнь иисуса. чернь, как и искуситель, требовала доказательств и чудес; часто иисус, применяя великую силу, творил то, что недоступно простым смертным, но немедленно отступал перед наглым требованием доказательств.

христос осуждал тех, кто следовал свободным римским нравам.   большей частью это была знать, приближенная к тетрархам и риму. в основном же иудеи были верны своим заветам. иосиф флавий рассказывает, что во время прокураторства понтия пилата тот велел внести в иерусалимский храм знамя когорты - signa - с изображением императора. иудеи просили пилата не делать этого. получив отказ, они бросились на землю и лежали пять дней. пилат сказал, что изрубит их, если они не признают изображение императора. тогда иудеи вновь бросились на землю - лучше они дадут убить себя, но не допустят святотатства. пилат отступил. ничто не мешало ему грабить и убивать. он уничтожил знатнейшие семейства в галилее, а деньги их присвоил себе. упоминание об этом есть в евангелии от луки. “в это время пришли некоторые и рассказали ему о галилеянах, которых кровь пилат смешал с жертвами их”.

конечно, народ, терпевший такие притеснения и веривший христу, ждал от него немедленного применения власти земной: изгнания рима. иисуса из назарета видели вождем и царем как иисуса навина. а израиль - царем над всеми народами. народу нужна была власть, не нужная богу, не совпадающая с его целью - указать человечеству путь индивидуального спасения. народ ждал свободы на земле. можно сказать, что израиль разочаровался в своем мессии. индивидуальные чудеса, предназначенные отдельным людям, не смогли перевесить того общенародного ожидания немедленной свободы, которой ждали от него. иисус воплотился среди людей, которые веками верили в него, ждали, несмотря на все гонения не предавали. но в час встречи они не узнали друг друга. сколько горечи звучит в словах христа об израиле и детях его, но и любовь к ним звучит в каждой его проповеди.

в час испытания пришел он к народу, но горе народа было столь велико, что не узнали его.

 

Вернувшись к ученикам, пошел Он в город свой Назарет и говорил там народу, но они не слушали Его.

- Не Он ли, - спрашивали они, - жил среди нас, ел и пил с нами, а теперь говорит от имени Бога.

И сокрушался Иисус:

- Нет пророка в своем отечестве. Тысячу раз правду говори им - скажут: “Кривда”.

И была большая печаль в Нем: если люди не ищут истину, то как найдут они спасение? Скажешь: “Люби ближнего своего. Любовь просветляет и отдает сторицей, опускает меч и открывает объятия”. Они же усмехаются: “Когда римские легионы уйдут из нашей земли, когда цари прекратят разврат и подумают о благе подданных своих, когда пустыня расцветет, а болота заколосятся пшеницей, когда небо не будет посылать засухи и наводнения - тогда враги станут друзьями, а пока ненависть кипит в сердцах”.

Но один человек приблизился к Нему и спросил:

- Учитель, кого зовешь ты с собой?

И Он ответил:

- Нищего, у которого рубище вместо одежды; бесноватого - он сошел с ума от горя; слепого - он не видит, потому что не хочет видеть.

Я говорю им:

- Последний нищий станет богатым, если верует в Бога, бесноватый излечится, слепой прозреет. Уверуют и исцелятся. Они обретут силу жизни, волю к счастью, надежду, что в жизни своей приблизятся к Богу, и так как приближение к Нему бесконечно, то безгранична будет их вера и любовь. Бог воплощает в себе весь мир: тот, кто любит Бога, любит каждую травинку и песчинку на земле.

Но народ насмехался над ним. С печалью ушел Иисус из Назарета.

Однажды, когда солнце всходило, стоял Он у озера Геннисаретского. Две лодки подплыли к берегу. Рыболовы вынимали сети свои - не было у них улова в этот день. Иисус посмотрел на одного из них, на его натруженные руки, грустные глаза человека, который не знает, что будет есть завтра, и сказал: “Отвези меня от берега, добрый человек. Я отплачу тебе. Видишь, сколько народа теснится вокруг, а я хочу, чтобы все видели меня”. Но рыбак  не согласился. Тогда вошел Иисус в лодку Симона-Петра.

Иисус  отплыл  на   лодке   и   оттуда   учил  народ. Потом Он сказал Симону:

- Теперь говорю тебе - отплыви на глубину и закинь сети свои для лова.

Удивился Симон.

- Учитель, мы трудились всю ночь в поте лица своего, но ничего не добыли.

- Плыви, говорю Я тебе.

Симон послушал Его, и закинул сети, и вытащил столько, что сети его прорывались. Он позвал товарищей своих, и у них улов был богатый.

Тогда Симон припал к ногам Его:

- Господи, выйди из лодки моей, ибо я простой грешный человек и мне страшно.

Но Иисус покачал головой:

- Не бойся, - сказал Он, - пойди и позови товарищей твоих.

И пришли Иаков и Иоанн с ним.

И сказал Он им:

- Идите со мной и станете ловцами душ человеческих, про­поведуя людям о Боге и любви. Ибо Бога человек не знает и истосковался без любви. Нет связи между близкими по крови, нет братской руки в дружбе, нет любви между родителями и детьми, сосед поднимает руку на соседа и любящие предают на ложе своем. Люди потеряли Бога и потеряли любовь. Прийдите к ним, скажите им, где правда. Когда солнце заходит, мошка, живущая ночью, не знает о нем ничего - оно незнакомо ей от рождения до смерти. Так и многие поколения людей - зачинаются, рождаются, живут и умирают без любви. В их сердцах царит холод, черви зла расползаются во мраке.  Я посылаю вас как овец среди волков. Идите к людям и лечите тех, кто более всего нуждается - несчастных, убогих, нищих, опозоренных.

- Учитель! - воскликнули они, - но кто же мы такие, как мы можем проповедовать то, чего не ведаем сами.

- Я дам вам Бога - он в каждом из вас, я дам вам Слово - оно сильнее кинжала, страшнее мечей легионеров. И Галилея, и Иудея, и Израиль обратят к вам свой слух, все народы будут слышать Вас. Бросьте сети, ибо они  оплели вас, откройте души, ибо двери от сердца - самые ржавые двери. Стучитесь в закрытые, ибо открытые двери открыты для всех. Кто же откроет вам свое изболевшееся сердце, не должен уходить в слезах - иссушите их.

И тогда они, потрясенные, бросили свои сети и пошли за ним.

Иисус шел из города в город, проповедуя и исцеляя. Толпы народа стекались к Нему: прокаженные и заразные, расслабленные и истекающие кровью, слепые и немые - все хотели исцеления от силы Его. Он отдавал самого себя людям. Женщина, страдавшая кровотечением, никак не могла подойти к Нему, только сумела приблизиться и прикоснуться к одежде Его - и тотчас почувствовала, что исцелилась. Но Иисус сказал: “Кто-то взял силу мою”. Повернулся, увидел женщину и обрадовался ее исцелению.

Какие-то люди принесли на носилках своего родственника, давно уже не встающего на ноги, но народу было столько, что не смогли войти в дом, в котором Он находился. Больной плакал и просил. Тогда они залезли на крышу, разобрали кровлю и опустили больного на постели перед Иисусом.

Тот посмотрел и сказал:

- Встань и иди, отпускаются тебе грехи твои за веру твою.

И человек встал, и пошел перед изумленною толпой, которая плакала и веселилась и славила Мессию.

Но возмутились книжники и фарисеи:

- Кто Он такой, чтобы прощать грехи?

И Он сказал им открыто:

- Сын Божий имеет право прощать грехи на земле.

И от слов Его более возмущались они. Когда пошел Он в дом мытаря Левия и пировал с ним и его друзьями, которые тоже были мытари, многие хотели убить Его. Но Иисус сказал книжникам:

- Что вы ропщете? Я пришел спасать не праведников, а грешников. И что увидел Я? Праведники лицемерят, соблюдают лишь букву закона, гордятся своей чистотой и не сострадают ближним, а грешники грешат, любят, плачут, множатся и умирают, но душа их открыта вере в добро, справедливость и честность. Они ближе к Богу, чем вы. И потому они, а не вы,  ученики мои. Вера вспыхнет с новой силой в них, а в вас будет тлеть сотни лет. Никто не вливает вина нового в меха старые, иначе молодое вино прорвет меха и вино вытечет, и мехи пропадут. Но молодое вино должно вливаться в мехи новые, тогда сбережется и то, и другое. И никто, пив старое вино, не захочет пить молодое, ибо говорят: “Старое лучше”. Так и Я - от старой веры зажгу свет новой, и молодые душой понесут ее по земле.

Он всегда шел туда, куда звали Его. Фарисей по имени Симон просил Иисуса пойти к нему и пировать с ним. Иисус охотно согласился и пошел вместе с учениками. И вот женщина, которая была грешница, узнала, где Он, и хотела увидеть Учителя, и пробралась тайком в дом  фарисея. “И ставши позади Его у ног Его и плача, начала обливать ноги Его слезами и отирать волосами главы своей и целовала ноги Его, и мазала миром". (Ев. от Луки, гл.7,38). Сердце женщины разрывалось от горя. Много бед и унижений испытала она, и не было ей покоя, и не было утешения, она пришла к Тому, кто все простит и поймет, и все богатство от нищеты своей готова она была отдать тому, кто простит ее. Фарисеи же возмутились - как Иисус позволил грешнице прийти на их пир.

Много раз учил Он и исцелял в субботу - ведь истинное милосердие не знает времени, установленного человеком, что тоже возмущало книжников и фарисеев, и они негодовали. Он спросил их в ответ на нарекания:

- Что должно делать в субботу - добро или зло? Спасти душу или погубить ее?

Иисус посмотрел на исцеленных им людей - несчастных, измученных, впервые может быть получивших надежду, и с глубоким состраданием сказал: “Они исцелились - это главное”.

Он был по одну сторону жизни, где правда и добро, а книжники - по другую,  где  ложь и фальшь. Он был там, где боль, страдание и бесправие; они - где власть, сытость, соблюдение формы, богатство и страх за свое благополучие. Потому они возненавидели Иисуса и стали думать, как Его погубить. Тогда Он понял, что пришел час борьбы и свершения и что пора открыть истину ученикам. Он увел учеников своих от народа, взошел на гору Сионскую, молился и призвал учеников своих, из которых выбрал двенадцать, назвав их апостолами: Симона, которого звали Петром, Андрея, Иакова и Иоанна, Филиппа и Варфоломея, Матфея и Фому, Иакова и Симона из секты Зелотов, Иуду Иаковива и Иуду  Искариота.

И сказал им:

- Забудьте о счастье и богатстве. Отныне у вас тернистый путь.

Я хотел бы, чтобы вы услышали то, что не могут услышать другие, ибо всякому дается, но не всякий может напитаться. Скоро вы останетесь без Меня и разбредетесь по дорогам. Идите к эллинам и евреям, идите к египтянам и германцам, несите слова Истины и Добра, но помните - вы будете одиноки. Кто несет свет истины, тот должен знать, что его не всегда понимают. Будьте кроткими и терпеливыми, откажитесь от тщетной славы и суеты, от мелкого честолюбия и ненужных забот. Бог везде и во всем, но узнать Его можно только в себе, а с Богом вы или без Него, скажет ваша совесть.

Путь человеческий - страдание и слезы, и все идут этим путем, но не все утешаются. Несите утешение в себе и давайте другим, пусть поймут тщетность всей суеты земной, ибо, отрекаясь от нее, вы обретаете покой. Сказано: “Многие знания - многие печали”. Но, познав, поднимитесь выше, посмотрите с высоты духа своего и осознайте Царство Небесное в себе. В единстве с Богом - покой и утешение, ибо Он - опора на земном пути. Все остальное - суета.

Слушайте только голос Духа в душе вашей и смиритесь перед ним. Идите только тем путем, который Он вам предначертал. Будьте кроткими на этом пути, что бы ни случилось с вами. Только постигшие Дух Божий наследуют землю, хотя много тысяч лет пройдет, прежде чем все пойдут путем смирения и любви. Проще быть гордым, чем кротким, ибо гордыня понятна людям и укрепляет зло. Кротость, выросшая из вашего знания, вызовет ненависть толпы, терпите - ничто истинное не пропадет в мире. Истина, которую вы несете, насытит алчущих и жаждущих ее. Те, кто ищет Бога, найдут Его в себе, ибо каждый - частица Бога, а кто познал Бога в себе - познает  Его во всем. Во всех концах мира разные веры, но Бог один.  Но никто не приходит к Богу, как только через Меня. Несите мир людям, они должны понять, что они - дети Божьи и братья друг другу. Многие этого не признают и будут вас всячески поносить и гнать, и будут злословить на Меня. Но вы радуйтесь всегда: вы знаете истину, а гонителей своих прощайте - они не знают ее.

Вы не должны брать пример с книжников и фарисеев. Они выполняют свой долг и следуют лишь букве закона, а вы должны следовать духу его. Они утратили память о тайнах и знают лишь внешние формы обряда - отсюда и строгости в соблюдении их; а вы, знающие истину, несите ее людям. Дело ведь не в том, кто и когда входит в храм и как молится, а в тех, кто ищет Бога в душе своей, кто несет добро и не поддается великому соблазну зла. Отбирайте зерна от плевел и отличайте; сейте то, что зовется Духом добра. Всю жизнь ищите в себе только правду и доброту; как ни горька будет ваша судьба не отступайте никогда, ибо если не вы, то кто даст людям утешение и если не вы, то кто будет образцом для подражания? Не поддавайтесь соблазнам зла, даже если они принесут вам в жизни покой и благополучие: без вашего подвига души не будет у человека опоры и примера. Ибо вы есть соль земли, а если соль утратит силу, то что заменит ее?

Человек одинок, ибо на пути к Богу он может быть только один, потому что Бог - это душа, живущая в каждом из нас. Нельзя силой привести к Богу, потому что нельзя огнем и мечом дать  человеку душу. Душа с рождения оживляет тело, и надо растить ее еще бережнее, умнее и осторожнее, чем тело физичес­кое. Будьте умными воспитателями души, помните: не убий, не прелюбодействуй, не воруй, поступай с ближним своим так, как хочешь, чтобы поступали с тобой. Не только дела, но и мысли ваши должны быть чисты. Мысль об убийстве и насилии такой же грех, как и свершившееся действо. И если ты брата своего призываешь к насилию, учишь его злу, а не добру, то ты грешен вдвойне и ответишь перед Богом и за себя и за него. Солнце одинаково светит и праведным и грешным. Будьте как солнце. Любите и принимайте всех, какими бы заблудшими они не были. Любовь отстраняет ненависть и злость. Просящему у тебя - дай, а от хотящего занять у тебя - не отвращайся. Не творите милостыню перед людьми с тем, чтобы они видели вас, важно, чтобы никто не знал о милости вашей, не унижайте человека позорной милостью.

Не молитесь лицемерно перед людьми, но молитесь дома, наедине с собой. Бог, видящий тайное, воздаст явно. Не клянитесь никогда. Пусть будет слово ваше: “да - да”, “нет - нет”. Единственным свидетельством о порядочности вашей должна стать честность ваша, правда, всегда только правда - вот ваша сила. Итак, не кривите душой, рассмотрите все сначала хорошенько, прежде чем вынести свой суд и решение.

Нельзя отвечать злом на зло. Ибо зло порождает зло, и это превращается в бесконечный обвал. Только любовь может остановить зло, она освещает жизнь. Высшая Любовь позволяет иными глазами глядеть на человека - прощая слабости и ошибки. И я говорю вам: любите врагов ваших, ваше дело - нести свет Бога; благославляйте проклинающих вас и гонящих вас. Не осуждайте людей за грехи их, но указывайте путь к истине. Следите прежде всего за чистотой души и помыслов своих и будьте примером, тогда вам будут больше верить, чем если вы станете обличать. Бог есть Тайна. Бог не познается, но открывается каждому в душе его. Поэтому ищите и обрящете. Но помните: только ваша душа может совершить этот подвиг.

Отец ваш небесный дает блага, просящему у него. Будьте добры, терпеливы и искренни. Во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними. Люди слабы и не думают о том зле, что причиняют другим, научитесь делать только добро. Зло проще, доступнее, понятнее. Широки врата его и пространен путь, ведущий ко злу и в общую погибель. Тесны врата и узок путь, ведущий в жизнь, и не многие находят их. Берегитесь лжепророков, которые вещают о добре, а творят зло. По плодам их узнаете их. Многие придут к Богу в последний час и скажут: “Господи! Господи! Не от Твоего ли имени мы пророчествовали? не Твоим ли именем многие чудеса творили?” Но Я отверну от них Лицо Свое. Не в том суть, чтобы говорить в храме от имени Бога, а в том, чтобы чувствовать в себе Бога, идти по верному пути и говорить слова Божьи: любовь и сострадание.

Цель человеческая - движение к Добру, к царству Божьему. Молитесь так, чтобы люди не сбились с пути: “Да приидет царство Твое, Боже!”.

Слухи о новом проповеднике дошли до Ирода-четверовластника и встревожили его. Он захотел узнать - кто этот человек. Шпионы расспрашивали народ. Но говорили разное. Одни счита­ли, что Этот - воскресший Иоанн-креститель, другие, что Он - Илия или один из древних пророков, пришедший на землю защитить свой народ. Лишь немногие тогда принимали Иисуса за Мессию. Ирод успокоился:

- Иоанна я казнил, а целитель и философ меня не трогает.

Зато всполошились первосвященники: многие раввины и левиты уже сталкивались с Ним. К какой бы партии они не принад­лежали, проримски или антиримски были настроены - Иисус из Назарета был им опасен. Он возбуждал народ, Он не считался с вековечной буквой Закона, Он общался не с праведниками, а с грешниками, говоря, что в первую очередь именно они нуждаются в спасении, Он исцелял неизлечимые болезни, и толпа боготворила Его.

Он был опасен и тем, что возбудил интерес римлян.

Действительно, Понтий Пилат уже слышал о некоем Иисусе из Назарета, творившем чудеса и проповедовавшем новую веру.

Пилат ненавидел весь Израиль и всех евреев. У него не могло быть друзей среди евреев, как были у покойного императора, теперь уже бога, Августа. Пилат презирал евреев. Эти собаки верят в какого-то одного Бога, а потому римских богов и императоров не признают. Они сопротивляются власти Рима, но не с мечом в руках (попробовали бы!), а просто-напросто игнорируют все, что связано с римской властью и законом. С аристократией он справился. Вырезаны самые богатые семьи в Самарии и Галилее, и это утихомирило знать. Их деньги хранятся в его сундуках, кое-что перепало и императору, так что жаловаться не на кого, а то, что евреи его ненавидят, мало беспокоит прокуратора. И вот появился, как доносят шпионы, какой-то бродячий шарлатан, который пытается лечить и тем зарабатывает на жизнь, а заодно называет себя Сыном Божьим, царем на земле. Надо потянуть ниточку: за эти царские замашки можно будет вырезать всех евреев, а то дай им волю - они захотят избавиться от Рима; эти ничтожные фанатики, эти нищие философы, всякие там ессеи и зелоты, фарисеи и священники, пророки и мытари. Нет, грязные свиньи,  римский меч правит и будет править миром, а не ваши молитвы; легионеры, а не филосо­фы имеют силу, император, а не Бог - начало всех начал. Может быть я - старый циник, но они - ничтожные бездельники.

Надо вызвать к себе Каиафу и попытать его - кто это называет себя  царем, кто, кроме Рима, претендует на власть? Пилат ненавидел первосвященника как и всех евреев. Первосвящен­ник ненавидел Пилата Понтийского как все евреи вместе взятые. Как только Понтий Пилат прибыл в Иерусалим, он потребовал священный клад храма - Корбон - для благоустройства города: не хватало еще тратить деньги римской империи для того, чтобы делать водопровод в Иерусалиме! Первосвященник с возмущением отказался. Клад предназначен для Храма и Бога, пусть римляне сами устраивают свои дела.

Пилат рассвирепел. Мало того, что его послали на этот вонючий восток, в этот грязный город, где шагу нельзя ступить, чтобы не поскользнуться на кожуре апельсина или не испачкаться в объедках, так почему именно он, Понтий Пилат, и его легионеры должны терпеть неудобства в варварской стране? Водопровод будет проведен.

Римские легионеры ворвались в Храм и разграбили его.

Евреи посыпали головы пеплом, разорвали одежды и сели вокруг Храма. На третьи сутки Пилат приказал нещадно высечь всех кнутами, а кто будет сопротивляться - убивать на месте. Вся площадь перед Храмом была залита кровью. Первосвященнику Пилат пригрозил - если жалоба поступит в Рим, то будет вырезана его семья.

Пилат пришел с ненавистью - и вся страна ненавидела его.

Иисус знал, что ждет Его. Собрав учеников, Он отправил их проповедовать и исцелять, а сам жил какое-то время у ессеев. Плиний Старший писал об ессеях: “К западу от Асфальтового озера (Мертвое море), но в достаточном отдалении от берега, чтобы избежать вредоносных испарений моря, проживают ессеи - у них нет женщин, они отвергают плотскую любовь, они не знают денег и питаются плодами пальм. Изо дня в день число их увеличивается, благодаря появлению толпы утомленных пришель­цев. Южнее их был город Энгада, затем Массада-крепость на скале, недалеко от Асфальтового озера”.

Вместе со всей общиной вставал Иисус на рассвете, омывал­ся водой и читал молитву, обращенную к Богу, вместе с ними работал утром в поле, а потом, после трапезы, разбирал старинные рукописи и слушал Учителя Праведности и слова его, быть может, оправдывающие человека перед Богом:

- Бог лучше, чем само благо и любовь, выше, чем сама разумная природа. Он выше и больше, чем жизнь. Только в единении с Божеством как первоисточником истинной жизни и вечного блаженства, люди найдут действительное искупление от всякого зла и несовершенства.

Говорил Учитель праведности и о том, что пришел Искупитель и теперь может произойти нравственное искупление и примирение греховной твари со Святым Творцом. И Сыны Света молились вместе с ним о спасении человека. И эта община была в те времена, быть может, самым счастливым и самым праведным местом на земле.

Вскоре ученики возвратились и рассказали Иисусу, что сделали они. Иисус решил пойти с ними к Иерусалиму. И пришли они к месту, называемому Вифсаидою, и там Иисус разговаривал с ними:

- Кто хочет идти за Мною, забудь о себе, возьми крест своей судьбы и иди за Мной. Если кто-то думает сберечь душу свою, тот потеряет ее, отвергнув Меня ради спокойной жизни, а кто потеряет душу свою ради Меня, тот сбережет  ее.

Иисус знал: одно - когда Он исцеляет и учит; другое - когда Его преследуют, позорят и убивают как злейшего преступника. Те, кто преследуют Его, будут преследовать и учеников Его. Идти за Ним должны только те, кто готов к этому.

Двенадцать пошли с ним.

 

однажды иисус спросил учеников своих: “а вы за кого почитаете меня? отвечал петр: “за христа божия (мессию). но он строго приказал никому не говорить о сем”.

неоднократно иисус запрещал об этом говорить. почему? почему не должен быть узнан тот, кто воплотился в ограниченное слабое человеческое существо? расхожее обвинение евреев в том, что они не узнали бога, которого так долго ждали, не имеет смысла. скажем в риме, иисуса не только бы не стали слушать, но толпа растерзала бы его при первых же словах, так далеки были слова христа от тогдашних мыслей римской толпы. важно другое. вспомним слова христа - творите благодеяния так, чтобы облаго-детельствованный не знал об этом. христос  оставался образцом человеческого поведения, свершая невиданный подвиг. этическую сторону взаимо-отношений человека и бога рассматривало человечество на протяжении всего существования - от авраама до кьеркегора. физическая  суть рассматри-вается современной наукой последние 10 - 20 лет. так, установлено что вселенная, обладающая определенной  энергией,  пространственными характеристиками объема и времени, ограничена, и за ней начинается ничто - время-пространство, характеризовать которое пока нет возможности. наука также предполагает наличие абсолютного сознания как некоего пространственно-подобного образования, а вернадский ввел понятие - живое вещество сознания. не правда ли, как близко подошла наука к понятиям авраама: имя бога не называется, потому что он непознаваем, всеобъемлющ, всезнающ, вечное “все” и вечное “ничто”.[6]

вообще, что произошло с авраамом, когда он, мирный житель первого на земле города - ура, вдруг берет свою семью и уходит в пустыню, становится скотоводом и проповедует странную по тем архаичным временам веру в единого бога, соотнося его с космосом и землей. библия не дает ответ. но ведь должно было открыться ему некое откровение! великие пророки и философы человечества получали откровения, то есть считывали информацию первично-пространственного всезнания. поэтому их истины - абсолютны. авраам, моисей, будда, сократ, магомет черпали внутри себя нечто, что было несомненной истиной, и потому целые народы веками верили и верят им. истина в плоти и крови каждого человека, она только не выражена еще человечеством адекватными словами и пока разобщает, а не объединяет. наше несовершенство мешает нам.

иисус из назарета - не пророк. это то абсолютное, время-пространство-сознание, что решило из любви к нам воплотиться в облике человеческом, чтобы еще раз показать нам наше кровное родство со всей вселенной и указать на этическую сущность этого родства и необходимость этического поведения человека во вселенной и среди людей. христос пришел в мир ради спасения человечества. главные заповеди, неоднократно повторенные христом: “возлюби господа твоего всем сердцем твоим и всею душою твоей, и всею крепостию твоею, и всем разумением твоим, и ближнего твоего как самого себя” - больше ничего не надо человеку. все остальное - ложь и прихоть истории.

и, наконец, последнее. христу не нужно было, чтобы запоминался его человеческий облик, поскольку абсолют облика не имеет. он оставил нам свое слово, как ту часть времени-пространства-разума, которая имеет отношение к человеку. эту задачу мы не поняли до сих пор и не осуществили ее. “в начале было слово“. дабэр - по-древнееврейски и вещь, и дело, и плод, и устное слово, и сотворение.

 

Израиль бурлил. Толпы шли за Иисусом и слушали Его. Путь Его лежал от Галилеи, Иудеи и Самарии в Великий город Иерусалим. Соблюдавшие букву закона книжники ненавидели Его, простой народ поклонялся Ему. Он говорил с народом притчами, в которых заложены великие тайны, люди слушали их, как сказку, и даже ученики не всегда понимали Его. Он был глубоко одинок, но любовь двига­ла Им. Народ, желая видеть Его царем над иудеями,  на руках нес Его в Иерусалим.

Пилат ждал и искал повод для уничтожения израильтян; Ирод опасался Иисуса и хотел Его увидеть; первосвященники были встревожены.

Однажды пришли люди; с криками и воплями, с разодранными одеждами предстали они перед Иисусом.

- Понтий Пилат не пощадил ни знатные роды, ни синагогу, ни жертвенник ее. Он убил богатых галилеян, смешал кровь их с кровью жертв их.

Народ возмутился:

- Веди нас, Иисус! Ты Мессия, Ты можешь свершить чудо! Если Ты будешь над нами, мы разобьем римлян и кончатся страдания наши! Ты будешь царем иудейским!

Слова эти опечалили Иисуса.

- Я скорблю вместе с вами о крови знатных из Галилеи. Но не затем пришел Я к вам, чтобы бороться с царями земными и их наместниками, а для того, чтобы дать вам Слово и завет любви. Если не покаетесь - так же погибнете.

До тех пор будет литься кровь, пока не изменит себя человек, пока не взглянет на себя с ужасом. Душу Я пришел изменить, а не царство земное; смотрите: восстал брат на брата и сын на отца, и испепелилась земля. Обрати­те взоры к душе своей,  и дух ваш победит царство Рима.

Толпа зароптала. Ученик Его, Иуда Искариот, воскликнул:

- Ты - Мессия или Иисус из Назарета? Если Ты - Мессия, то разве не затем пришел, чтобы освободить народ свой от страшного позора и гнета римлян, а если Иисус из Назарета - разве не долг Твой поднять знамя восстания?

- Нет, Иуда, Я пришел дать вам свободу духа, а не волю на земле. Волю веру вы добудете и сохраните сами. Много горя испытаете вы, синагоги будут попираться, а народ уничтожаться. И не будет вам места на земле. Только перед концом света народ соберет­ся вновь на земле Израиля. Все народы земли будут искать Царствие Божье. И вспомнят обо мне. Но пока не познают Дух Мой, безмерны будут страдания народов, а Израиля - всех больше.

Иуда отшатнулся от Него. И с тех пор искал, как предать Его, ибо понял, что римляне не простят народу “царя иудейского”.

Узнав о событиях в Галилее и словах Иисуса, первосвящен­ники и фарисеи срочно созвали совет.

- Народ приветствует Его как царя иудейского. Говорят, что Он воскрешает из мертвых и лечит парализованных. Если так будет продолжаться, весь народ пойдет за ним. И придут римляне и уничтожат страну и народ.

- Что же нам делать?

Тогда встал Каифа:

- Понтий Пилат, а за ним стоит Рим и Кесарь, хочет стереть нас с лица земли. Наш непокорный народ, наша святая вера в Еди­ного Бога, ненавистны им. Евреи не были рабами даже в плену и не будут в своей стране. Рим не может с этим смириться. Богатст­ва Храма и знати дразнят Пилата. Я не знаю, кто Иисус Назаретянин, но для Пилата - Он повод поднять римские легионы. Поду­майте, что лучше нам: чтобы один человек умер за людей или чтобы весь народ погиб?

Судьба Иисуса была решена.

Он знал, что пришли дни взятия Его от мира, и решил идти в Иерусалим, ибо не было еще, чтобы пророка побили вне Иерусалима.

Толпа народа, сопровождавшая Его, множилась. И приступали к Нему с вопросами. Чаше всего спрашивали о том, что такое Царствие Божье, как оно прийдет, где будет оно. Что мог ответить Иисус? Притчами говорил Он с народом.

- Нельзя сказать - вот здесь Царствие Божье или вот там. Царствие Божье внутри нас. Когда каждый обретет свой путь к Богу, найдет его в душе.

Чему уподоблю Царствие Божье? Оно подобно закваске, в кото­рую женщина положила три меры муки, доколе не вскисло все.

Истинно, истинно говорю вам - доколе не взойдет духовное зерно в каждой душе - не придет Царствие Божье. Тогда поймете перед лицом совести и Бога, кто первый, а кто последний. Униженные будут возвышены, а возвышенные унижены. И будет зерно веры прорастать на земле в течение веков, и к концу времен вы поймете - скоро прийдет Царствие Божье.

Так говорил Он, направляясь к Иерусалиму.

Когда они подошли к Иерихону и остановились передохнуть, сказал Он своим ученикам:

- Скоро мы войдем в Иерусалим и свершится все, предсказан­ное Великими Пророками. Предадут Сына Человеческого римлянам и те надругаются на Ним, и оскорбят Его, и оплюют Его. Будут бить и убьют Его, но в третий день Он воскреснет.

Ученики не понимали Его. Они долго просили объяснить, что произойдет, но Он не стал говорить. Все должно сбыться. И все человек должен понять так, как сможет или захочет понять.

При подходе к Иерусалиму, когда солнце вставало над городом и освещало стены его, ученики увидели, что народ вышел за ворота и приветствовал Учителя.

- Осанна Сыну Давидову!

- Спаси нас!

Люди бросали одежды свои Ему под ноги и жадно ловили каждое слово Его. Простой народ считал Его пророком или Мессией, хотя не понимал многое из того, что Он говорил, но знал о чудесах и исцелениях, что Он творил, и верил Ему.

Всякий, кто приближается к Иерусалиму и видит его со стороны горы Елионской, не может не поразиться дивной красоте его: торжественно и гордо возвышается Великий Храм, украшенный мрамором и дорогими камнями. Ярко сияет солнце над городом, а воздух прозрачен и чист, как нигде в мире. Город, подобный невесте, ждущей жениха своего.

Иисус смотрел на дивную красоту древнего города, и слезы навернулись на глаза Его. И сказал Он народу Израиля:

- Не здравствуй, говорю тебе, а прощай, великий город, прекрасный город! Ты не узнал времени посещения моего, и скоро наступит день, когда придут враги и окружат тебя и сожгут дома и строения. Люди будут бежать, но враги настигнут их в стенах города и побьют жителей, и не останется камня на камне. Рухнет Великий Храм, и дети Израиля будут рассеяны по свету, неся груз камней его на плечах своих.

О Иерусалим, Иерусалим! Я вошел в твою судьбу, ибо все должно свершиться так, как предрешено и предсказано, вместе со Мной имя твое уйдет в бесконечность, и пребудешь ты вечно на небе и на земле, о Иерусалим, город горя, но лучший город на земле!

Когда увидите Иерусалим, окруженный войсками, тогда знайте, что близится запустение его. Дети Израиля падут от острия меча и будут рассеяны по земле, и Иерусалим будет попираться язычниками, доколе не окончатся времена язычников. Знайте, когда Израиль вернется в Иерусалим, наступят времена, приближающие человека к Богу. Но до этого будете унижены и обол­ганы, будут Вас попирать, убивать, сжигать, часто за имя Мое, за гонение Мое, часто за то, что верите в царствие Мое. Терпите. Придет день, когда изменится человек, с ужасом взглянет на лицо свое и взмолится  о  пощаде. Готовьте душу свою.  Чтите не только  букву закона, но - суть его. Многие пойдут за буквой, но вы следите за сутью. Бог един для всего мира, для всей вселенной; тот, кто поддается злобе и человеконе­навистничеству - отступает от Бога, чем бы себя не оправдывал. На вас лежит печать Божья. Вы указующий перст Его. Где вы появитесь, там начнется брожение умов, где вас будут гнать и угнетать, там грядет погибель и богоотступничество. Не ищите большего, ибо вы такие же люди, как и все, избранность только в том, что будете страдать вдесятеро больше, чем все народы, и будут знать через вас - до каких пределов доходит страдание человека на земле, ибо миллионы вырежут и миллионы сожгут. Тогда снова взмолился народ:

- Учитель, учитель! Скажи нам, когда придет Царствие Божье и кончатся страдания наши?

И опять задумался Он - как сказать им?

- Царствие Мое - не от мира сего, оно придет к вам от мира, где все наполнено любовью, ибо Бог всеобъемлющ, всезнающ. Царствие Божье там, где все живое испытывает взаимную любовь, где нет ненависти и глупости, где сердце сопряжено с ощущением целого мира, где ум направлен на познание великих тайн вселенной, а душа - на сострадание всему живому и не живому. Ближе всех к царствию Божьему - дети. Они - сама любовь и разум.

Будьте как дети, и приблизите царствие Божье.

Но когда придет час, много появится лжепророков и лжецели­телей. Они будут творить чудеса именем моим, но не верьте им - они не от Меня, а от того, кто и сейчас правит вами. Когда приблизится час, реки будут повернуты вспять и горы разрушены. Человек оторвется от земли и захочет побывать на небе; реки будут отравлены, камни расплавлены, воздух испарится. И тогда обратитесь ко мне. И поймете - все существует один миг и вечно. И когда сил уже не будет оставаться человеком, Я приду и буду судить по делам вашим, а не по ложным молитвам вашим. Никто не знает, когда это будет. И как во дни перед потопом ели, пили, женились, выходили замуж, рожали до того дня, как вошел Ной в ковчег, как пришел потоп и истребил всех. Будьте готовы к этому часу. Берегите и воспитайте душу свою, расчищайте ее от зла, готовьтесь только к доброму и прекрасному. Не знаете, в который час придет вновь Сын Человечес­кий. Будьте как верный благоразумный раб, которого господин поставил над слугами своими, чтобы вовремя кормил остальных и был честен и справедлив, и, вернувшись, господин увидит порядок и обрадуется, и поставит его над всем своим имением. Но если раб зол и скажет в сердце своем: “Не скоро придет господин мой”, - и начнет бить товарищей своих и морить их голодом, а сам станет есть и пить с пьяницами, то придет госпо­дин, увидит все это и прогонит раба зловредного, и будет плач и скрежет зубов.

Не уподобляйтесь рабу неверному, чтобы не раскаяться потом.

Каждый день учил Он в Храме, и каждую ночь удалялся Он на гору Елеонскую, молился там и печалился. Каждый раз в Храме приступали к Нему книжники и фарисеи и искали уличить Его, тогда Он, опечаленный, сказал народу такую притчу:

- Один человек посадил виноградник и отдал его винограда­рям. Пришло время сбора винограда, и он послал к виноградарям раба, чтобы дали ему плодов из виноградника, но виноградари побили его, отослали ни с чем. Еще послал хозяин другого раба, но и с тем поступили так же, и с третьим. Тогда хозяин виноград­ника сказал: “Что мне делать? Пошлю сына моего возлюбленного, может быть, увидевши его, постыдятся”. Но виноградари рассуж­дали: “Это наследник. Пойдем и убьем его, и наследство будет наше”. И убили сына. Что же сделает с ними хозяин виноградника? Придет и будет судить злых виноградарей.

Так и вы. Господь отдал вам все, а вы побиваете пророков и губите Сына Божьего. Как  будет судить вас Господь?

И воскликнули все:

- Да не будет!

Но Иисус знал, что будет. И, взглянув на них, сказал:

- Камень, который отвергли строители, тот самый будет во главе угла. Отвергнув меня, вы отвергнете камень, который стоит во главе угла спасения вашего.

Возмутились первосвященники и книжники и вновь искали убить Его.

В один из великих праздников Иисус с учениками своими пошел к купальне, называвшейся Дом Милосердия, что у Овечьих ворот. Здесь били минеральные источники. К ним вели пять крытых ходов, которые спасали от невыносимой жары. Лежали, сидели, ползали тысячи увечных, слепых, глухих, расслабленных; смрад стоял в воздухе; вопли, проклятия и стоны носились над толпой. Время от времени вода в источниках прибывала, и считалось, что тот, кто первым войдет в воду, непременно исцелится, чем бы он ни страдал. У входа в одну из галерей лежал человек, иссохший, как скелет. Лицо его не выражало ничего, кроме застывшего, безнадежного,  уже привычного отчаяния. Когда вода начала прибывать и многие кинулись в купальню, человек попытал­ся приподняться, но тотчас со стоном упал на жалкую постель свою.

- Кто это? - спросил Иисус.

- Равви, это парализованный, - ответили ему, - много лет мучается он и не может излечиться.

Тогда Иисус  подошел к нему.

- Что с тобою, бедный человек?

- Ах, господин, не спрашивай меня! Когда мне было два года, служанка уронила меня, и с тех пор спина моя неподвижна. Тридцать восемь лет жду я исцеления или смерти. Пока живы были мои родители, они ухаживали за мной, а теперь я нико­му не нужен, даже Бог забыл меня.

- Не говори так! Хочешь ли ты исцелиться?

- О, конечно! Но нет человека, который бы смог опустить меня в купальню первым. Если и находятся те, кто желает мне помочь, то пока мы дотащимся вниз, другие уже давно там.

- Встань и иди, - сказал ему Иисус.

И больной встал. С удивлением смотрел он на слабые ноги свои, на бездну людей, копошившихся вокруг, на стену купальни, за которую он держался, чтобы не упасть. Иисус же улыбнулся его робким шагам и скрылся в толпе.

- Я хожу! - закричал больной, - я хожу! Все, словно очнувшись, смотрели на него.

- Как это ты ходишь?

- Не знаю, но тут был человек, который сказал мне:

"Встань и иди", и я пошел. И вот я хожу!

Многие кричали, что это чудо, и плакали, и смеялись, и славили Бога. Но были и такие, что хмуро говорили:

- Сегодня суббота и большой праздник, кто смел исцелять тебя в этот день?

- Я не знаю, - отвечал больной, - я не знаю этого человека, но я хожу, я здоров - и это чудо.

Тогда те, кто придерживался буквы закона, пошли в Синагогу и сказали священникам и фарисеям. Те призвали к себе исцеленного человека:

- Скажи, кто исцелил тебя?

- Я не знаю Его, но Он совершил чудо.

- Если узнаешь Его, скажи нам: Он грешник.

- Сами вы грешны. Тот, кто            не от Бога, не может            совершить такое.

Излеченный ушел и вошел в Храм, чтобы у Бога спросить - что же происходит. В Храме он встретил Иисуса и в слезах благо­дарил Его. Иисус сказал:

- Вот ты излечился. Живи теперь жизнью праведной, чтобы не было с тобой большей беды, чтобы душа твоя не заболела неизлечимо.

Фарисеи же увидели, кто излечил больного.

- Вот он, Иисус, которого считают Мессией и Господом. Он страшный грешник, каких не было на земле, ибо именем Бога назы­вается, и оскверняет веру, и оскверняет субботу, и надо убить его, чтобы не смущал народ и не вызвал гнева римлян на нас.

Услышав такие речи, сказал Иисус:

- Я пришел во имя Отца моего, а вы не принимаете Меня.

И отошел Иисус из Иерусалима в глубокой печали. Множество народа сопровождало Его.

Когда Каиафа узнал о делах и словах Иисуса, сердце его сжалось и душа заволновалась. Он знал, что погряз в делах и интригах, что Бог - только обязанность, переданная первосвящен­нику по наследству; что четверовластники циничны, развратны и сребролюбивы, и что народ, не желающий молчать и быть рабом, готовится к восстанию - зелоты уже наточили мечи. Ему, Каиафе, некогда прислушиваться к Иисусу из Назарета. Будь другое время - бродил бы очередной пророк по земле Израиля, но теперь Он подобен свече, поднесенной к сухой соломе: малейший ветерок и вспыхнет пламя, которое уничтожит все вокруг.

И Каиафа отдал приказ:

- Схватите Его!

Каиафа знал, чего боится. За Пилатом Понтийским стоял Рим и Тиберий, жестокости и жадности которого не было предела. Светоний так пишет о Тиберий: “Перечислять его злодеяния долго: довольно будет показать примеры его свирепости на самых общих случаях. Дня не проходило без казни, будь то праздник или запо­ведный день: даже в Новый год был казнен человек, со многими вместе осуждались их дети и дети детей. Родственникам казненных запрещено было их оплакивать, обвинителям, а часто и свидетелям назначались любые награды. Никакому доносу не отказывали в доверии. Всякое преступление считалось уголовным, даже несколько невинных слов.

Рим утопает в роскоши, разврат процветает в столице мира. Непотребные пляс­ки развлекают опустошенные души, развращенные умы. Плебеи жаждут крови гладиаторов. Толпы нищих бродят по улицам Вечного города, ожидая убийства или праздненства.

Над империей царит страх. После смерти Сеяна кровь льется потоком по улицам Рима. Тиберий приказал убивать всех, кто заподозрен в сообщничестве с Сеяном. Груды трупов лежат повсюду, смрад разложившейся плоти наполняет город. По Тибру плывут сотни раздувшихся тел, но когда они прибиваются к берегу, никто не сжигает их. Тиберий запретил родственникам и друзьям погибших захоронить и оплакивать их. Сторожа зорко следят за теми, кто стоит возле трупов, неосторожный погибает, если увидят его слезу”.

По сравнению с тиранами Рима, развратившими время и мир, грешники и блудницы далекой Иудеи - несчастные, обездоленные люди - были невинны. В их душе была боль, а не жестокость, нужда, а не похоть, покорность судьбе, а не разврат. Их противо­поставил Иисус власти и Риму. Душу, изболевшуюся и подавленную, можно спасти любовью, того, кто сам убил свою душу, спасти нельзя.

Поэтому говорил Он ученикам:

- Если хотите идти по пути Моему, будьте прежде всего добры к человеку, и тогда души заблудшие и обманутые откроются вам, ибо каждая душа жаждет счастья, и только любовь может освободить ее из тьмы; не осуждайте никого, но дайте пример любви.

Познайте Истину, и Истина сделает вас свободными, и вы не будете рабами.

Иудеи, слушавшие Его, удивлялись:

- Мы, семя Авраамово, не были рабами никому и никогда, как же Ты говоришь “сделайтесь свободными?”

- Вы не понимаете Меня. Я говорю вам - всякий делающий грех есть раб греха. Потому говорю вам - не будьте рабами греха.

Свободен только тот, кто познал Истину. Сотворив человека, Бог, как главное условие существования, определил ему свободу. Душа свободна в выборе своем между добром и злом. Освобождение есть приближение к Богу. Бог - прежде всего - Добро, потому - приближение к добру есть движение к свободе.

Глазами души смотрите в мир. Во всем свободен человек, но в конечном мире свободен он конечно. Потому тогда только познает он Истину, когда духовное око его обратится к Богу. И если поверите в Меня и поймете, то познаете волю Отца Моего.

Тогда обозлились законники:

- Кто Ты такой, чтобы говорить от имени Бога!

И схватили камни, чтобы побить Его. Но ученики и многие слушавшие окружили Его, и Он ушел невредим из Храма. И когда Он шел, то увидел человека слепого от рождения и просившего милостыню. Иисус пожалел его и исцелил. Но была Суббота, и ученики беспокоились, что возненавидят Его, и просили не делать этого, но Иисус сказал:

- Для благих дел нет субботы, доброе дело угодно Богу всегда.

И сделал так, чтобы прозрел человек этот, и чтобы прозрели души учеников его, чтобы страх покинул их, а не правил ими, чтобы думали о горе людей, а не о себе заботились.

 

апофеозом земных чудес христа, конечно же, стало воскрешение лазаря, недаром он говорит ученикам: “радуюсь за вас, что меня не было там, дабы вы уверовали”. лазарь и его сестры (мария и марфа) были друзьями и верными учениками иисуса, и потому он скорбел о смерти лазаря и пошел в вифанию, несмотря на то, что этот город близ иерусалима, и ученики просили не идти туда, боясь, что иудеи схватят иисуса, но он пошел и свершил чудо воскрешения, после чего многие уверовали в него.

смысл же этого чуда, совершенного христом перед своей смертью и воскрешением, в том и заключался, чтобы предварить для учеников свое будущее возвращение к ним, указать на возможность воскрешения из мертвых через воскрешение души, ибо он, иисус, - живая душа, смерть которой в бесконечности невозможна.

в земной жизни христа воскрешение лазаря имело последствия самые тяжелые. фарисеи говорили: “видите ли, что не успеваете ничего? весь мир идет за ним”. поскольку события нарастали, то первосвященникам и синедриону ничего не оставалось, как ускорить свои действия. должно было случиться так, что и предатель созрел в этот момент. когда иуда увидел, как мария магдалина поливает драгоценным миром ноги иисуса, он возмутился: “почему бы не продать это миро за 300 динариев и не раздать бедным?” с точки зрения народного вождя, а именно такова была позиция иуды, высшие цели духовной любви и  соединения человека с богом, которые провозглашал христос, просто не имели смысла. в лучшем случае - это чудачество духовного вождя, в худшем - опасное помешательство. если так, то человек, провозгла-сивший себя царем иудейским и возбудивший весь народ, но не желающий драться с римлянами, опасен для народа, о котором иуда думает с такой болью. тут его цели совпали с каиафой; эпизод с миром переполнил чашу терпения - кто опасен для народа и равнодушен к его бедам, тот должен быть устранен - вот рассуждения повстанческого лидера. первосвященники же положили убить и лазаря - опасного свидетеля, доказательство могущества иисуса.

 

Благоуханна  весенняя ночь в Иерусалиме; ярко светят звезды, чист и недвижим воздух, радость приходит в Израиль на Пасху; двери открыты настежь, столы ломятся от яств; каждый идет в свой дом, чтобы побыть с ближним и разделить с ним чистое счастье, вспомнить, как Бог освободил народ свой из плена Египетского.

Иисус знал, что пришел час Его.

Вместе с учениками - с ближними своими - встречал Иисус праздник Пасхи. Накрыли стол и хотели возлечь за трапезу. Но Иисус встал, снял с себя верхнюю одежду, влил воды в умывальницу и, обвязав себя полотенцем, стал умывать ноги ученикам Своим. Так безгранична была Его любовь к ним. Когда подошел Он к Симону-Петру, тот со слезами посмотрел на Него:

- Равви, зачем Ты делаешь это? Тебе ли умывать ноги мои?

Но Иисус ответил:

- Ты потом поймешь. Я делаю это, чтобы вы поняли общий закон любви.

Вы называете меня Учителем и Господом, и вот Я умываю ноги ваши, чтобы поняли, как Я люблю вас. И каждый человек так должен любить другого, чтобы радость ему была от служения любимому и чтобы скорее дал распять себя, чем причинять боль другому. Не все из вас чисты. Да сбудется писание: “Ядущий со Мною хлеб, поднял на Меня пяту свою”. И когда поймете это, еще раз уверуете в Меня.

Любовь - главная заповедь моя и Пославшего Меня. Любовь - это подвиг в мире, где вас ненавидят, не понимая, что ненавистью они убивают и жизнь и душу. Нет больше той любви, как положить душу за друзей своих. Вот вы - друзья Мои, и вы исполните то, что Я заповедал вам. Я называю вас друзьями, потому что вы услышали Меня и пойдете проповедовать. Не вы Меня избрали, но Я вас избрал, чтобы вы шли и проповедова­ли и приносили плод, ибо Я ухожу туда, куда вы не пойдете за Мной.

И главная заповедь вам: любите друг друга.

- Куда, Господи, пойдешь Ты, а мы пойти не сможем?

- Вы сами узнаете скоро, но Я буду ждать вас, и вы придете ко мне.

Я говорю вам, чтобы вы не соблазнялись. Изгонят вас из Синагог, и римляне распнут вас. Когда придет то время, вспомни­те обо Мне и о том, что Я сказал вам. Я теперь говорю вам это, а не раньше, потому что был с вами, а теперь не будет Меня. Ваше сердце наполнится печалью, но лучше, если Я пойду - иначе мир не найдет пути к Истине. О многом Я мог бы рассказать вам, но вы теперь не можете все вместить. Долго не сможет человек вместить слова Мои, но веруйте и идите к Истине.

Потом Иисус обмакнул хлеб в вино и подал его Иуде со словами:

- То, что ты хочешь делать, делай скорее.

Ученики же поняли эти слова так: у Иуды был ящик, куда опускали деньги, и Иисус просит его пойти и что-то купить.

Иуда встал в гневе и раздражении и пошел в синедрион.

Иисус же продолжал:

- Много будет вам печали и много радости. Печали, потому что потеряете Меня и будете гонимы, радости - потому, что веруете и знаете Меня и пославшего Меня, и радости вашей никто не отнимет у вас. Я уже не говорю вам притчами, а говорю прямо - Я и Отец Мой - едины, и вот Я возвращаюсь к Нему, но оставляю мир с надеждой, на то, что человек найдет путь к любви и истине, потому что Я нашел вас, чтобы сохранили слово Мое и донесли его миру.

Наступает час, когда вы рассеетесь по свету, каждый в свою сторону, но не будете одиноки, потому что Я с вами, и Я не буду одинок в последний час, потому что Отец со Мною. Но душа моя печалится. Сказав так, поднялся Он от трапезы и пошел за поток Кедрон в сад, называемый Гефсиманским, где раньше бывал с учениками своими.

 

ночь в саду гефсиманском - начало всей европейской христианской культуры. не было человека, который не задумывался о своем отношении к богу, скорбевшему в эту ночь, не было художника или поэта не  посвятившего этой теме хотя бы одной строчки, одной минуты размышления.  христос высказал все свое сострадание человеку, и через него в саду гефсиманском познал человек огромность и всеохватность любви и сострадания. в них главная заповедь христа. бог, идущий на смерть из сострадания к людям, человек, идущий на муки из сострадания к ближнему - здесь и происходит слияние духовных высот, приближение к бесконечной любви бога.

без смерти нельзя слиться с абсолютом: с тем, что мы вслед за современной философией назовем пространственно-временным-мыслящим-вечным-духовным континуумом.[7] из частицы вновь сделаться всем можно только через смерть. воплотив свою задачу: указать человеку путь к спасению, к познанию добра, любви, состраданию и духовным исканиям, - христос должен был умереть, чтобы пребывать в мире вечно. ибо “кто не умер, тот не родился”. это возвращение к самому себе и возвращение к первоисточнику.

 

Темень охватила землю; только кедры, росшие вдоль Кедрона, обозначали тропинку, ведущую в масличный сад, да мелкие звезды высветили небо над Иерусалимом, обрушивая на город бездонность Божьего мира; поток шумел в ночной тишине, благотворная   прохлада овевала землю. Иисус велел ученикам оставаться за оградой, а сам вошел в сад. Печаль человеческая охватила Его. Прежде чем вернуться в бесконечность, нужно пройти смерть, сбросить плоть, и скорбь Бога была человеческой в этот час.

- Дух мой скорбит смертельно. Кончилось бренное пребывание в мире этом.  Если можно, да минет Меня чаша сия.

- Не как Я хочу, но как Ты хочешь, Господи. Пусть сбудется все, что должно сбыться.

Нежная прохлада весенней ночи овеяла Его. Он вышел из сада и увидел учеников своих спящими и сказал:

- Я ухожу от Вас, а вы уже не помните обо Мне.

И были ученики смущены.

Тут увидели они, что люди идут вдоль Кедрона с факелами и светильниками и ведет их Иуда Искариот.

- Кого вы ищите? - спросил Иисус, выходя вперед.

- Иисуса Назарея.

- Это Я.

Но люди синедриона не поверили ему - так был он прост и светел. Тогда Иуда подошел к Нему и поцеловал Его, сказав: - кого я поцеловал, тот Иисус.

И снова вышел вперед Иисус и сказал:

- Это Я.

Он не хотел, чтобы схватили и погубили учеников Его. Поэтому, когда Петр выхватил меч, Он строго приказал ему:

- Вложи меч свой в ножны, ибо то, что должно сбыться, нельзя решить мечом.

И отдал Себя в руки грешников.

 

существует множество версий о предательстве иуды. от самых примитивных, где считается, что иуда ради денег предал бога, до сложных концепций о любви-ненависти, о трагедии прозрения или убийстве  иуды в темном переулке людьми понтия пилата.

наиболее любопытные суждения приведены у борхеса в “трех версиях предательства иуды”.

некто руненберг вслед за де куинси приводит несколько своих версий, причем они, будучи смоделированы человеком религиозным,  все его остроумные построения исходят прежде всего из глубокой веры, приводят мысль к кощунству, а жизнь к краху. иуда предал христа, дабы вынудить его объявить о своей божественной сущности и разжечь народное восстание против гнета рима. затем руненберг продолжает эту мысль и доказывает, что предательство было предопределено. раз слово, воплотившись, перешло в человека и стало ограниченным и смертным, принесло себя в жертву, то и человек должен был совершить столь же жертвенный поступок: предав любовь и святость, вернуть его через смерть к абсолюту. этим человеком и был иуда искариот.

после резкой  критики, руненберг пересмотрел свои взгляды и неожиданно посчитал, что бог в своей жертве стал человеком полностью, во всей своей низости, стал человеком вплоть до его низости - он стал иудой.

тезис столь неожиданный и кощунственный, что хотелось бы его рассмотреть. мог ли бог, или лучше сказать, необходимо ли было абсолюту воплощаться в самого униженного и отверженного, недостойного спасения, как это утверждает герой борхеса? низость - путь зла, столь доступный смертному, предательство столь обычно, что руководства человеку на этом пути не нужно, а избрав подобный путь, человек, как правило, не испытывает страдания, наоборот, получив определенные блага за содеянное зло, приобретает радость и уверенность в себе. в спасении нуждается его загубленная душа, а не осуществленная на земле его сущность,  следовательно, абсолют не имел необходимости воплощать там, где человек сам способен пройти выбранный им путь. спаситель пришел в мир, чтобы спасти нас и указать путь человечеству. вся трагедия в том, что спасение человечества зависит от каждого человека. путь к добру человек проходит только сам, индивидуально и лично, преодолевая все страдания. жизнь человека - это либо подвиг, идущего к свету, независимо от веры, нации, интеллекта, либо путь самоуничтожения, если человек осмелится во имя какой-либо идеи или личной выгоды уничтожить физически или морально других людей. он совершает предательство таких понятий, как “сострадание” и “любовь” и, значит, отступает от предназначенного человечеству пути и предает человечество. каждый из нас либо иуда, либо верный ученик, но чаще всего и тот и другой.

 

И вот схватили Его и привели к первосвященнику Каиафе.

И тот сказал:

- Иисус из Назарета, на моих плечах бремя власти. Рим хочет сделать Тебя орудием против Израиля. Ты должен умереть за народ, который Ты пытался повести за собой.

И вошли многие из синедриона, и Каиафа разорвал на себе одежду и сказал:

- Он называется именем Бога, чего же вам более, каких надо доказательств? Предайте Его смерти!

Тогда схватили Его и били, и бросили в темницу.

Через несколько часов, когда от голода и жажды Он изнемог в подземелье, привели Его к наместнику Иудеи Понтию Пилату.

Только он имел право казнить или помиловать обвиняемого.

Толпа бушевала за стеной: “Распни Его! Распни!” Мрачная лихорадка смерти охватила их. Народ чует смерть и в ужасе хочет отринуть ее от себя. Ничто не оградит людей от своеволия царей, от римских мечей. Безумие страха витает над страной. Римляне живут на углях - скоро, скоро вспыхнет огонь, который сожжет все на своем пути, пепел покроет землю Израиля, солнце затмится. Плач польется над землей.

Понтий Пилат был неприступен и мрачен.

- Не ты ли, Иисус, называющий себя царем иудейским? - вкрадчиво спросил он, пытаясь голосу своему придать благодушие.

- Царствие Мое от Духа, а не от власти.

- А что такое Дух? Химера. Слово, непонятное и ненужное. Царство от власти - счастливая возможность повелевать многими людьми, - уверенно произнес Пилат.

Ему стало скучно. Он увидел, что перед ним очередной безумец этой безумной земли.

Он приказал позвать Каиафу.

- Этот человек наивен и не опасен, - сказал Пилат хитро щурясь, - не вижу, в чем его вина.

- Он преступен, - глядя в глаза наместнику, ответил Каиафа. - Он оспаривает власть Прокуратора, твою власть, Пилат, утвержденную Кесарем, а значит, умаляет решение Кесаря.

- Он просто шарлатан и бесноватый.

- Нет, он врач, целитель, философ. Он ест с нищими и убогими, он лечит их, а свою философию излагает на их языке.

- Оставь, Каиафа. Проповедник косноязычен, как они, ты хочешь сказать?

- Пусть так. Но разве ты или я разделили с ними хлеб, выпили вино, помогли в беде? Он их пророк, и много, много идущих за ним. Даже римские легионы не справятся с ними.

- А почему, Каиафа, римские легионы  должны сражаться с нищими в твоей стране?

- Я знаю, чего ты хочешь, Пилат Понтийский! Именем народа власть первосвященника и царя отдать Риму. Нашими же руками убить нас.

- Осторожнее, Каиафа, я этого не сказал.

- Это видение витает над тобой. Оно в воздухе, которым ты дышишь, оно в твоих взглядах, которые пылают ненавистью, в каждом жесте, в каждом шаге твоем.

Глаза Прокуратора налились кровью. Евреи приводили его в бешенство.

Пилат Понтийский мог убить первосвященника и остаться ненаказанным, мог убрать правителей, мог, как разбойник, ограбить и зарезать любого во вверенной ему провинции, но толпа, стоявшая за воротами дворца кричала: ”Распни его! Распни!” Иногда правителю выгоднее всего прислушаться к “гласу народа”, да и не все ли равно - кого из иудеев убивать?

- Ну что ж, Каиафа, я предаю Его тебе, а сам умываю руки.

И взяли римляне Иисуса и повели на место, называемое Голгофою. Они вели Его через весь город под палящим солнцем. И был Он до того избит и слаб, что с трудом шел по выщербленным камням, неся крест Свой на спине. Повелели человеку, идущему с поля, Симону Кирениянину, взять крест  и нести за Иисусом, так как Тот изнемогал. Иисуса вместе с двумя разбойниками распяли на Голгофе.

Немногие пошли за Учителем на Голгофу. Только женщины и любимый ученик Его стояли поодаль и плакали. А римские легионеры делили между собою Его окровавленные одежды.

Из разбойников же, распятых вместе с Ним, один злословил:

- Если Ты Мессия - спаси нас и Себя, а если нет - Ты самозванец.

Второй же сказал: “Побойся Бога, Он ни за что осужден, а мучается как мы, знающие свои злодеяния”.

И просил Иисуса:

- Если Ты Бог или Мессия, то в Царстве своем помяни меня.

И были радостны эти слова для Иисуса.

Страшная духота висела над Иерусалимом; она усиливала муки казнимых. В голове мутилось, они теряли сознание. Чтобы облегчить муки, воины намочили губку уксусом и поднесли к губам Его. Испив уксуса, Иисус очнулся на секунду, окинул взором затихшую землю и воскликнул:

- Свершилось! Прости им, Отче, ибо не ведают, что творят!

И виден был с креста весь прекрасный Иерусалим, на который Он посмотрел в последний раз.

Голова Его бессильно упала на грудь и ближние поняли - Учитель умер.

Было это часу в шестом. Тотчас пала тьма на землю и держалась до девятого часа. И была тьма без звезд и солнца, и была гроза без дождя, и был душный воздух без ветра, и время остановилось. И многие сходили с ума от страшной тьмы, сухого ветра и адской духоты.

Когда пространство сворачивается, время пронизывает его.

Увидев то, люди испугались и спрятались по домам. Только воины не смели уйти, и сотник сказал:

- Видно Этот действительно свят, если такое творится в мире.

Была пятница, и был конец дня.

Чтобы не оставлять тело на субботу, пошел к Пилату Иосиф из Арифамеи, член совета, не участвовавший в нем. Он был верным учеником Иисуса, но тайным. Он выпросил тело у Пилата и похоронил в пещере, недалеко от места распятия.

Утром женщины, сопровождавшие Христа, пошли, чтобы омыть тело, но не нашли Его в пещере и побежали, и сказали ученикам. Те пришли и, увидев, что это так, были удивлены.

Собравшись вечером тайно в одном доме, сидели и горевали они, как вдруг появился Иисус среди них и сказал:

- Мир вам, что вы печалитесь? Ведь Я сказал вам, что должен погибнуть и воскреснуть. Дух Мой на вас. Идите и несите его миру. Прощайте грехи, спасайте заблудших, утешайте страждущих. Тем мир и спасете.

И снизошел на учеников покой и Дух Божий, и ничто не смущало их, ибо частица Духа была в душе каждого.

- Нет смерти, нет времени, нет пространства, а есть Добро и Любовь, - так, беседуя с ними, ушел Он к Тому, кто послал Его.

И пошли ученики и проповедовали по всей земле.

 

 

 

АПОКАЛИПСИС. КНИГА ВТОРАЯ

 

"Кого я люблю, тех обличаю и наказываю. Итак, будь ревностен и покайся. Се, стою у двери и стучу: если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему и буду вечереть с ним, и он со Мною. Побеждающему дам сесть со Мною на престоле Моем, как и Я победил и сел со Отцем Моим на престоле Его."

Апокалипсис. Глава 3.

 

Но забыли мы, что осиянно

Только слово средь земных тревог,

И в Евангелии от Иоанна

Сказано, что Слово - это Бог.

Н. Гумилев "Слово"

 

Земное время есть пространство истории. История же - малая часть бесконечного вселенского бытия. Но "смерти не будет и времени не будет",говорится в Апокалипсисе. Апокалипсис - откровение Бога нам, людям, как и когда (строго с законами вселенского бытия) мы перейдем к вечности и бесконечности, оставив по себе одну воплощенную мету во вселенной - слово, ту малую ее часть которая предоставлена нам, человечеству. Ибо Слово - это Бог. Попробуем, попытаемся уразуметь, что передается через святого Иоанна, ибо на каждом шагу видим мы теперь приметы указанного свыше времени, но боимся, не желаем заглянуть в другой предел бытия.

Опираясь на комментарии протоиерея Александра Меня, а также на достижения теоретической и практической науки, в частности "Теорию густот" Дмитрия Панина, попробуем понять - что предвещано. Св. Иоанн Богослов, имея откровение передавал его словами и образами, доступными его времени. Его эпоха - эпоха символического слова, глубокого и мощного. Он рассказывает то, что видит, что открывается ему либо в поэтическом описании, либо в символической форме. Великий дух и великий поэтический талант делают картины, им написанные необыкновенно выразительными и яркими; они завораживают, дают повод для бесконечных толкований, но все же это конкретная реальность, открытая Богом конкретному человеку. Попытаемся и мы понять, что было дано и увидено.

"И тотчас я был в духе; и вот престол стоял на небе, и на престоле был Сидящий, и Сей Сидящий видом был подобен яспису и сардису; и радуга была вокруг престола, видом подобная смарагду. И вокруг престола двадцать четыре престола; а на престолах видел я двадцать четыре старца, кторые облечены были в белые одежды и имели на головах своих белые венцы. И от престола исходили молнии и громы и гласы, и семь светильников огненных горели перед престолом, которые суть семь духов Божиих. И пред престолом море стеклянное, подобное кристаллу; и посреди престола и вокруг престола четыре животных, исполненных огней и спереди и сзади" (гл.4). Согласно древней символике (см. А. Мень) - это изображение вселенной, а вот огненный свет Божий - видение, которое иначе, иными словами передать было невозможно. Согласно теории густот, Бог в неолицетворенной Своей Сущности - сгусток света, энергии всего пространства вселенной. Мы не можем узреть Его, Он лишь олицетворившись определяется перед избранными. Избранному Иоанну дали видение законов сотворения, гибели и изменения тварного мира, всей нашей вселенной. От того так много космических картин в откровении Иоанна Богослова. Но мир, еще не познанный рационально, говорил с Иоанном языком образом и символов.

Семь животных "ни днем ни ночью не имеют покоя, взывая: свят,свят Господь Бог Вседержитель, который был, есть и грядет". Вся вселенная, являясь творением Божьим, бесконечно славит Его, благодаря за свое создание; и законы вселенной подсказывают нам: у Бога нет ни времени, ни пространства, только у него они бесконечны." Достоин Ты, Господи, принять славу и честь и силу, ибо Ты сотворил все, и все по Твоей воле существует и сотворено" (гл.4).

Вот как комментирует начало бытия Дмитрий Панин в своей книге "Теория густот".

"В начале было Слово...", т.е. всему предшествовал план (замысел) Творца для полного цикла развития вселенной. Его план реализуется в виде множества творческих решений.

Исходные величины для создания вселенной: Творец (как центр бытия со Своими планами вселенной)и небытия.

Бог создает в небытии субстанцию пустоты, образуя пустоту.

Бог творит в пустоте, в которой расстояния отсутствуют. Он управляет вселенной тоже из пустоты. Поэтому пространства физического мира, которые находятся от Него на расстоянии сотен световых лет, в пустоте лежат непосредственно перед ним: Богу не требуется времени для передачи импульса в любой точке этого мира..." (стр.47).

Таким образом начинается Книга Бытия мироздания, прочитанная Иоанном. Но открыть перед человеком Книгу Бытия может только Агнец Божий, по своему желанию закланный ради человеков и ради свершения вселенской жизни. "И я увидел, что Агнец снял первую из семи печатей..." (гл. 5). В Апокалипсисе семь символических печатей, семь эпох. Круг семи эпох все время повторяется в Апокалипсисе. Шесть печатей были сняты и показана была вся бездна жизни человечества; седьмя еще впереди. Шесть - до момента всего знания о вселенной, шесть эпох истории. Седьмая - вхождение в иной круг бытия, открытие книги тайной, к разгадке которой только сейчас мы приближаемся.

Первая эпоха - египетско-шумерская цивилизация.

Вторая - ассиро-вавилонская и израильско-индуистская.

Третья - античность, восток, Китай.

Четвертая - средневековье - арабский восток, Китай, Америка индейцев.

Пятое - новое время - Европа, Азия, Америка.

Шестая эпоха - цивилизаторская, от 1914 и предположительно два-три века вперед.

Эпоха предконечная.

Седьмая - конец известной вселенной и восстановление новой, Божьей вселенной.

Апокалипсис посвящен, в основном, шестой и седьмой эпохе.

“И когда Он снял шестую печать, я взглянул, и вот произошло великое землетрясение, и солнце стало мрачно, как власяница, и луна сделалась как кровь, и звёзды небесные пали на землю, как смоковница, потрясаемая сильным ветром, роняла незримые смоквы свои; и небо свилось, свившись как свиток; и всякая гора и остров двинулись с мест своих"... (гл.6)

Как пишет Ал. Мень - это символы приближения Господня. Но в откровении не только использованы общеизвестные в том время символы - но и дают точные указания времени приближения Его. Четыре ангела в гл.7 - полнота духовная, ждущая души праведные - отсюда символическое число спасаемых двенадцать тысяч из двенадцати колен израилевых. С ангелами и старцами, вечно пред Богом предстоящие, то есть имеющие радость в его энергии и свете пребывать.

Все, что произошло после снятия шести печатей - мы исторически пережили и переживаем; а жизнь небесную, вечную нам не дано ещё созерцать. Но 8 глава - снятие седьмой печати,- даёт нам картину совсем уж необычную; и как ни сравнивать её с Ветхозаветными текстами, уж очень она напоминает современное нам время - от страшных войн и землетрясений до Звезды Полынь (Чернобыль). Об этом не раз уже писали. Но один эпизод, который - будет ли?- "Поражена была третья часть солнца и третья часть луны, и третья часть звёзд, так, что затмилась третья часть их, и третья часть дня не светла была - так, как и ночи" (гл.7). Истолковать это видение только как символику невозможно. Здесь конкретно участвуют космические атрибуты. Это указание на некие вселенские преобразования, которые затронут и землю, и всех, оставшихся на земле.

1914 год - год первой мировой войны является водоразделом, чем-то совсем новым в жизни человечества, когда техногенная цивилизаторская эра впервые продемонстрировала свои достижения - от танков до отравляющего газа. Если это так потрясло современников, то как же должен был увидеть и описать человек I века нашей эры? Он подобрал слова страшные, ветхозаветные, привычные в иудейской поэтике и эсхатологии, но так точно отразившие наше время, что, недаром, в начеле ХХ века постоянно цитировали Апокалипсис. ЧЕЛОВЕК УЗРЕЛ СЕБЯ. Так, увиденное Иоанном, отражало уже наше время в 9 главе откровения.

Откровение - то, что Бог показал, то, что доступно разуму. Что превышает разум на определённом этапе закрыто до времени. И вот 10 глава: "...скрой, что говорили семь громов, и не пиши сего, и Ангел, которого я видел стоящим на море, и на земле, поднял руку свою к небу и клялся Живущим во веки веков, Который сотворил небо и всё, что на нём, землю, и всё, что на ней, и море, и всё, что в нём, что времени уже не будет; но в те дни, когда возгласит седьмой Ангел, когда он вострубит, совершится тайна Божия, как Он благовествовал рабам Своим пророкам".

Пришло время раскрыть вторую книгу, время, когда мы приблизились к её пониманию, и придёт кто-то, кто откроет её. А пока поговорим о тайне времени, ибо без этого мы книгу не прочтём никогда.

Ангел, стоящий на море и на земле - образ вселенной, сотворённой Богом, олицетворение её; по воле Божьей тысячи лет человек, тем и занимался, что познавал тайные закономерности её создания, то возгордясь собой и отдаляясь от Бога, то, уразумев Его, преклонясь перед Ним, видя гармонию тварного мира. И самые большие тайны - жизнь и смерть, зарождение и уход, - будь то малое живое или галактики - все подчинены закону времени, ибо это главный закон всего сущего, кроме Бога, сотворившего его.

С точки зрения современной науки время либо не существует, - ибо оно относительно, либо многомерно, т.к. существует по-разному в разных пространствах, либо, с точки зрения теории густот, проистекает в цилиндрической оболочке материи.

Но есть одно общее: время должно иметь точку отсчёта. Существует теория, что наша Метагалактика, как и другие, образуется, благодаря взрыву. Согласно этой теории, во вселенной имеются места такого плотного скопления энергии, где она, концентрируя материю, фиксируется как "чёрная дыра". Плотность и сгущение её, согласно теории густот, должны быть таковы, что свет не соответствует её характеристикам. Теория эта соответствует библейской образности вполне. "В начале было Слово" - по Слову вспыхивает, зарождается метагалактический процесс.

"Гипотеза большого взрыва, узловой точки возникновения физического мира на, наш взгляд, весьма правдоподобная, изложена в "Механике на квантовом уровне" (ч. 4, гл. 10). Пустота с ее субстанцией, способной к сгущению и разряжению, стала вместилищем физического мира. Среда для передачи света и тепла была готова." (Д. Панин "Теория густот" ст.64). Сжимаясь до предела густота энергии вбирает в себя материю, тьму; на поверхности абсолютный ноль, внутри абсолютная жара; густота вселенной сжата до нуля. Когда процесс этот доходит во всех характеристиках до нулевого предела, тогда начинается обратный процесс. Из интравертного он становится экстравертным. Вселенная, сжатая до нуля, взрывается и летит в пространстве, и только тогда выделяются определенные характеристики: свет- тьма, материя-энергия. А вот время и пространство - отдельные компаненты. Они лишь соучастники данного процесса. Время и пространство всецело в руках Божьих, - в бесконечности они присущи только Богу, - они орудие, с помощью которых разворачивается бесконечное движение бесконечного бытия.

Итак, возьмем за начало временного процесса  точку 0 - начало большого взрыва нашей метагалактики. Вырываясь из нулевой точки с невероятной энергией материя разлетается в предоставленном ей пространстве, но вполне равномерно, невероятно долго, но конечно. Все это происходит по самым обычным законам физики, однако открытым человеком не так давно. Согласно этим законам, вырываясь из точки 0, материя движется с ускорением, которое в данном случае дает энергия взрыва, до того момента, когда энергия взрыва иссякает, а сила торможения приостанавливает процесс. Затем начинается сжатие, когда гравитационная энергия постепенно стягивает разлетевшуюся массу. Но, поскольку речь идет о галактиках, то процесс по земному летоисчислению проходит миллиарды лет, но все же не бесконечно. Кроме того, материя и энергия первичного взрыва образует галактики, имеющие один центр вокруг которого они движутся и притягиваются. Каждая галактика имеет свои солнечные системы с общим центром движения и притяжения. Все это давно известно. Но что же такое время как понятие с точки зрения всех этих процессов.

Внутри метагалактической системы время V протекает от начала большого взрыва, и для данной системы является абсолютным и непрерывным, поэтому назовем его V абс, оно непрерывно, постоянно и заканчивается только с концом данной метагалактической системы. Оно вполне отвечает характеристикам цилиндрического времени, данного Д. Паниным. Но это время V абс. не учитывается внутри системы, так как система очень сложна, распадается на галактики и солнечные системы, имеющие свои временные характеристики. Внутри каждой отдельной системы время дискретно, прерывно, изменчиво, отвечает всем характеристикам теории относительности, так как оно само относительно. Назовем его Vотн. Все происходящее конечно с точки зрения Идеального Наблюдателя, имеющего бесконечное время, идеальное. Назовем его Vи, идеальное время. Все три категории времени существуют одновременно. Таким образом в каждой точке пространство не четырехмерно, а шестимерно ( здесь не рассматривается многомерность пространства, а только основные характеристики). Тогда Vи = S оо, где Vи - одновременно

                                                                                      t и   

является и мгоновенным и вечным, где S (пространство) -бесконечно, tи - мгновенно.

Где идеальная скорость не существует, она абсолютна. Пространство

( путь) бесконечно. То есть Божественные характеристики таковы : время идеально, скорость идеальна, пространство бесконечно. Это и есть Само в Себе существующее, что творит наш относительный мир. Формула Эйнштейна Е = mc в данной характеристике должна иметь вид Еоо= mоо Vи, где энергия бесконечна, масса бесконечна, ускорения нет, есть бесконечное время. "Время - единство пространства и фактора скорости" (Д. Панин).

У Бога нет понятия ускорения, так как во времени Он везде и всюду и во всем одновременно. Вообще все эти формулы ничего не значат и ничего не дают в понимании Высшего Начала, так как главное - Одухотворенность. Дух везде и всюду сущий: в каждом из нас, в космической пыли, в звездном пространстве. Бог - это и Дух везде и всюду сущий, и Вечно Сияющий Свет, Сидящий на престоле и увиденный Иоанном как некое свечение плазменной сущности, и Христос, бывший на земле зримо и незримо присутствующий на ней всегда.

Однако для характеристики пространства, Сотворенного Сущим, эти формулы важны, потому что их частное решение собственно и являются физическими характеристиками нашего мира. Бесконечное время, бесконечная масса и, главное, энергия. Энергия Божественной Сущности и дает толчок существованию тварного мира, который ограничен во времени и пространстве. По понятиям индуизма энергия - прана - начало жизни. Разработанные индуизмом понятие праны очень точно рассматривает ее физическую сторону. Но духовную сторону Божественной Энергии скорее передает учение о Софийности, рассмотренное в русской философии Вл. Соловьевым, С. Булгаковым, П.Флоренским. Недаром в начале цивилизаторской эпохи так увлекались разработкой софийности, одухотворенно действующей в космическом мире, через которую мир и осуществляется.

Почему же "времени не будет и смерти не будет"? Каков переход в иную ипостась? Как в план сотворения мира вписывается наше конечное бытие, где вне тварности только душа человеческая, отблеск Божественной Сущности?

В момент Большого Взрыва, с образованием метагалактик и солнечных систем образуется и планетарная система. На окраине метагалактики в одной из дальних (по отношению к центру) систем появилась и наша солнечная система. Образование солнечной системы и появление атмосферы на земле, по видимому, происходят еще в момент экстравертного движения, когда продолжалось движение материи и энергии от центра. Затем наступает некий момент стабильности в движении метагалактической энергии, и застигнутый этим "моментом" - в миллиарды лет, образуются планетарные системы; отсюда их распределение по орбите вокруг солнца, и системы спутников, колец астероидов. Некое равновесие и есть момент завершения формирования вселенной. Этот момент “гораздо” дальше, чем сейчас отдалял нашу галактику от центра, а внутри солнечной системы нахождение планет от солнца их орбиты также были более отдалены, так как энергия взрыва была еще очень мощна, а масса намного меньше. Это тот период, когда объем земли был несколько больше, плотность меньше, и почти вся поверхность была покрыта водой, атмосфера бурно формировалась, вероятно, что и направленность полюсов была другая. Но земля, как и вся метагалактика, участвует во вселенском процессе. Начинается постепенное сжатие. Расстояния уменьшаются. Каждое материальное тело увеличивает плотность и уменьшает объем. На земле появляются материки, устанавливается атмосфера. Рассчитав начало взрыва, мы смогли бы рассчитать и начало указанных процессов. Затем, по промыслу Божьему, из прибрежной приокеанской глины начинают формироваться молекулы живого. Американские и израильские ученые нашли состав: именно из такой глины и именно в таком месте (прибрежья океана) и могло появиться все живое (журнал Sins наука, 1996). Так что Библия вновь открывает нам правду: “И создал Господь Бог человека из праха замного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душою живою” (Бытие гл.2).

Так же как и сотворение мира, отделение света от тьмы - начало взрыва божественной энергии плазмы и разброс материи. " И отделил Бог свет от тьмы” (Бытие гл. 1) Процесс сжатия также происходит постоянно, пока вновь не дойдет до черной дыры; а пока, в определенный момент появлятся живой и неживой мир. Плотность и силы притяжения еще малы, то мы имеем дело с гигантами мезозойской эры, юрского периода и т. д., и где-то уже на этом этапе, судя по мифам и некоторым археологическим раскопкам, появляется мыслящее существо человек. Человек чувствует покровительство Божье всегда - и в том, что дан был Эдем, чтобы выжить (это место нашли в долине высохшего русла Тигра и Евфрата) и в мифологическом, образном знании о мире и космосе. Что же это за частица Божья, которая есть в нас, которой Бог так дорожит и пестует как редчайшее создание вселенной? Это наша душа. Некая энергетическая эманация, разлитая в человеке. Сердце, мозг, солнечное сплетение, кровь - все участвует в том, чтобы энергетическая эманация, заключенная в теле, присутствовала и реагировала на явления природы, зов космоса и Божье веление. А вот какова наша душа зависит всецело от нас. Мозг анализирует и подает душе сигналы; сердце чувствует и подает душе сигналы; солнечное сплетение концентрирует энергию, а кровь связывает нас со всем космическим миром (Д. Панин в " Теории густот" имеет свое видение этой проблемы).

Современные ученые с большим удивлением отметили, что состав крови гораздо ближе составу энергетической плазмы, чем воды. Кровь – есть космическая связь с высшим началом, через нее, видимо, поступают к нам сигналы от Него. Отсюда и огромное количество мифологических сказаний, связанных с этим понятием: на крови клялись, кровавые жертвы приносили богам, кровью поливали землю. Национальное самосознание формировалось миллионы лет не только на основании общности племен и языков, но, как только племя обретает оседлость, объединяется и землей, политой кровью; происходит как бы взаимосвязь живого организма земли и этноса. Они имеют общую сигнальную систему, выходящую в космос; этими рассуждениями можно добавить пассионарную систему Льва Гумилева. Какие-то космические импульсы заставляют определенный этнос осваивать определенную землю. На примере богоизбранного народа – иудеев – мы видим как это происходит.        Бог ведет этнос в определенную землю и там создается нация. Кровь Иисуса Христа, пролитая на святой земле и вошедшая в землю – знак единения земли и неба, человека и Бога. Дело не только в таинствах церкови, а в том, что эта кровь иная. Она есть та божественно-светящаяся плазма, тот свет, к которому стремится душа. Пролитая в землю она осталась на ней на вечно как знак приблежения человека к Высшему.

Далее происходит не только личностный, но и национальный контакт с Высшим Началом через единую молитву, то есть через слово. Бог не только сотворил нас, но и дал слово. В начале цивилизации человек – от Египта до Америки – везде пользовался иероглифами-символами. Впервые буквенное обозначение буквенного и письменного слова ввел Моисей, получив их от Бога. Почему евреи пишут справа налево? Да потому, что читая огненные письмена, Моисей так их записывал. Письменность буквенная затем перешла к финикийцам, потом к грекам, потом к римлянам. Греческий и латинский алфавит легли в основу западных народов и восточных славян. Слово важно Богу как принцип развития духа в человеке, самосознания себя. Изучая космические импульсы, импульсы звезд, американские ученые обнаружили, что это световые и звуковые сигналы. Космос переговаривается. Ученые попробовали расшифровать космический язык, поставив буквы английского алфавита. Расшифровка не получилась. А стоило бы попробовать подставить буквы иврита. Ведь этот алфавит был дан Богом и с той поры он не менялся.

В Апокалипсисе предсказано время отпадения от Бога. Но и это время строго детерминировано, оно показано было св. Иоанну как определенная данность, процесс, происходящий в космическом масштабе, на то есть четкие указания. Так в гл. 11 сказано: “и седьмой Ангел вострубил, и раздались на небе громкие голоса, говорящие: царство мира соделалось Царством Господа нашего и Христа Его, и будет царствовать во веки веков”. А в главах от 12 до 20 описана эпоха перехода к царству Божию, эпоха искупления, эпоха земных страстей всего человечества, великой борьбы добра и зла, и, одновременно, космических катаклизмов, сокрушения устоявшегося метагалактического пространства, в которое входит земля. Время от 1914 года и, примерно, на пятьсот лет вперед. Мы прожили менее ста лет, а мир вокруг нас, создававшийся несколько тысячелетий цивилизации, уже рухнул. Техногенный мир отринул всю предыдущую историю и, выйдя в космос, одновременно утратил связь с пространственно-миыслящим континиумом; не потому, что совершен прорыв в космос, а потому, что мы перестали чувствовать себя единицей бесконечного бытия, а почувствовали себя лишь микроскопической пылинкой космоса.

Более того, человек уходит от богосотворенности, пытаясь перейти то к клонированию, то к компьютерному человекоподобному существу. 12 глава Апокалипсиса показывает когда и как началась техногенная, цивилизаторская эра, которая привела к таким чудовищным результатам; какой отклик все происходящее на земле имеет в иных высших мирах, и как Божий гнев выльется на нас. “Жена, облаченная в солнце” – Церковь, Вера. Лишь ею рожденное может править миром, но перед ней встает “большой красный дракон с семью головами и десятью рогами, и на головах его семь диадем; хвост его увлек третью часть звезд и поверг их на землю”. Перед Церковью небесной на земле в начале двадцатого века во весь рост встало безверие, богоотступничество, человеческая гордыня, захотевшая сверхчеловека. “Младенец мужеского пола”, рожденный женой будет “...восхищено дитя ее к Богу и престолу Его”, чтобы дракон безверия не пожрал Того, “которому надлежит пасти все народы жезлом железным”.

Безверие человеческих душ не может не отразиться в высших мирах. Вспомним учение Вернадского о ноосфере. Энергия нашей мысли, нашего слова, нашего дела не исчезает, она запечатляется в некой планетарной ауре и высшим силам приходится помогать нам, чтобы очистить ноосферу от зла, которое мы извергаем наподобие лавы. “ И произошла на небе война: Михаил и Ангелы его воевали против дракона, и дракон и ангелы его воевали против них, но не устояли, и не нашлось уже для них места на небе. И низвержен был великий дракон, древний змий, называемый диаволом и сатаною, обольщающий всю вселенную, низвержен на землю, и ангелы его низвержены с ним”. (гл.12)

Эпоха первой мировой войны, эпоха вселенского кровопролития и ненависти, богоотступничества и разврата и породила то зло, которое было побеждено на небе, но зато с невероятно усиленной силой обрушилось на землю. Закон действия и противодействия строго приложим к этой ситуации (см. Д. Панин “Теория густот”). “ Итак, веселитесь небеса и обитающие на них! Горе живущим нга земле и на море, потому что к вам сошел диавол в сильной ярости, зная, что немного ему остается времени!” (гл.12) Св. Иоанн, перед которым развернуты события нашего времени, передает то, что видит тем образным языком, который ему доступен. Глава 13 описывает время от первой мировой войны до нашего времени. Два зверя – воплотившиеся в двух вождях, поддерживавших друг друга, а потом пожравших друг друга – два воплощения диавола, зла земного. В тридцатые-сороковые годы весь мир практически делился на поклонников либо фашизма либо комунизма; и атрибуты власти обозначались одинаково. “ И он сделает то, что всем – малым и великим, богатым и нищим, свободным и рабам положено будет начертание на правую руку их или на чело их"”... Вспомним нарукавные повязки или с серпом и молотом или с фашистским знаком, вспомним пилотки со звездой или кокарды со львом. Но самое интересное, вплотную подводящее к нашей эпохе – это число зверя. “ Кто имеет ум, тот сочтет число зверя, ибо это число человеческое; число его 666”. (гл.13)

Представьте себе св. Иоанна, перед которым развернут весь современный мир с его войнами, лагерями, сговором Сталина и Гитлера, страшным кровопролитием, все это образно описано в 13 главе. А затем он видит утверждение одного зверя над той части земли, которую он захватил и название которой на иврите выглядит: SSSR. Звучит этот так ШЭШ-МЕОТ - ШИШИМ-ШЭШ- РЕШУТ. Но иврит не имел тогда огласовок, буква Ш могла обозначать и букву С, тогда сокращение звучит так СССР. Падение, уничтожение второго зверя – это падение СССР, империи зла, а на его месте остается истерзанная, окровавленная, измученная Россия, с робкими ростками духовного возрождения, от духовного подвига которой и зависит дальнейшая судьба человечества. Россия победила зверя который влствовал 80 лет и спасла от него мир.

Гл.14 говорит нам о небесных свершениях, связанных с земной историей. Высший мир принимает самое активное участие в нашей земной жизни. Ангел говорит: “...пал Вавилон, город великий, потому что он яростным вином блуда своего напоил все народы”. Это правда: все в мире, кто так или иначе, был связан с идеей “земного рая”, собственно, расписывались в богоотступничестве. После падения зверя, Иоанн говорит: “ И увидел я другого Ангела, летящего по средине неба, который имел вечное Евангелие, чтобы благовествовать живущим на земле и всякому племени, и языку и народу; и говорил он громким голосом: убойтесь Бога и воздайте Ему славу, ибо наступил час суда Его; поклонитесь Сотворившему небо и землю, и море и источники вод”.

Сейчас наступает время суда. Мы еще будем свидетелями страшных событий, описанных в 16, 17 и 18 главах, потому что в главах 14 и 15 показано, что в высшем мире все уже предрешено по грехам нашим. Самое страшное для человечества – 16 глава Апокалипсиса. Вот оно – атомные бомбы, звездные войны, рукотворные землетрясения и цунами, отравленные воды, испепеленная почва. Сейчас, в начале третьего тясячелетия эры Иисуса Христа идет интенсивная подготовка к самоуничтожению на земле и страшному суду на небе.

Одна империя уже пала, а вторая стремится любыми путями пожрать все народы, но сейчас она царствует надо всеми народами. “Жена же, которую ты видел, есть великий город, царствующий над земными царями”. (гл. 17)

И вновь появляется Ангел, и предвещает гибель второй империи. “И воскликнул он сильно,  громким голосом говоря: пал Вавилон, великая блудница, сделался жилищем бесов и пристанищем всякому нечистому духу...; ибо яростным вином блудодеяния своего она напоила все народы, и цари земные любодействовали с нею, и купцы земные разбогатели от великой роскоши ее. И услышал я иной голос с неба, говорящий: выйди от нее, народ Мой, чтобы не участвовать вам в грехах ее и подвергаться  язвам ее; ибо грехи ее дошли до неба, и Бог воспомянул неправды ее”. (гл. 18)

Две империи, два дракона пали, пожирая себя в грехах своих. Сколько они убивали, пленяли, какую силу имели, сколько крови пролили, а уничтожены были по воле Божьей. И следа не осталось от фашистской Германии и СССР. Третья же империя, блудница, развратившая мир деньгами и роскошью, управляющая царями земными, возможно Америка, где процветает абсолютная буржуазность.  Ныне процветающая, устанавливающая свой закон и порядок, готовящая звездные войны и новое, невиданное оружие, - тоже падет по воле Божьей. Роскошь земная расточится и будет вопль и плач всех, кто обогатился с блудницею. Но “веселились о сем небо и святые апостолы и пророки, ибо совершил Бог суд ваш над ними”. (гл 18)

Глава 19 говорит нам о вселенской космической радости: “... ибо воцарился Господь Бог Вседержитель. Возрадуемся и возвеселимся и воздадим Ему славу, ибо наступил брак Агнца, и жена Его приготовила себя"” "“И сказал мне Ангел: напиши: блаженны, званные на брачную вечерю Агнца”. (гл. 19) Христос возвращается на землю, воссоединяется с Церковью, с теми, кто прошел все испытания и остался с Богом; блаженны кто увидит это.

“И увидел я отверстое небо, и вот конь белый, и сидящий на нем называется Верный и Истинный, Который праведно судит и воинствует:... имя Ему: “Слово  Божие”. “И Слово было Бог”. Слово – Воля, сотворившее мир, вселенную, творит и суд над людьми, над душами, как плод и пополнение Высшей энергии. “ И воинства небесные следовали на Ним...” – вновь подтверждение единства человека – земли – космоса. “Из уст же Его исходит острый меч, чтобы им поражать народы”. Вновь образ Слова – ибо оно, То, что создает, То, что рушит. Недаром русская философская школа начало ХХ века создала теорию, рассматривавшую имяслово - что же такое слово, и Слово как Имя Божье.

И далее - картина Страшного Суда – конец 19 и 20 глава. Разделение на праведных и неправедных; на земле тысячу лет будут царствовать праведники. “Они ожили и царствовали со Христом тысячу лет; прочие из умерших не ожили, доколе не окончится тысяча лет. Это – первое воскресение. Блажен и свят имеющий участие в воскресении первом: над ними смерть вторая не имеет власти, но они будут священниками Бога и Христа и будут царствовать с Ним тысячу лет”. (гл.20)

После второго пришествия, после страшного суда на земле воцарится Царствие Божье на тысячу лет. Однако “ у Бога одна минута, что тысяча лет”, поэтому земного срока мы не знаем. Наше конкретное время конечно же не совпадает с идеальным временем, или, как мы это обозначили время Идеального Наблюдателя. После эпохи страшных войн и катаклизмов, описанных в предыдущих главах, - катаклизмов как на земле так и на небе, – наступает эпоха праведников. Кроме земных страстей, которые мы уже видели, надо представить себе, судя по Апокалипсису, и страсти космические. По-видимому, процесс сжатия, то есть интравертный,  в какой-то момент во вселенной пойдет быстрее, то есть даст качественный скачок. Это изменит конфигурацию и численность звездных систем нашей галактики, изменит полярность земной оси, изменит плотность земли. Все материальное должно стать менее плотным, чтобы соответствовать силе притяжения земли, которая увеличится (см. Д Панин “Теория густот”). Мы видели, что нечто подобное уже произошло на земле в эпоху вымирания гигантов.

Земля будет как рай, климат смягчится, люди, воочию пережившие второе пришествие и страшный суд станут праведнее. Некое равновесие добра и зла будет во много раз более в пользу добра, и множество праведных душ войдут в радостный свет Царства Божия; но еще будет смерть и будет время. Это значит, что зло возобновится на земле. “Когда же окончится тысяча лет, сатана выйдет из темницы своей и будет обольщать народы, находящиеся на четырех углах земли, Гога и Магога, и собирать их на брань; число их – как песок морской. И вышли на широту земли и окружили стан святых и город Его возлюбленный; и ниспал огонь с неба от Бога и пожрал их; прельщавший их, ввержен в озеро огненное и  серное, где зверь и лжепророк и будет, мучиться день и ночь во веки веков”. (гл 20)

Вот тогда и происходит  на небе и на земле решение судеб. Христос приходит судить вновь в момент космического катаклизма. Космические причины, конец нашей вселенной – вот, что устрашит человека превыше всего, вот, что вновь вызовет войны и ненависть к праведным. Необратимый процесс – ускоренная сила сжатия вновь начнет всасывать материю в черную дыру. Все материально плотное, темное, в том числе и темные души стремительно начнут всасываться в эту гигансткую космическую воронку, а все светлое, легкое, души просветленное – навеки вечные входит в Царствие Божье, входит в Небесный Иерусалим(см “Теорию густот” Д. Панина). Ради этого момента, собственно, и совершен акт творения вселенной.

Возможно, материя, с ее плотностью, затемненные, плотные души вновь спрессованные в черную дыру вселенского масштаба, концентрируют в себе небывалую космическую энергию, вновь образуют мощный центр притяжения материи, где во вне абсолютный минус, а внутри абсолютный жар. И, когда-нибудь вновь по воле Божьей, через Слово, черная дыра взорвется, чтобы начать еще одну новую вселенную.

Однако духовная сущность мирового процесса гораздо выше. Она заключается в том самом приближении к Богу, к Царству Божию, которое открывает нам св. Иоанн в изображении Небесного Иерусалима, душами праведными, прошедшими испытания материи на земле, и через испытания достигшие вхождения в Царство Божие.“ И увидел я новое небо и новую землю; ибо прежнее небо и прежняя земля миновали и моря уже нет. И я, Иоанн, увидел святой город Иерусалим, новый, сходящий от Бога с неба, приготовленный как невеста, украшенная для мужа своего. И услышал я громкий голос с неба, говорящий: се, скиния Бога с человеками, и Он будет обитать с ними, будет Богом их. И отрет Бог всякую слезу с очей их, смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет; ибо прежнее прошло”. (гл.21)

Это не метафора, так и будет. Создание и уничтожение вселенной, свершившееся строго по астрофизическим законам, для того и свершилось, чтобы чистая духовная часть человечества обогатила Царствие Божие.

“И сказал Сидящий на престоле: се творю все новое. И говорит мне: напиши, ибо слова сии истинны и верны. И сказал мне: свершилось! Я есмь Альфа и Омега, начало и конец...” (гл. 21)

Начало и конец вселенной творит сам Творец.

“...Жаждущему дам даром от воды живой”, - то есть праведники отныне существуют в том царстве, где “нет смерти, нет времени”.

“...побеждающий наследует все и буду ему Богом и он будет Мне сыном” – приобщение к Богу – высший смысл бытия – происходит только через победу над страданиями материи.

“Боязливых же и неверных, и скверных и убийц, и любодеев и чародеев, идолослужителей и всех лжецов – участь в озере, горящем огнем и серою; это – смерть вторая.” (гл 21)

Чего они будут удостоены в конце веков? Пополнить темной массой  души черную дыру и начать вновь круговорот вселенной или наполнить некий антимир, откуда возврата нет вообще? По данным современной астрономии где-то за границами нашего мира существует темный, как бы перевернутый антимир, природа которого еще не изучена. Есть предположение, что время там течет в ином направлении , и иногда он всасывает очередную черную дыру, как бы аннигилируя ее в себе, то есть фактически уничтожает материю, пополняя черной энергией свой мир.

Но мы в гл. 21 видим прекрасную картину небесного Иерусалима, которую св. Иоанн рисует в духе библейской символики (см. А. Мень), заканчивая 21 гл. словами: “ и принесут в него славу и честь народов; и не войдет в него ничто нечистое, и никто преданный мерзости и лжи, а только те, которые написаны у Агнца в Книге Жизни”... “И узрят лице Его, и имя Его будет на челах их. И ночи не будет там, и не будут иметь нужды ни в светильнике, ни в свете солнечном, ибо Господь Бог освящает их; и буду царствовать во веки веков” (гл 22)

А.Мень, комментируя 22 главу пишет: “... мир, поднимающийся со дна мироздания, двигающийся через все перипетии космогенеза и священной истории приходит в конце концов к своему торжеству. Бог обретает Себе человечество, обретает себе Тварь, которая отражает Его всемогущество и любовь, которая сама к Нему пришла,  подобно блудному сыну”. (А.Мень стр.167)

Так по воле Господа творится вселенная, приходит начало и конец, происходит приобщение человека к Богу, так творится история. Воздадим хвалу Богу словами благодарственного Акафиста:

Слава Тебе, показавшему нам свет,

Слава Тебе, возлюбившему нас любовью глубокой, неизмеримой, божественной,

Слава Тебе, осиняющему нас светом, сонмами ангелов и святых,

Слава Тебе, всесвятый Отче, заповедовавший нам Твое Царство,

Слава Тебе, Душе Святый, животворящий солнце будущего века,

Слава Тебе за все, о Троице Божественная, всеблагая,

            Слава Тебе, Боже, во веки.

 

Он (Бог) не постигается умом,

а познается жизнью.

 

 

 

 

[1]  Ф.М.Достоевский “Братья Карамазовы”

 

[2] Перевод Н. Полевого. С-Петербург, изд. Суворина, 1889.

 

 Все переводы, кроме оговоренных, даны по этому изданию

 

[3] Созвездие

 

[4] Самоназвание  членов  Кумранской          общины

 

[5] Одна из еврейских сект

 

[6]  Современная наука предполагает, что в древних мирах зашифрован архетип Вселенского  сознания, и если мы сможем их расшифровать, то поймем многие проблемы современного  мира. (Лосев)

 

[7] См. интервью с Г.Мамардашвили; ж-л “Вопросы философии” № 8. 1989 г.

 

 

 

 

 

 

Вечерний Гондольер | Библиотека

Высказаться?

© ЭСФИРЬ КОБЛЕР
HTML-верстка - программой Text2HTML

 



[1]  Ф.М.Достоевский “Братья Карамазовы”

[2] Перевод Н. Полевого. С-Петербург, изд. Суворина, 1889.

 Все переводы, кроме оговоренных, даны по этому изданию

[3] Созвездие

[4] Самоназвание  членов  Кумранской          общины

[5] Одна из еврейских сект

[6]  Современная наука предполагает, что в древних мирах зашифрован архетип Вселенского  сознания, и если мы сможем их расшифровать, то поймем многие проблемы современного  мира. (Лосев)

[7] См. интервью с Г.Мамардашвили; ж-л “Вопросы философии” № 8. 1989 г.