Они возвращались.
Им оставалось проехать не более десяти километров, когда, казалось бы, внезапно,
набежала туча, и пошёл дождь. Да не просто дождь, а настоящий ливень, как
говорят ино-гда, "стеной". Дворники на лобовом стекле делали лихорадочно
порывистые движения, но не успевали справляться с огромными потоками воды,
обрушившимися на машину. Движение на трассе замедлилось. Иван предложил пересесть
за руль на оставшийся путь, но Маша отрешённо молчала, будто глухая, лишь
пальцы её до синевы вцепились в руль. Иван повторил, Маша отказалась, помотав
отрицательно головой и поджав губы. Иван знал, что когда она вот так поджимает
губы переубедить её в чём-либо невозможно, и спорить не стал, попросив только
снизить скорость и ехать поосторожнее.
Но слова его запоздали, машину уже несло на встречную полосу. Иван схватился
двумя руками за руль, пытаясь вывернуть на обочину, Маша казалась непроницаемой
и отчуждённой. Ехавший на небольшой скорости встречный грузовик, лишь слегка
зацепил их боком, но в такую погоду этого оказалось достаточно и их просто
стряхнуло под от-кос. Машина сделала кульбит, словно ведомая заправским каскадёром
на съёмках какого-то фильма, и замерла, упёршись крышей в рыхлый мокрый от
дождя бугор. Иван успел почувствовать слабый, будто бы глухой удар по голове,
небольшую тошноту, и отклю-чился, как ему показалось всего на несколько секунд.
Очнувшись, он резко повернулся к Маше. Её лицо ничего не выражало. Ни испуга,
ничего другого. Просто само бесстрастие. Казалось, что она спала. Иван припал
ухом к её левой груди и услышал ровное биение сердца. У самого его сердце
стучало так, что ломило в ушах, и казалось, открой он сейчас лишь на мгновение
рот, оно непременно выскочит наружу.
Авария, в которую их угораздило попасть по столь нелепой случайности, оказалась
не такой уж и безобидной. Маша пролежала в коме несколько дней. Всё это время
Иван был возле неё. Он измучил врачей вопросами, но те только неопределённо
пожимали пле-чами, мол, придёт девушка в себя, тогда и можно будет о чём-либо
судить, а пока, увы…
Но это их "увы", не устраивало Ивана. Сидя возле Маши, он часами
читал о различ-ных случаях выведения больных из комы. Читал, и пытался повторить
хоть что-то на деле. Он по долгу разговаривал с ней, вспоминал недавнюю поездку
в Испанию на морской ку-рорт Коста-Дель-Соль, подробно рассказывал о своих
впечатлениях и спрашивал Машу. Не получал ответа, и сам отвечал за неё так,
как это, по его мнению, сделала бы сама Ма-ша. Мать Ивана, иногда заглядывавшая
в палату, была даже слегка напугана поведением сына. Но на её замечания, он
только недовольно отмахивался, и продолжал эту одному ему понятную игру.
Неизвестно, что именно более всего повлияло - настойчивость и вера Ивана,
моло-дость Машиного организма, не слишком большая серьёзность травмы, или
ещё что, но в один из дней Маша открыла глаза и пересохшими губами что-то
невнятно прошептала. Иван готов был прыгать от счастья. Ему казалось, что
только он один верил в это оконча-тельно и бесповоротно. И вот это произошло.
Теперь, к счастью, всё вернётся на свои мес-та.
Он ещё не мог знать, что всё будет совсем не так, как ему представлялось.
Когда Маша окончательно пришла в себя, оказалось, что она совсем не помнит
кто она такая, что с ней произошло, и не может назвать не только имён близких,
но и своего собственного имени не помнит. Не помог и приведённый свекровью
трёхлетний сын Ни-кита. Маша не знала, что это за мальчик, и не понимала -
чего все эти люди от неё ждут. Это расстроило её ещё больше, и она тихо проплакала
весь вечер, толком не осознавая от чего.
Проспав на уколах почти трое суток, Маша, наконец, проснулась. И проснувшись,
пришла в капризно-депрессивное состояние. Требовала от персонала должного
ей по ран-гу отношения, и изумляла всех постоянными просьбами принести из
её сумочки кокаин.
И если другим было не понятно, что с ней происходит, то Иван понял сразу.
И поняв, пришёл в ужас. Маша представляла себя известной американской актрисой
семидесятых годов, взбалмошной, но талантливой наркоманкой, закончившей свои
дни на этом свете самоубийством. Иван уже не помнил даже, как зовут ту актрису,
но в том, что это всё именно так не сомневался ни секунды.
Это было за два года до рождения Никиты. Маша, игравшая небольшие роли в своём
театре и считавшаяся "подающей надежды", была приглашена на кинопробы.
Прочитав сценарий, Маша пришла в какой-то неописуемый буйный восторг. Иван
помнил те её пе-ревоплощения. И то, что тогда казалось ему высшим актёрским
классом, теперь, спустя годы, наводило на него страх.
Тогда Маша ходила по комнате как зомби, часами могла лежать в постели, глядя
в одну точку. Её раздражало всё на свете. От всего ей было противно и плохо.
Иван и не думал о такой возможности перевоплощения. Он пытался подыгрывать
ей. Но это вызы-вало у Маши буйный протест, перераставший в жесточайшую депрессию.
Ивану иногда становилось жутковато от присутствия этой, совсем чужой и незнакомой
ему женщины. Единственно в чём он был абсолютно уверен, так это в том, что
именно его Маша получит эту роль. Конечно она. Неужели какая-то другая актриса
могла бы так? Конечно, нет. Только Маша. Наконец, сбудется её мечта, и она
сыграет роль, которой сможет отдать весь свой талант и, пусть небольшой, но
опыт. А в том, что это будет, Иван был уверен на все сто процентов.
Но на роль, к удивлению многих, утвердили совсем другую актрису. Однако Маша
стойко перенесла этот удар судьбы. Совсем не хандрила, и даже с некоторым
азартом на-бросилась на репетиции тех небольших ролей, в которых она была
занята в своём театре. Иван, пытавшийся поначалу её успокоить, когда увидел
её реакцию на отказ, даже уди-вился немного. Но в душе, гора упала с его плеч.
Слишком уж страшно было смотреть ему на Машу, когда она репетировала заветную
роль. Довольно часто пугала его стирающаяся временами грань между ролью и
той любимой им Машей, которую, как ему казалось, он хорошо знал.
И вот теперь, сидя у её больничной койки, и прокручивая киноплёнку своей памяти
назад, он думал лишь об одном. Правда ли то, что за все эти годы он узнал
Машу. Узнал полностью. Или в тайниках её женской души было ещё много белых
пятен для него и ос-тальных? Это был мучительный вопрос, и Иван не находил
на него ответа. Временами, он успокаивал себя, списывая всё на последствия
травмы, с чем, кстати, и врачи были полно-стью согласны. Но, вспоминая время
от времени, те Машины домашние репетиции пяти-летней давности, его опутывал
страх, ведь ни о какой травме тогда речи не было и в по-мине.
Вот и сейчас он наблюдал перед собой чужую, однажды виданную им и очень не-приятную
женщину. Женщину, которую, он знал, ему следует бояться. И он боялся.
Через две недели, проведя все необходимые обследования, и не найдя никаких
орга-нических отклонений от нормы, Машу выписали из больницы. Лечащий врач,
глядя куда-то себе под ноги, пробубнил невнятно Ивану несколько ободряющих
дежурных фраз, и, сославшись на большую занятость, буквально исчез, оставив
Ивана двоём с Машей.
С тяжёлым сердцем Иван привёз жену домой. Ему было по-настоящему жутко.
Маша в старом длинном халате грязно-красного цвета, который он давно собирался
выкинуть, но она не давала (подарок давно умершей матери), столь не свойственно
ей растрёпанная, с расширенными зрачками, постоянно твердила, чтобы ей дали,
кокаин, грозясь, в противном случаи, тут же покончить с собой. Она постоянно
причитала, что все её бросили, что у неё никого нет и она очень одинока. Ругала
последними словами какого-то продюсера, и глуповато хихикая, перечисляла своих
бывших любовников, не забывая при этом сказать о каждом какие-либо гадости.
Плакала, говоря о выкидыше и четырёх абортах, неумело крестилась по-католически
всей ладонью, и снова плакала. Внезапно начинала искать свои драгоценности,
устраивая жуткий беспорядок в квартире. Обвиняла
Ивана в воровстве, и грозилась вызвать полицию.
Временами она "вспоминала", как в молодости, каталась на мотоцикле
по Амстер-даму со своим тогдашним любовником. Потом, с ним же примчалась в
Париж, где совсем недавно были студенческие беспорядки. И лозунги типа: "Время
и место любить - здесь и сейчас!", ещё висели на некоторых заборах. Её
тогда пьянило чувство непередаваемой свободы. Убеждение, что отныне можно
всё, абсолютно всё! Хочешь медитировать в жёл-тых буддийских балахонах - пожалуйста!
Можно уехать в джунгли и жить среди обезьян, можно колоться или курить травку,
а можно без всяких дурацких табу подойти к любому парню и предложить ему вариацию
на тему "Камасутры". Её дружок фотограф-авангардист утащил её под
влияние андерграундной идеологии. Безумное поклонение "Роллинг стоунз"
незабываемые амстердамские булочки с гашишем, обо всём этом она "вспоминала"
как о чудесном бале Золушки во дворце принца.
Слушая эти её откровения, Иван был близок к срыву. Лишь чудовищная сила воли,
да вера в то, что всё вернётся рано или поздно на свои места, удерживали его,
давали но-вые силы и терпение.
Единственное, что угнетало Ивана, так это непонимание, почему именно этой
жен-щиной стала его жена.
Как точно их сходство, как поразительно она умудрилась постареть на десяток
лет, хотя после аварии в действительности у неё не прибавилось ни единой морщинки.
Одна-жды, ему почудилось, что она вот-вот заговорит по-английски. Язык этот
Маше никогда не давался, да и в школе и в театральном училище, он знал, она
изучала французский.
Почему подсознание жены выдало идентификацию именно с этим образом - вечно
одинокой, глубоко несчастной женщины, запутавшейся в своей беспутной богемной
жиз-ни?
Парадоксально, но его Маша являлась полной противоположностью той, кем сейчас
себя представляла. Выросшая без отца, она с детства мечтала о хорошей крепкой
семье, о любимом мужчине и детях, собственной квартире, которую обставит с
присущим ей хо-рошим вкусом. А, поступив в театральное училище, Маша так и
не смогла влиться в ак-тёрские тусовки.
Особенно поразило Ивана, что Маша не смогла вспомнить их сына. А он надеялся,
что именно это снимет страшную пелену с её глаз. Выходит, что он, Иван, не
так уж хо-рошо узнал свою любимую за эти годы.
А знал ли он её вообще, до аварии? Была ли она в действительности той, кем
ему представлялось, или он сам навязал себе желаемый образ. Думать об этом
было невыно-симо.
Вечерами, когда Маша засыпала, он садился возле неё, гладил её по голове и
вспо-минал как они познакомились на дне рождения у его друга, куда Маша попала
совсем случайно, вместо другой, неожиданно заболевшей девушки, и как они обсуждая
потом этот случай думали, а что было бы если…
Вот и сейчас Иван думал об этом же. А что было бы, если вместо Маши тогда
при-шла другая? Как сложилась бы судьба Маши? А его собственная? А сын Никита,
столь желанный и любимый ими обоими? Неужели его не существовало бы вообще?
Нет, так нельзя. Так можно додуматься бог знает до чего. Нужно немного потерпеть.
Уж этого ка-чества Ивану было не занимать, недаром женился на актрисе. Друзья
подкалывали, ко-нечно, но он знал, терпение и искренняя любовь ему помогут.
И они помогали избегать столь обязательных в семейной жизни размолвок и проблем.
Помогали все эти годы, вплоть до последних событий. И сейчас, откровенно говоря,
Иван рассчитывал на то же. Хоть и пугало его иногда отвращение, внезапно пробуждавшееся
в нём при виде изме-нившейся жены.
Его желание разобраться по настоящему, что происходит, было огромным. Именно
по настоящему, без примеси всей этой медицины. Слишком часто, назло всем сплетникам
и злопыхателям Иван чувствовал приливы настоящего счастья. Счастья иметь такую
се-мью, счастья, о котором он даже не мог и мечтать. И чтоб теперь, в один
миг, дать всё это разрушить? Нет, он этого ни за что не допустит. Но для этого
надо элементарно разо-браться. И он знал, с чего следует начать.
Оставив сына у матери, а жену с нанятой сиделкой, Иван отправился в небольшой
провинциальный городок в трёхстах километрах от Москвы. Именно там двадцать
семь лет назад родилась Маша. Там же затерялся где-то её беспутный отец, бросивший
семью, когда Маша ещё училась в школе. Поисками этого человека Иван и собирался
заняться безотлагательно.
Увы, он только зря потерял время. Ничего нового Иван не узнал.
Побывал на могиле тёщи, испытав угрызения совести по поводу её жуткой не ухо-женности.
Даже дал себе обязательство, когда Маша поправится приехать сюда вновь и навести
должный порядок, подумав о том, что это, безусловно, будет приятно Маше. А
Иван любил делать ей приятное, даже в незначительных делах. А привезти в порядок
мо-гилу её матери он считал делом достаточно важным. Следов пребывания отца
он не сумел разыскать, так и остался в неведении - жив тот или давно уж нет.
Не встретил он и един-ственную подругу детства, о которой рассказывала ему
Маша. Та вышла замуж за военно-го и исчезла на огромных просторах страны бесследно.
С тяжёлым сердцем и чувством невыполненного долга вернулся он в Москву. За
три дня, что он отсутствовал, здесь произошли неприятные события. В первый
же день после его отъезда, закрывшись в ванной комнате, Маша вскрыла себе
вены. К счастью сиделка проявила неожиданно хорошие профессиональные навыки,
едва заподозрив неладное. Врачи успели вовремя, но Маша вновь оказалась в
больнице. На этот раз Ивану без всяких церемоний предложили перевезти её на
лечение в психушку. Иван корректно, но твёрдо отказался, ледяным тоном, не
терпящим возражений, сказав, что разберётся сам.
Сказать то он сказал, но как это сделать не знал. Впервые этот сильный, уверенный
в себе мужчина, этот гранит нервов, боялся рассыпаться мелким речным песком.
Он был беспомощным как ребёнок. Беспомощным и растерянным перед обстоятельствами,
обру-шившимися на него столь внезапно. И это притом, что сам Иван всегда искренне
считал, что способен управлять если не самими обстоятельствами, то уж своим
поведением в лю-бых обстоятельствах точно. Да и Маша лишь способствовала,
пусть и невольно, его ду-шевной неуверенности. Той неуверенности, которой
у него не было никогда в жизни, даже в детстве. Неуверенности в завтрашнем
дне. Это пугало его.
Перестав принимать транквилизаторы, Маша стала очень плохо спать. Она то крича-ла,
то плакала, то требовала ещё виски и кокаин. И так почти каждую ночь. Иван
очень переживал, сутками просиживал возле неё, почти забросил работу, ходил
осунувшийся и небритый с синяками под глазами от бессонных ночей. На Машу,
это не производило ни-какого впечатления. Она вела себя с мужем как с давно
надоевшей прислугой, грозя ему иногда увольнением. Однажды расчувствовалась
и предложила Ивану перебраться к ней в постель на одну ночь, если он достанет
ещё дозу. От этих слов Ивана просто передёрнуло, это была как пощёчина, как
последняя капля, переполнившая чашу его терпения и не от-давая себе отчёта
в действиях, он впервые в жизни ударил Машу. Ударил несильно и она рассмеялась
ему в лицо гнусным смехом. А он упал обессиленный в кресло и заплакал. Заплакал
громко, по мужичьи, навзрыд. Как будто выпустил наружу так давно накопив-шуюся
в нём неприязнь. Как ни странно ему немного полегчало, пусть и не надолго.
Маша, посмеявшись над его слезами, сказала, что уезжает с танцевальной програм-мой
в составе группы "Ellie" в Сохо, что вместе с ней будут выступать
великие чёрные танцовщики Чак Грин и Сэндмен Симс. Она явно гордилась этим.
Ведь по её словам она училась танцам у самого Этьенна Декру в Париже, наставника
и учителя знаменитого Марселя Марсо.
- А как же театр? - осторожно спросил Иван.
- Ты даже не представляешь, до какой степени мне плевать! - презрительно ответила
Маша.
Вся она просто излучала ненависть. Такой её Иван не видел никогда. Куда подева-лась
та маленькая и хрупкая девушка, которую хотелось обнять, прижать к себе, вдыхать
аромат её восхитительных волос?
Которая из них настоящая Иван уже решительно не понимал.
Кто она, эта экзальтированная особа, живущая с ним под одной крышей, о чём
её мысли? Правда ли то, что она совсем не отдаёт себе отчёта в словах и поступках?
И самое главное - как им жить дальше?
Вечером, впервые за много лет Иван напился пьяным. Напившись, много наговорил
Маше. Но она только смеялась ему в ответ.
* * *
Когда Иван проснулся, было уже довольно поздно. Обычно он вставал гораздо
раньше, даже в выходные дни.
С некоторым удивлением, он обнаружил, что лежит на больничной койке, голова
слегка гудела, но боли не было. У него в ногах на деревянном больничном табурете
сиде-ла мать, рядом стоял смутно знакомый мужчина средних лет с красивой бородкой
как у испанцев и лёгкой сединой у висков. Мужчина был в белом халате, видимо
врач. Он о чём-то тихо разговаривал с матерью Ивана. Наконец они заметили,
что Иван проснулся, и как-то резко прервали разговор. Мужчина с шутками и
прибаутками, словно общался с маленьким мальчиком, осмотрел Ивана. Остался
чем-то доволен, обходительно прикрыл его одеялом и вышел из палаты, увлекая
за собой и мать Ивана.
Оставшись один, Иван огляделся. На соседней койке лежал пожилой мужчина и
чи-тал книгу. Иван хотел его о чём-то спросить, но не знал о чём и поэтому
передумал. Тре-тья койка была пуста, но не заправлена, видимо её владелец
ушёл куда-то, может на про-цедуры. Иван посмотрел на часы. Завтрак уже закончился,
а он как назло хочет есть. Он попробовал встать, но закружилась голова, и
он опять лёг. Заметивший эти движения со-сед дружелюбно улыбнулся и отложил
свою книгу в сторону.
- Не всё сразу, друг мой, - тихо произнёс он, - Спешить не надо. Только постепенно.
Ещё набегаешься.
От этих его слов Ивану почему-то сразу стало спокойно. Он закрыл глаза. Мысли
его бы-ли чисты и находились где-то очень далеко.
А в коридоре возле палаты врач уговаривал его мать не спешить всё рассказывать
сыну. Неизвестно как он прореагирует. Всё же травма головы довольно серьёзная.
И хотя операция по удалению гематомы прошла удачно, мозг человека штука сложная.
Немного помолчав, мать сообщила врачу, что уже дважды говорила сыну о смерти
жены Маши в автокатастрофе, но он не реагирует. Это то и пугает её более всего.
Уж она то знает, как он её любил. Да и сына Никиту, которого она вчера привела,
Иван не узнал. Врач сочувст-венно покивал головой. Действительно, чего тут
таить, такое случается. И самое плохое, что никогда нельзя точно определить
пройдёт это или останется навсегда. Навсегда? Мать заплакала. Врач обнял её
за плечи. Надо надеяться только на лучшее. Надеяться самой и настраивать сына.
Во врачебной практике бывают самые разные случаи. На всё - воля божья. Ничего
тут не поделаешь. Всегда она необъяснима, эта амнезия.
28 июля 2001 г.
г. Орёл
©